Убийство Президента Кеннеди

Манчестер Уильям

— Мне было бы безразлично, — заявил он, — даже если бы сказали, что в убийстве обвиняют Коннэли. Сарджент поднял трубку, положил ее и сообщил:

— Кто-то только что застрелил Освальда.

Никто в кабинете не вымолвил ни слова. Как позднее сказал Гудвин: «Мы продолжали работать».

Это была одна реакция на убийство. То, что Шривер счел необходимым сделать такое сообщение, было другой реакцией. В середине дня в воскресенье те же люди, которые два дня назад передавали по телефону или громко сообщали друг другу новости об убийстве президента, вновь поддались инстинкту более древнему, чем изобретение языка, разглагольствуя как самозванные глашатаи перед родственниками,

друзьями и прохожими.

Никогда еще за все семь столетий существования суда присяжных преступление не совершалось в присутствии столь многих зрителей, и помощник вице-президента Джордж Риди был потрясен так же, как и два дня назад. Разговаривая по телефону в канцелярии президента, он держал трубку возле уха и следил краешком глаза за экраном телевизора. Риди увидел, как был сделан выстрел, но это не дошло до его сознания. Он велел секретарю выключить телевизор и спросил возмущенно:

— О чем они думают, прерывая показ похорон президента старым гангстерским фильмом?

Затем до Риди дошло, что стрелявший не был киноактером, и он повесил трубку в таком замешательстве, что до сегодняшнего дня так и не может вспомнить, с кем тогда говорил по телефону.

Близкий друг покойного президента Байрон Уайт, готовясь выйти из дому, чтобы пойти в Ротонду, реагировал таким же образом:

— Мне показалось, что это новый кинофильм. Дэйв Хэкетт, возглавлявший при Кеннеди комиссию по борьбе с детской и юношеской преступностью, наблюдал убийство Освальда по телевидению в доме министра юстиции, и его душевное состояние ни на йоту не изменилось.

— Мне было все равно, — сказал он. — Это было слишком гротескно, чтобы я мог это воспринять.

Председатель Верховного суда Уоррен, просматривавший за письменным столом свод законов и что-то писавший, ничего не видел, но его дочь Дороти вбежала в его кабинет с криком:

— Они только что застрелили Освальда!

Уоррен отложил в сторону карандаш и сказал раздраженным тоном:

— Душенька, не обращай внимания на эти дикие слухи.

Когда член Верховного суда Дуглас пришел домой, его встретила у входа молодая жена, которая, казалось, была взбудоражена этой новостью больше, чем он сам.

Дуглас глубоко вздохнул и сказал задумчиво:

— Это просто немыслимо.

Видевшей все это несколькими минутами ранее Джоани Дуглас это казалось не только мыслимым, но и доставило удовлетворение. Как только убийца рухнул, она вскочила и торжествующе закричала:

— Здорово! Дай ему еще!

Но это было нетипично. Неизбежно, что меньшую часть населения обуревала начиная с пятницы жажда кровопролития. До того как было официально объявлено о смерти Освальда, испытанные телефонистки Парклендского госпиталя отбивались от звонков неизвестных лиц, советовавших «убить его, пока он еще находится у вас», или обвинявших персонал госпиталя в том, что они «любят негров и убийц». У многих жажда мщения была временной. Несколько дней спустя Джоанн Дуглас краснела за свое, как она говорила, «варварство». Опрос населения в Чикаго показал, что 89 процентов американцев надеялись и верили, что «человека, который убил» Кеннеди, не «пристрелят и не линчуют».

Американцы, не одобрявшие убийства Освальда, были расстроены. В воскресенье вечером, когда Роберт Кеннеди смог собраться с мыслями о событиях дня, он заметил своему заместителю Катценбаху:

— Очень плохо, что застрелили этого парня в Далласе.

Находясь в Ротонде, Джон Кеннет Гэлбрайт размышлял о том, что «в некоторых отношениях» это «самое непростительное из всего, что случилось». Ллуэлин Томпсон считал убийство Освальда дипломатической катастрофой. Его поразило, что момент для убийства был выбран

самый неподходящий: «Именно тогда, когда похороны президента начали восстанавливать нашу репутацию за границей». Двое членов Объединенной группы начальников штабов придерживались того же мнения. Ее председатель Максуэлл Тэйлор размышлял о том, насколько «вредит нашей репутации во всем мире беззаконие». Корреспондентка вашингтонской «Стар» Мэри Макгрори, находясь в момент убийства Освальда у себя дома на Маккомб-стрит, подумала: «Республике пришел конец. Мы никогда уже не будем прежними. Все кончено!» Помощник министра труда Пэт Мойнихэн, не доверявший с самого начала полиции Далласа, находился в своем кабинете на Пенсильвания-авеню. Раздался телефонный звонок — его жена сообщала ему об убийстве Освальда. Пэту вдруг показалось, что он видит газетные статьи, начинающиеся со строк: «Предполагаемый убийца убит при попытке к бегству». Пэт ударил со всей силы ногой в стену и, вызывая подряд по телефону всех, кого знал, бессвязно орал в трубку.

У генерала Тэйлора возникла другая мысль, и позднее он говорил:

— Я был убежден, что возникнет подозрение, будто Руби убил Освальда, чтобы что-то скрыть.

Это было потрясающей недооценкой положения вещей. Все те, кто обратил на это дело вообще какое-то внимание, считали в первые часы после убийства Освальда, что это именно так. Объяснения Карри казались жалкими и несостоятельными. Даже после того как стали известны все факты, сомнения все еще оставались. Большинство американцев были убеждены, что оба убийства — «результат организованного заговора». В воскресенье же в этом вряд ли кто сомневался. Наличие заговора казалось единственным разумным объяснением.

Действительно, чем больше люди узнавали о заговорщиках, тем более крепло это их убеждение. Один агент секретной службы, видевший на экране телевизора в холле западного крыла Белого дома, как Руби исчез из поля зрения, пробормотал про себя: «Это был связной». Независимо друг от друга, секретная служба, ЦРУ и ФБР исходили из того, что Руби и Освальд была ранее связаны друг с другом. В Ротонде министр финансов Дуглас Диллон высказал предположение насчет того, кто стоит за спиной совершивших двойное убийство, а Тед Соренсен воскликнул:

— Этого только не хватало! Боже, когда все это кончится!

В Далласе федеральный прокурор Бэрфут Сандерс вез в машине свою жену и судью Сару Хьюз в аэропорт Лав Филд, откуда они должны были лететь в Вашингтон на похороны Кеннеди. Сразу после того как Сандерс распрощался с ними, он услышал по радио в машине первое объявление об убийстве Освальда. Он тут же ринулся обратно к себе в кабинет и официально привлек к этому делу ФБР на том юридическом основании (непонятном для непрофессионала, но безупречном в правовом отношении), что были нарушены гражданские права Освальда. Тем временем секретная служба уже занялась собственным расследованием. Соррелз связался но телефону с начальником группы агентов секретной службы Белого дома Джерри Беном по поводу того, как скорее раскрыть связь между Руби и Освальдом. Бен сказал:

— Это заговор.

— Конечно, — согласился Соррелз.

По иронии судьбы ни жена Освальда, ни его мать не видели его последнего появления на сцене, ибо агенты секретной службы перевозили обеих женщин из одного отеля в другой. В это утро они находились сначала в гостинице «Икзекьютив инн», а затем в отеле «Шесть флагов» — на пути между Далласом и Форт-Уортом. Как вспоминала позднее Маргарита Освальд, Марина сказала ей: «Мама, я хочу взглянуть на Ли». Маргарита объяснила, что «Марина надеялась, что Ли покажут по телевидению, как оно и было», но что сама она против этого.