Убийство Президента Кеннеди
Шрифт:
В первые часы после ареста сына Маргарита Освальд еще не знала, как держать себя. Самым неожиданным образом она стала знаменитостью, но у нее не было своего пресс-агента, а переговоры с представителями средств массовой информации могли любого повергнуть в отчаяние. У нее не хватило времени в деталях продумать свое поведение и в другом отношении. Когда Ли позвонил из тюрьмы и сказал, что хочет поговорить с Мариной, мать грубо оборвала разговор. Рут Пейн была неприятно поражена этим эпизодом. Тогда Маргарита следующим образом объяснила стоявшую перед ней дилемму:
— Он в тюрьме и не знает, что мы переживаем и что нам еще угрожает. Поэтому с его желаниями можно не считаться.
Маргарита Освальд вообще самая невероятная личность из тех, с какими ее сын сталкивался в своей жизни, если, конечно, не считать его самого. Она поистине единственный в своем роде тип. Правда, все семейство
В кинотеатре шел фильм «Война — это ад» — плохая картина из серии низкопробных голливудских боевиков. Невероятная же история самого Освальда была реальностью. Это знает вся Америка. Страна видела все происходившее в кинозале. Благодаря телевидению сотни миллионов людей как бы сгрудились колоссальной толпой под навесом у входа в театр, когда Освальда выводили из кино, и затем следили за тем, как его увезли к капитану Фритцу в комнату № 317. Тем временем телекомментаторы насыщали зрителей обрывками информации о прошлом Освальда. Он стал широко известен уже в первые часы после ареста. В итоге страна знала о нем столько же, сколько допрашивавшие его полицейские следователи. Некоторые знали даже больше. Капитан третьего ранга Халлет узнал Освальда еще до того, как радио и телекомпании сообщили о ого жизни в Советском Союзе. Услышав эту передачу, Джордж Болл отвернулся от экрана телевизора в кабинете на восьмом этаже здания госдепартамента. Исполняющий обязанности государственного секретаря был обеспокоен. Он велел проверить имевшееся в госдепартаменте досье, чтобы установить, нет ли там каких-нибудь материалов. Их оказалось немало.
Авантюра с поездкой Освальда в Советский Союз была воспринята как манна небесная. Поскольку Америка не могла отречься от него, оставалось свалить ответственность за его поступки на красных. В действительности же он уезжал из Техаса ненадолго. Он пробыл в СССР тридцать два месяца. Большую часть этого времени он потратил на то, чтобы добиться возвращения в США. После первого года пребывания в СССР он сделал в своем дневнике следующую запись:
«Я начинаю пересматривать свое намерение остаться здесь. Работа скучная. Деньги, которые получаешь, некуда девать. Здесь нет ни ночных клубов, ни кегельбана. Никаких развлечений, за исключением организуемых профсоюзами танцев. С меня хватит. »
И он возвращается назад, в страну, вынужденную признать тот факт, что она является его родиной, так же как американцам со временем придется примириться с тем, что он вошел в историю Америки.
Даллас особенно силился предать забвению то, что убийца бродил по улицам этого города, читал его ведущие газеты, смотрел патриотические передачи местной телевизионной студии и охотно слушал анекдоты, высмеивавшие Кеннеди, которые рассказывали друг другу его сослуживцы по складу на площади Дили. В своих показаниях после убийства президента Бернард Вейсман, молодой активист ультраправого лагеря, признавал, что он «испустил вздох облегчения», когда услышал, что Освальд называет себя марксистом и что во всяком случае он не принадлежит к числу «уокеровских парней». Корреспондент Боб Баскин из далласской газеты «Морнинг ньюс» тоже почувствовал облегчение от того, что Освальд не принадлежал к правому крылу. Однако уже в то время некоторые жители Далласа опасались, что мировое общественное мнение скептически отнесется к этой версии. Один врач в Парклендском госпитале осторожно сказал:
— На счету у Далласа уже было несколько весьма прискорбных происшествий.
Один техасец — военный заявил:
— Теперь Даллас навсегда отмечен черным клеймом.
В беседе с представителем журнала «Ньюсуик» далласский коммивояжер сказал:
— Надеюсь, ребята, вы не слишком плохого мнения о Далласе?
Ехавший в полицейской машине из Парклендского госпиталя на аэродром Лав Филд корреспондент Юнайтед Пресс Интернейшнл Мерримэн Смит слышал,
— Надеюсь, не будут во всем этом винить Даллас.
— Будут, — ответил ему кто-то из сидевших в машине. Это обстоятельство беспокоило Даллас. «Большой Д.», как именовали город, мрачно размышлял о своей репутации, не подозревая, что сама эта его озабоченность вызывает подозрения у наблюдающей за ним страны. В клубе «Импириел» при отеле «Бейкер» и «Рипабликэн энд меркантайл бэнк» все больше тревожились по поводу того, что влияние пагубных для престижа города событий может усилиться. «Отцы города» были настроены мрачно. Торговая палата Далласа опубликовала заявление, выражающее сожаление но случаю кончины президента. Прокурор графства Генри М. Уэйд, которому предстояло возбудить дело против убийцы, уехал во второй половине дня в пятницу к кому-то в гости и не оставил номера телефона, по которому его можно было бы найти, а его второй помощник Уильям Ф. (Билл) Александер стал готовить дело по обвинению Освальда в убийстве президента, рассматривая убийство, как «часть международного коммунистического заговора». Кто знает, может быть, утка такого рода и отвлекла бы подозрения от Далласа, однако такое обвинительное заключение могло бы иметь тяжелые для США последствия за границей; И хотя обвинение было уже сформулировано, федеральный прокурор Бэрфут Сандерс, узнав о нем через ФБР, позвонил Нику Катценбаху. Катценбаху удалось убедить двух влиятельных лиц из аппарата вице-президента использовать их связи в Техасе, чтобы аннулировать проект обвинительного заключения, прежде чем оно увидало свет.
Первая реакция мэра Далласа Орла Кэйбелла на арест Освальда была наигранно бодрой. В пятницу он выразил уверенность, что убийство Кеннеди «не нанесет урона репутации города». В отличие от этого, прогнозы газеты «Морнинг ньюс» были полны пессимизма. В передовой, которая должна была быть опубликована в ближайшем номере, газета заявила: «Справедливость не позволяет, чтобы весь город нес ответственность за национальное бесчестие. Однако нельзя не признать, что его репутации нанесен достойный сожаления ущерб». На самом деле ни один вдумчивый критик не собирался огульно винить в происшедшем весь город. В полдень Мейн-стрит была заполнена либеральными демократами — сторонниками Кеннеди, и участники президентского кортежа никогда не забудут проявленного ими энтузиазма. Подозрение вызывал лишь разгул абсолютистов. Их неистовые тирады могли сбить с толку неуравновешенные умы. Это понимал автор передовицы в местной газете «Таймс геральд». Он напомнил читателям, что, прежде чем могли прогреметь выстрелы, «должны были быть посеяны семена ненависти». «Всем нам, — писал он, — необходимо молиться о том, чтобы в Далласе никогда вновь не создавалась атмосфера, способная привести к новой трагедии». Однако многие в Далласе отвергали какую бы то ни было критику или даже самокритику.
— Господи, чем мы заслужили все это? — в замешательстве спрашивал знакомый Уоррена Лесли, уроженца Нью-Йорка, ставшего членом коммерческой элиты Далласа. Кстати, вскоре он вышел из ее рядов. В клубе «Импириел» раздавались жалобы, что городу наносят незаслуженные оскорбления, что левые либералы из северо-восточных штатов и интеллигенция сообща ополчились против консервативного Далласа.
В пятницу 22 ноября пополудни правые в Далласе ни в чем не раскаивались. В 15. 05, когда 80 процентов американского народа находились во власти тяжкого горя, телекамера «Нэйшнл бродкастинг компани», установленная у входа в отделение неотложной помощи Парклендского госпиталя, запечатлела среди группы зевак молодого человека, державшего плакат с надписью: «Янки, убирайтесь домой!» Бэрфут Сандерс был поражен, узнав, что, несмотря на отмену предстоявшего в субботу популярнейшего в стране матча регби между старейшими командами Гарвардского и Йельского университетов, большинство футбольных команд средних школ округа Даллас не отказались от намерения провести вечером в эту пятницу свои игры при электрическом освещении. Когда казначей Далласского округа Уоррен Гардинг вернулся домой, ему повстречался живший по соседству мальчуган. Он сказал:
— Господин Гардинг, мне очень жаль, что ваш президент умер.
Гардинг сначала не знал, что ответить. Он раздраженно поморщился и сказал:
— Сынок, он ведь был и твоим президентом. Он был президентом для всех нас.
Мальчишка отрицательно покачал головой и заявил:
— Нет, он не был нашим президентом. Мама и папа не голосовали за него. Он ничего для нас не значил.
В Белом доме специальный помощник президента Ральф Дангэн вынул изо рта трубку, тяжело прислонился грудью к своему письменному столу и опустил голову на руки. Обращаясь к помощнику министра труда Пэту Мойнихэну, он сказал: