Убийство на водах

Любенко Иван Иванович

Июня 29.

Аппетит снова наладился. Ходил на прогулку. Пошел дождь. Спасаясь от него, больной забрался на дерево и долго не слазил, пока его не уговорили.

К вечеру поднялась температура. Ночью бредил и кричал: «Убейте меня! Я не хочу жить без нее!»

Ардашев оторвал голову от журнала. Нижегородцев со скучным видом рассматривал потолок, а Стильванский сосредоточенно правил карандашом какой-то текст. Поймав на себе пристальный взгляд Клима Пантелеевча, он пояснил:

– Да

вот, если удается вырвать несколько свободных минут – сразу принимаюсь за книгу. Ее надобно закончить в ближайшие дни.

– Интересно, о чем она?

– О Лермонтове. Через две недели исполняется 70 лет со дня гибели этого великого писателя и поэта. Я посвятил ему книгу. Точнее, исследовал обстоятельства его дуэли. Господин Трощинский обещал издать мою брошюру и разослать по местным гимназиям. Не знаю, удастся ли ему сдержать слово.

– Говорят, что реальные обстоятельства гибели поручика Тенгинского полка далеки от тех, что известны нам еще с гимназической скамьи.

– Вы совершенно правы! – привставая, закипел доктор. – На самом деле майор Мартынов был доведен им до белого каления! И как офицер он был обязан положить конец прилюдным глумлениям над собой. А уж в искусстве колкостей и насмешек мало кто мог соперничать с великим поэтом. Я вот, кстати, нашел воспоминания свидетеля того самого скандала в доме генеральши Верзилиной. По мнению очевидцев, Михаил Юрьевич в тот вечер перешел всякие мыслимые границы злословия. Но и этого ему показалось мало, и он изобразил мелом на ломберном столе Мартынова в виде обезьянки с кинжалом. А потом стал показывать эти художества юной Наденьке Верзилиной, влюбленной в отставного майора, чем и довел бедную барышню до слез. А стоило Мартынову приблизиться к нему, как Михаил Юрьевич принялся тотчас же усиленно стирать сие изображение… да не успел. Я думаю, случись такое в наше время, мало кто из офицеров простил бы подобное оскорбление. И тут нет разницы, от кого бы такая обида исходила: от простого обывателя или, допустим, от Максима Горького. А разве нет?

– Вы, несомненно, правы.

– А вы, я вижу, закончили? – указывая на журнал, поинтересовался врач.

– Да, ознакомился. Скажите, доктор, а у вас нет, случаем, колоды карт?

– Карт?

– Ну да.

– Минутку. – Он выдвинул ящик стола, и, пошарив внутри рукой, вытащил уже распечатанную колоду. – Вот, извольте…

– Глазетные? – удивленно вскинул брови адвокат.

– Да. А что?

– Да нет, ничего. Знаете, – адвокат слегка замялся, – я буду вам чрезвычайно признателен, Куприян Савельевич, если вы снова распорядитесь привезти Фартушина… и потом оставите нас вдвоем.

– Наедине с безумцем? – словно укушенный змеей, подскочил Нижегородцев.

– Именно.

– Но это очень опасно! И я, как врач, не могу согласиться… – начал причитать Стильванский. – И потом, он еще не оправился от недавнего потрясения!

– В таком случае, я буду вынужден отказаться от расследования, – спокойно парировал адвокат.

– Хорошо. Мы будем за дверью. А сколько времени вы собираетесь пробыть с ним? – нервно ломая пальцы, осведомился заведующий.

– Не знаю, – пожал плечами Клим Пантелеевич. – Однако вам не стоит меня ждать. Оставьте ключ, а я потом сам вызову надзирателей и замкну кабинет. А вас, Николай Петрович, я попрошу отправиться в гостиницу, и, не сочтите за труд, передайте моей супруге, что я задержусь.

– Но тогда еще один вопрос, если позволите, – не унимался целитель душевных недугов. – А что вы собираетесь делать с ним столь продолжительное время?

Ардашев усмехнулся.

– Штос заложим-с.

…Утреннее солнце уже начинало золотить верхушки тополей, а Клим Пантелеевич все продолжал метать. В ту ночь ему везло…

19. Игра

…И банк металВ разгаре пьяного азарта;И сторублевики бросал;И сыпалась за картой карта…Андрей Белый

В просторной игровой, убранной на входе бордовыми драпри, кипели страсти. Пахло шампанским, дорогим табаком, французскими духами и шоколадом. Дамы в умопомрачительных нарядах сверкали драгоценностями и радовали мужской глаз соблазнительными линиями оригинальных декольте. Господа во фраках, пиджачных парах и сюртуках представляли собой совершенно разномастную, как по возрасту, так и по общественному статусу, публику. Графы, бароны и даже один сиятельный князь держались с почтительно-высокомерным достоинством. Их движения за столом были размеренны и неспешны. Проигрывали они легко и беззаботно, забывая о недавней неудаче уже в зале мюзик-холла. Под стать им вели себя иностранцы (их было немного: американская пара Браун да эмир Бухарский) и русские фабриканты. Чиновники и мещане, хоть и старались внешне изображать из себя состоятельных гостей заведения, но чаевых лакеям почти не давали и по ходу игры все чаще ощупывали исхудавшие за вечер портмоне.

Третья же, самая низшая часть игроков – арапы. Так называли опустившихся до мелкого мошенничества и слащавого угодничества игроков, которые уже не могли жить без карт. Большая часть из них становилась шулерами и попадала под крыло Дяди Проши, другие же чаще всего спивались и опускались еще ниже. Их, грязных и оборванных, можно было встретить на местном базаре, где они предлагали каждому встречному перекинуться с ними в «терц», «палки» или «три листика». Таким субъектам в «Мавританию» путь был заказан.

Клим Пантелеевич в неизменной компании снова играл в chemin de fer. Ставки он делал небольшие. За соседним столом адвокат заметил мадам Браун. На этот раз она была одна, а ее супруг, по-видимому, искал благосклонности фортуны у рулетки. Зато сосед оказывал привлекательной иностранке весьма заметные знаки внимания. Чем дольше они беседовали, тем чаще Эмили поглядывала в соседнюю залу, откуда в любой момент мог появиться ее муж.

– А эта американочка не теряется. Смотри, Клим, она явно принимает ухаживания этого щеголя, – оторвав глаза от карт, поделилась наблюдениями Вероника Альбертовна.

– Ну и бог с ней. Ты лучше скажи, как тебе Бухарский эмир?

– Он напоминает разжиревшего от восточных сладостей кота. По его заплывшим от жира глазам кажется, что этот человек получил от жизни все, чего только мог желать. И потому он ленив и безразличен ко всему. Этакий рахат-лукум в сметане. А вот его спутница – другое дело. Она жадна и суетлива. В отведенное ей судьбой время эта пышногрудая красавица пытается достичь максимальной выгоды. Ну, посмотри, как она торопливо пересчитывает выигрыш! Разве я не права?