Убийство на пляже
Шрифт:
— Бэт, пожалуйста. — Она слышит, что такое терпение дается ему с усилием. — Мы только сейчас поняли друг друга. Почему бы нам не заключить мирное соглашение? На сегодня хотя бы. Не ссориться. Не замыкаться. Просто… найти что-нибудь другое.
— Например? — спрашивает она.
Сказать ему нечего.
Бездумная бряцающая мелодия сменяется мягкими звуками рояля — это первые аккорды песни, которая пронзает их сердца одной стрелой. В год, когда родился Дэнни, ее можно было услышать повсюду. Впервые она прозвучала как раз тогда, когда она почувствовала, как он начал брыкаться у нее в животе, —
На этот раз, когда Марк делает новую попытку обнять ее, она не упирается. Они остаются в таком положении, слегка покачиваясь под музыку, до тех пор, пока звучит песня. Когда же она заканчивается, Марк тянется за коробкой, которая до этого долгие годы собирала пыль у них на платяном шкафу.
В полумраке спальни, под звуки приглушенного радио Марк и Бэт сидят на полу в пижамах и перебирают памятные вещицы, сохранившиеся с первых дней рождения их детей.
Марк протягивает ей потускневший серебряный медальон в форме сердечка с двумя прядями мягких младенческих волос: светлая — от Хлои, темная — от Дэнни.
— Ох, ты глянь, — говорит Бэт.
Она осторожно берет в руки бирку, которую в роддоме привязали на руку Дэнни: «Младенец мужского пола, мать — Элизабет Латимер, 8 фунтов 2 унции». Здесь же фотография, на которой ему два часа отроду. Рядом лежит его первая одежда: комбинезончик в белую и голубую полоску, из которого он вырос, казалось, за одну ночь. Вязаные детские пинетки. Крошечные детские резиновые сапожки, которые он зимой надевал на пляж. Его первые футбольные бутсы. Как же она ненавидела ножом отдирать грязь с этих шипов! Теперь же, когда она точно знает, что больше никогда в жизни делать этого не будет, этого остро не хватает.
Она достает пустой цилиндр, на который когда-то был намотан рулон туалетной бумаги, удивляясь, почему они хранят его. Марк берет эту картонную трубку и ставит ее на один конец.
— Он когда-то был без ума от ракет, помнишь?
Теперь Бэт видит, что это — модель космического корабля, которую Дэнни сделал в дошкольном возрасте. Она бережно берет ее в ладони и удивляется, почему они не выставили это напоказ.
Они продвигаются дальше. Коробка из-под обуви забита фотографиями с их первого отпуска за границей: Испания, 2005. Дэнни был в восторге от каждой секунды путешествия на самолете, даже от турбулентности.
— Боже, Марк! — смеется Бэт, заметив фотографию, на которой они вчетвером с мрачным видом сидят за столиком в уличном испанском ресторанчике. — Помнишь тот вечер?
Он тоже начинает смеяться. Ну конечно, как можно забыть такое? Они заказали паэлью, чтобы приобщиться к местному колориту, но потом оказалось, что креветки там не только в панцирях, но также с глазами и усиками: при виде этого со всеми четверыми едва истерика не случилась. Они оставили все это нетронутым и пошли в соседний ресторан есть пиццу.
Они извлекают на свет дипломы с соревнований по плаванию, рисунки полицейских, поздравительные открытки ко дню рождения, школьные табели. Она испытывает горькую радость при виде выцветшей открытки, из которой торчит засохшая фиалка: когда-то семилетний Дэнни оборвал половину цветов в саду их пожилых соседей, чтобы подарить букет маме. Тогда она заставила его пойти и извиниться, но цветы засушила и сохранила. Она гладит лепесток, но от ее прикосновения
— Я часто лежу ночью без сна и думаю: что мы будем делать с его комнатой? Нам же нужно освободить ее, все-таки ребенок на подходе и вообще… — Теперь он говорит уже сквозь слезы. — А я не хочу этого. Каждый раз, когда я думаю, что боль затихает, там всегда есть что-то, что напоминает о нем.
Бэт впервые узнает о том, что по ночам происходит на соседней подушке. Она была слишком поглощена чувством собственной вины, чтобы замечать подробности и глубину этого чувства у Марка. Она смотрит в его блестящие от слез глаза и мгновенно оттаивает, поскольку видит в них отражение своего горя. Она впервые осознает, что они скорбели о Дэнни каждый по-своему, две волнистые кривые на графике, которые то сближались, то расходились, но крайне редко соприкасались. Они были сильными, озлобленными, печальными, притихшими, но все это — по очереди, как будто двойную дозу одних и тех же эмоций одна семья вынести не может. Но сейчас, на полу своей спальни, среди памятных вех маленькой жизни сына, их обособленные графики скорби соединяются и вспыхивают искрой, как при соприкосновении двух проводов с током. В первый раз с момента трагического происшествия Бэт проникается истинной близостью к мужу, и покой от осознания того, что он полностью понимает ее, греет кожу, как солнечные лучи.
— Я тону во всем этом, — говорит он, давая волю слезам.
— Ты в этом не виноват, — отвечает она.
Держа одной рукой руку Марка, она переводит взгляд на засушенную фиалку и пристально смотрит на нее, пока перед глазами не возникает маленький мальчик, который перепачканными в земле руками вываливает ей на колени букет ворованных цветов. На губах ее появляется грустная улыбка. Бэт по-прежнему находится бесконечно далеко от того, чтобы воздать благодарность за жизнь Дэнни. Его смерть слишком велика и пока еще слишком близка. Но на несколько минут она получила передышку от настоящего в прошлом.
Джек Маршалл резко просыпается от звона разбитого стекла. В темноте он нащупывает домашние тапочки, надевает халат и, спустившись вниз, обнаруживает, что витрина разбита кирпичом. Осколки стекла повсюду. Он распахивает дверь на улицу. Вандалы скрылись, но перед этим успели написать на борту его лодки ПЕДО. Они добрались и до его машины: в самом центре ветрового стекла зияет дыра, от которой во все стороны расходятся трещины.
Когда он заканчивает собирать самые крупные осколки с мебели и ковров, на часах уже два часа ночи. С минуты на минуту здесь появится грузовик, который развозит воскресные газеты. Возвращаться в постель бессмысленно. Он садится в кресло и ждет, пока на пороге с хорошо знакомым стуком приземлится толстая пачка газет.
«ПЕРВЫЕ ФОТОГРАФИИ: МАЛОЛЕТНЯЯ НЕВЕСТА ДЖЕКА ИЗ БРОДЧЁРЧА» кричит заголовок в «Мирроу», тогда как «Мейл» подхватывает: «СЕМЕЙНЫЕ ФОТОГРАФИИ, СКРЫВАЮЩИЕ МРАЧНУЮ ТАЙНУ».
На сопровождающей это фотографии волосы у Джека еще не седые, Ровена высокая и светловолосая, а лицо ее по-прежнему безупречно. Сидящий между ними Саймон надувает щеки, готовясь задуть свечки на стоящем перед ним пироге ко дню рождения. Свечек всего шесть, по одной на каждый год его короткой жизни.
Раздается странный сухой стон, как будто заскрипела дверь, которую не открывали десятки лет, — старик начинает плакать.