Убийство арабских ночей
Шрифт:
— Это уже лучше, — сказал я ему. — Теперь относительно истории с Иллингуордом и твоей роли в ней…
— Моей роли в ней?
— Послушай, старый дурак, неужели ты не понимаешь, что именно ты вовлек Иллингуорда во все это и позволил осуществиться этой истории? Именно из-за этого и возникли все неприятности. Если кто-то и напорол тут глупостей, то только ты. Вчера днем ты послал ему телеграмму из Саутгемптона, не так ли?
— Ну да. Ей-богу! — сказал Джефф, внезапно замахав руками и ногами, как марионетка, за ниточки которой кто-то дернул. — Конечно, я, кто же еще?
— Значит, чертовски хорошо понимаешь, что это был ты. Ладно. Именно ты послал ему телеграмму после того, как Холмс позвонил Иллингуорду в отель и предупредил, что вечером приходить не надо, а вот ты попросил его быть на месте в десять тридцать. Хорошо. Где ты был? Что с тобой стряслось? Почему ты не вернулся в город?
Джефф задумался.
— Ага. Ну как же, я вернулся в город, — не моргнув глазом ответил он. — Я купил ресторан.
Если бы вы его знали, ребята, так же хорошо, как и я, то поняли бы, что эта непоследовательность для него совершенно естественна, но если долго жить или общаться с такой личностью, то любой нормальный человек после встречи с ним кинется искать ближайший кабак. При всей их несхожести они с Иллингуордом очень напоминали друг друга. Если бы они владели этим музеем на паях, то половина экспонатов была бы сломана, а другая половина просто пропала бы. Это то, что всегда вызывало опасения у его детей: они никогда не знали, что он отколет — улыбнется или цапнет.
— Значит, ты купил ресторан, — сказал я. — Превосходно. А с чего ты решил, что тебе нужен ресторан? Ты купил его просто по какому-то наитию или решил подшутить над Иллингуордом?
Джефф в упор посмотрел на меня.
— Берт, — сказал он, — ты же знаешь, что я до мозга костей сумасшедший, иначе мы бы тут не сидели. И, покупая этот ресторан, я начал чувствовать, что сделка эта тоже носит бредовый характер, хотя сейчас я уже так не думаю… Порой меня посещают забавные идеи. Эта тоже была продиктована импульсом. Ну, ты же понимаешь. Я вернулся из Саутгемптона на поезде. В последнюю минуту я решил не ехать на автобусе. У меня болит задница. А в поезде я встретил старого друга Шатту из Загроса, что рядом с Ширазом, и его приятеля грека Агуинопопулоса…
— Хозяев ресторана?
— Да. Они открыли в Сохо заведение с азиатской кухней. Но оно еле влачит существование, ибо, как они говорят, никто не понимает их творческого подхода. Мне лично эта стряпня очень нравится; я годами питался ею. Ты когда-нибудь пробовал ширазские вина или тот портвейн, что евреи и армяне делают в Исфахане? Конечно нет, ты же буржуа. «Ладно, — сказал я, — беру это место под свое покровительство… Нет, черт побери, вы только прикиньте! — сказал я им. — Я покупаю заведение или вкладываю в него столько средств, чтобы оно могло продержаться на плаву». Я думал, что они с ума сойдут. «Это надо отметить, — обрадовался Шатту. — Сегодня вечером приходи в ресторан, и я своими руками сварганю тебе такой банкет — ой и ах!» А я был голоден, Берт…
— Ты хочешь сказать, что забыл об Иллингуорде?
— Ну да, — засопел Джефф. — Около девяти мы добрались до моста Ватерлоо и там сели в такси, и они пели народные песни, да так, что даже случайные прохожие стали прыгать от счастья. Держу пари, у них никогда не было такого праздника! — проскрипел Джефф, от удовольствия грохнув кулаком по столу. — Мы поехали в тот ресторан. Болтали о том о сем, обсуждали новые планы и все такое… Они обозвали заведение то ли «Греко-персидский ресторан», то ли еще как-то по-глупому. Ба! Я сказал: «Так бизнес не делается. Поставьте большую электрическую вывеску, броскую штуку, самую большую, какую можно купить. Она будет гласить «Шатту из Сохо» и перекрывать весь фасад; суньте в кувшины несколько змей и выставьте их напоказ…» — Замолчав, он хмыкнул и высморкался в большой носовой платок. — Ах, впрочем, не важно. Так или иначе, я оказался дома лишь к двум часам.
— Можешь утешиться, — сказал я ему, — что частично вся эта история — результат твоей ошибки.
Он встал и прошелся по комнате. Его осунувшееся лицо выражало легкое смущение. Дождь продолжал барабанить в стекла.
— И что ты собираешься делать?
— Ох, да ничего особенного. Когда вся эта история сойдет на нет, вернусь на Восток, и если Мириам… — Он сплел пальцы, хрустнул суставами и поднял взгляд: — Ты хочешь о чем-то спросить, Берт? О чем-то важном?
— Может быть. Например, что ты знаешь об этом парне Маннеринге, который, говорят, обручен с Мириам?
Он резко развернулся:
— Какого черта тебе нужно цепляться к Мириам? Я понятия не имею о Маннеринге; то есть я с ним даже не встречался. Вроде приличная личность, хотя много врет. Я спросил тебя, хочешь ли узнать что-то важное.
Прикрываясь столешницей, я вынул этот чертов список Попкинса и бегло глянул на него.
— Есть кое-что, — отозвался я. — Среди тех, кто был в музее, есть ли человек, который знает или изучал медицину?
Вопрос сбил его с толку. Джефф терпеть не мог того, чего он не понимал, и вопрос застиг его врасплох. Растерявшись, он застыл на месте, продолжая разглаживать морщины и подкручивать усы.
— Что? — пробормотал он. — Эй, что это за игры? Медик! Насколько я знаю, такого среди нас не было. Мириам понятия о медицине не имеет, если не считать каких-то уроков в закрытой школе. Джерри начал изучать электротехнику, потому что я на этом решительно настоял. Холмс по уши закопался в свои книги и ничего не знает, кроме старых фолиантов и вежливого обхождения. Он преподавал в школе, но никогда не занимался медициной. Бакстеру не пошло на пользу обилие денег, и Аббсли перестал его субсидировать — хо-хо! Дик Батлер сочиняет какие-то идиотские приключения, в которых совершенно не разбирается. Хотя подожди! — Он остановился. — Вроде у них есть приятель Гилберт Рэндалл, который где-то учится на врача, но я практически ничего о нем не знаю.
— А что ты знаешь об этой девице Кирктон?
Он раздул щеки.
— Немного. Она отпрыск старого майора Кирктона. Девочка неплохая, — с лукавым видом хмыкнул Джефф, поглаживая нос. — В ней живут черти, и она далеко не дура выпить! Она единственная, у которой хватает наглости в открытую спорить со мной, за что я ее и люблю. Сейчас она остановилась у нас. — Он задумался. — Она по уши втрескалась в Батлера, но он не склонен ухаживать за ней, так что отношения у них какие-то неопределенные.
Раздался стук в дверь, и Джефф, крякнув, развернулся на месте.
— Там миссис Рейли, сэр, — раздался голос Уорбертона, дневного служителя. — Она сказала, что ей назначено.
— Пригласи ее, — странным голосом распорядился Джефф. Он посмотрел на меня: — Сиди спокойно, Берт. Придешь мне на помощь, если понадобится. Сомневаюсь, что возникнет такая необходимость. Но предупреждаю тебя, я не собираюсь с ней разговаривать в лайковых перчатках.
Он включил люстру, свет которой заставил меня моргнуть; затем сел за стол и, сложив на нем руки, наклонился вперед. Он смахивал на старое привидение, если не брать во внимание, что его красноватая кожа была выдублена солнцем; и казалось, что его усы шевелятся в унисон с движениями маленьких черных глаз. Затем состоялось торжественное появление миссис Анны Рейли.