Убийство Президента Кеннеди
Шрифт:
Даллас не обладает монополией на ненависть. Критика президента — старый американский обычай. В конце концов президент — это самый крупный в стране объект для критики, и всякое создание культа президента сопровождается образованием его антикульта.
— Запомни, — предостерегал Вудро Вильсон свою дочь во время своего первого срока пребывания на посту президента, когда все у него шло гладко, — вся эта свора только и ждет, чтобы разорвать тебя на части.
Эндрю Джексона изображали нарушителем супружеской верности, Линкольна — обезьяной, Гарри Трумэна — неудачным торговцем галантереей. Томас Джефферсон был «сумасшедшим Томом». Досталось даже Вашингтону.
«Меня обвиняют в том, что я являюсь врагом Америки и нахожусь под влиянием иностранной державы, — писал Вашингтон „сумасшедшему Тому“, —
Некоторые из правоверных в однозвездном штате Техас ожидали, что на пост президента вступит некто вроде долговязого киноактера Джона Уэйна с двумя торчащими по бокам кольтами. Этой весной к беженцам с Кубы, живущим в Майами, было обращено следующее широковещательное заявление:
«Лишь в одном случае сможете вы, кубинские патриоты, жить когда-нибудь вновь свободными людьми у себя на родине, руководить кубинским народом и заботиться о его благоденствии так, как это и надлежит делать наиболее способным».
Эта благодать должна была снизойти на них.
«Если бы волею своей господь водворил в Белый дом в течение ближайших нескольких недель техасца, известного как друга всех латиноамериканцев, хотя и вынужденного в нынешних условиях склониться перед захватившими с 1905 года власть в Соединенных Штатах сионистами, подставными лицами и пешками которых являются Джек Кеннеди, Нельсон Рокфеллер и другие члены Совета по международным делам и связанных с ним организаций. Хотя Джонсон и вынужден теперь склоняться перед этими хитрыми и ловкими евреями — покровителями коммунистов, но если бы господь внезапно поднял его на самый вepx, он снова стал бы тем, кем были его любимые отец и дедушка, и вернулся бы к тому, чем они дорожили и чему были преданы — к их принципам и вере».
Текст этот, украшенный изображениями клейма для коров и контурами Аламо [18] , был датирован 18 апреля 1963 года и подписан «техасцем, который негодует по поводу влияния Востока, контролирующего, унижающего, оскверняющего и порабощающего свой собственный народ».
Сильный президент должен быть готов к оскорблениям. Кеннеди создал сильное правительство, в результате чего зашевелились крайние элементы, которые вели себя сравнительно спокойно при его менее напористом предшественнике. В ряде небольших городов они задавали тон в местном обществе, но почти всегда оставались совершенно очевидным меньшинством.
18
Аламо — город штага Техас.
Что ставило Даллас в особое положение, так это его величина и отсутствие какого-либо действенного сопротивления. Там не было никаких разногласий, поскольку отсутствовала борьба мнений. Даллас был единственным крупным американским городом, где подстрекательство к насилию стало респектабельным. Уэлч был вознесен местными властями, а Эдлай Стивенсон подвергался во время своей поездки бойкоту. Сторонники президента — и даже президентской власти, как таковой, ибо дело дошло уже До этого, — были немногочисленны, лишены боевого духа и безмолвны. Знаменателен тот факт, что, когда президент Кеннеди прибыл в Даллас 10 октября 1961 года к смертному одру спикера палаты представителей Сэма Рейберна, его приветствовало только одно официальное лицо — начальник полиции.
Явное единодушие Далласа ставило в тупик посторонних и даже самих техасцев. Конгрессмен Гонзалес, в Бексаргком графстве которого настроения в пользу демократам были столь же сильными, как в Далласе в пользу республиканцев, прибыл как-то в Даллас для получения награды Национальной ассоциации содействия прогрессу местного населения. Уехал он отсюда озадаченный. Церемонии вручения происходила в маленькой баптистской церкви и походила на подпольное собрание. Устроители, казалось, были сильно запуганы. Они нервно оборачивались, что-то наспех пробормотали, сунули ему в руки медаль и быстро разошлись в разные стороны. По возвращении в Вашингтон
— Даллас похож на Конго — он не готов к самоуправлению.
Оливки Гонзалес неправильно ставил вопрос: Далласу как paз не хватало самоуправления. Из-за его отсутствия городом управлял комитет влиятельных торговцев. Как говорилось в докладе министерства юстиции О’Доннелу: «Руководство Далласом осуществляется ныне Советом граждан города, в который входят руководители крупнейших компаний».
С 1937 года основные решения принимались тридцатью членами этой группы и их политическим орудием — Ассоциацией доверенных лиц. При назначении местных должностных лиц они действовали во многих отношениях подобно средневековой ганзейской олигархии, назначавшей бургомистров. Большинство сеньоров не были сами ультраправыми — они просто не доверяли демократическому беспорядку, будучи уверены, что их благожелательный деспотизм представляет собой более эффективную замену его. Из-за проявлявшегося ими удивительного равнодушия к эксцессам ультраправых они, однако, несли большую ответственность за политическую атмосферу в городе. У истоков идеологии правых не было ничего чуждого, привнесенного извне, и в этом была ее огромная притягательная сила. Корпи непримиримой враждебности Далласа к политике «новых рубежей» Кеннеди заключались в глубокой тоске но ценностям (настоящим и воображаемым) «старых рубежей». Мало того, что Кеннеди обладал личным состоянием и говорил с чопорным акцентом Новой Англии. Наиболее оскорбительным был его вызов клановым инстинктам истых даллаовцев. Президент был к тому же мыслящим человеком. Ото представляется безобидным и даже достойным уважения качеством. Но во времена «старых рубежей» человек, остановившийся для размышлений, не остался бы в живых. Он должен был полагаться на свой боевой дух и инстинкты и решать свои проблемы с помощью кулака, и но с помощью разума.
Кеннеди отказывался дать миру пинок. Вместо этого он выступал за многообразие, терпимость, нетрадиционный подход к вопросам. Для человека, верного прошлому, это было профанацией. Общество, состоявшее из колонистов, отвоевывавших земли у индейцев, требовало полного подчинения единым для всех правилам. Все должны были держаться вместе, подходить под одну мерку и создавать круговую оборону при помощи повозок, когда возникала опасность. Это диктовалось необходимостью, иначе индейцы стерли бы всех с лица земли.
Отсюда следовало, что незнакомец из восточных штатов представлял собой угрозу. В некоторых случаях «религия» научила сыновей вчерашнего дня, как поступать с такого рода угрозами.
Вечером 20 ноября 1963 года, когда президент Кеннеди принимал членов Верховного суда в своей резиденции, преподобный Дж. Сидлоу Бакстер, человек с белоснежными волосами, назвавшийся «странствующим проповедником», заявил пяти тысячам делегатов съезда баптистов Техаса, что американские избиратели сделали «одну из величайших ошибок в истории, допустив в Белый дом президента-католика». Религиозные убеждения, продолжал Бакстер, должны возобладать над политической лояльностью. Он настаивал на том, чтобы в 1964 году баптисты «голосовали не за демократов или республиканцев, а за протестантов». В знак одобрения его паства поднялась, восклицая: «Аминь!».
Конечно, они не собирались убивать президента. Они даже всерьез не говорили об этом. На тему об убийстве в Далласе шутили ради развлечения. Однако микробы благочестия были весьма реальными. В нападках фундаменталистов [19] на Кеннеди чувствовались сильные отголоски пророков Исайи и Иеремии. Громы морального возмущения ясно слышались в передовых далласской «Морнинг ньюс», крестовый поход которой против правительства служит ключом к пониманию абсолютизма «Большого Д.».
19
Фундаменталисты — сторонники одного из современных американской протестантской религии, отстаивающие нерушимость «Священного писания» и веру в библейские чудеса.