Убийство по-римски
Шрифт:
Племянник взглянул на нее и беспокойно кивнул.
— Я просто не люблю такие вещи, — пожаловался он.
— Я знаю, милый. Слишком ошеломляет. Можно сказать, три мертвеца за три дня. Все же удивительное облегчение, когда тебя больше ни в чем не подозревают. — Склонив голову, она посмотрела на Бергарми и улыбнулась ему. — Он правда не говорит по-английски? Он нас не дурачит?
— О чем она? — пробормотал Бергарми Аллейну. — Она не хочет подписывать? Почему она мне улыбается?
— Она подпишет. Вероятно, вы ей понравились, синьор вице-квестор.
— Mamma mia!
Аллейн сказал, что, если все удовлетворены бумагой, они могут ее подписать, и леди Брейсли немедленно поставила свою подпись, не делая вида, что прочла заявление. Ван дер Вегели были чрезвычайно придирчивы и с озабоченностью изучили и обсудили между собой каждую фразу. Барнаби Грант и Софи Джейсон прочли машинопись с профессиональной сосредоточенностью. Затем все подписали заявление. Бергарми через Аллейна передал им, что они свободны. Им сообщат, если их присутствие на предварительном слушании окажется необходимым. Он поклонился, поблагодарил их и удалился с бумагами.
Все шесть путешественников поднялись, собрались с мыслями, почувствовали явное облегчение и направились каждый по своим делам.
Софи и Барнаби Грант ушли вместе, за ними последовали Ван дер Вегели.
Леди Брейсли не сводила глаз с Аллейна и не спешила из кабинета.
Кеннет нетерпеливо топтался у двери и поглядывал на Аллейна своим обычным взглядом исподлобья.
— Кажется, это конец, — буркнул он.
— Помните, когда мы все были внизу, вы сфотографировали Митру? — сказал Аллейн.
— Да.
— Вы проявили пленку?
— Нет.
— Она черно-белая или цветная?
— Черно-белая, — пробормотал Кеннет. — Так лучше для архитектуры и статуй.
— Мои пленки проявляет здесь полицейский эксперт. Это займет часа два. Не позволите мне проявить вашу одновременно с моими?
— Я ее еще не доснял. Так что благодарю.
— Нет, милый, пожалуйста, дай пленку мистеру Аллейну, — сказала леди Брейсли. — У тебя там осталось не так много кадров. Ты все время щелкал во время этого чрезвычайного пикника на каком-то там холме. И согласись, в этом есть некий жуткий интерес. Хотя меня и нет на снимке, о котором говорит мистер Аллейн, — в недрах земных. Так что дай ему, пожалуйста.
— Она до сих пор в аппарате.
— Аппарат в машине. Сбегай и принеси.
— Тетя, милая, куда спешить? Это не горит.
— Нет, горит, — сказала она сердито. — Ступай, милый!
Кеннет, сгорбившись, вышел.
— Не возвращайтесь, — крикнул ему вслед Аллейн. — Я возьму у вас внизу. Я спущусь через минуту.
— Как это любезно с вашей стороны, — проговорила леди Брейсли и поцеловала себе руку. — Мы подождем.
Когда все удалились, Аллейн вышел к лифту и нашел перед ним Ван дер Вегелей, деловито собиравших свое внушительное фотооборудование, без которого они, кажется, не делали шагу. Он напомнил баронессе, что она фотографировала в римском доме, и предложил дать пленки для проявления полиции.
— Я думаю, полиция и теперь будет счастлива увидеть ваш снимок саркофага. Я им сказал, баронесса, что попрошу его у вас.
— Я вам его дам. Мне он не нужен. Мне думать о нем страшно. Геррит, родной мой, дай ему, пожалуйста. Нам не нужны сувениры того ужасного дня. Ах, нет! Нет!
— Ну-ну-ну, — нежно упрекнул ее барон. — Стоит ли из-за этого поднимать такую шумиху? Он здесь. Минуточку, я его достану.
Однако развязать и перерыть их здоровенные сумки оказалось делом непростым и безрезультатным.
Внезапно баронесса издала восклицание и хлопнула себя по лбу.
— Но я совсем сошла с ума! — воскликнула она. — Так я забуду собственную голову.
— Что случилось?
— Это молодой Дорн. Вчера мы договорились, что он отнесет проявлять и мою, и свою пленку.
— Так, — сказал барон. — Какая чепуха. — И с полным добродушием он начал вновь укладывать содержимое рюкзаков.
— Он ничего с ней пока не сделал, — сказал Аллейн. — С вашего позволения, я заберу вашу пленку с его пленкой.
— Хорошо, хорошо, — согласился барон.
— Вы уверены, что она вам не нужна? — спросил его Аллейн.
Он покачал головой, поджал губы и нахмурился, как добрая нянюшка.
— Нет-нет-нет, — пробормотал он. — Вы видите, что получается. Моя жена предпочитает… Нет. Хотя, — прибавил он с явным сожалением, — там есть некоторые кадры — наша группа, к примеру. Но ничего.
— Я покажу вам, что вышло, — пообещал Аллейн.
Они вместе спустились в лифте. Он подумал, встретится ли он где-нибудь с Ван дер Вегелями, когда дело Себастиана Мейлера улетучится из памяти большинства людей. Баронесса оживилась. Они собирались на извозчике к фонтанам Виллы д'Эсте. Он дошел с ними до главного входа. Она шагала так живо и энергично, что ему пришло в голову сравнение с походкой какой-нибудь огромной древней птицы, может быть моа [54] .
54
Моа — вымершая новозеландская птица.
— У моей жены мудрая простота классических времен, — сказал барон, любовно оглядывая ее. — Она исключительная женщина. — И, понизив голос, добавил, скорее себе, чем Аллейну: — И на мой взгляд, очень красивая.
— Вы счастливый человек.
— Это также мое мнение.
— Барон, вы не хотите выпить со мной? Часов в шесть? Я смогу показать вам ваши снимки. Так как они могут огорчить баронессу, я не приглашаю ее.
— Благодарю вас, — ответил он. — Я буду счастлив. Вы очень заботливы. — И, передвинув сумку на своих широких плечах, позвал: — Матильда, не так быстро! Подожди! Я иду.
И он такой же бодрой поступью зашагал вслед за женой. Они вместе удалялись по улице пружинящей походкой, оживленно разговаривая, их головы и плечи возвышались над массой прохожих.
Кеннет Дорн сидел за рулем белой спортивной машины, его тетя рядом с ним. Аллейну пришло в голову, что их подготовил для кинопробы какой-нибудь чересчур старательный режиссер, подбирающий типажи для новой «Сладкой жизни». На голове у Кеннета была модная шапочка, нечто малиновое с маленьким козырьком. Он был очень бледен, и лоб его блестел.