Убийство в частной клинике

Марш Найо

— Вы очень любезны, мистер Томс. Боюсь, я показался вам несносным занудой и надоел.

Хирург принялся протестовать и, заявив, что гость его нисколько не утомил, удалился. А Аллейн, пока толстяк не вернулся, задумчиво прохаживался по операционной.

— Вот, — показал улыбающийся Томс. — Ампулы с маслом и камфарой. Эта с антитоксином гангрены. А это бутыль с раствором гиосцина. Все, как вы видите, снабжено ярлыками. Хотите, разложу на столе так, как требуется для операции?

— Да.

— Смотрите: ампулы здесь, сыворотка там. Тут бутыль с раствором гиосцина. Я решил, что ее вам тоже полезно увидеть. Работаем по старинке — лучше бы иметь раствор гиосцина в ампулах, но наша старшая сестра что-то вроде ископаемого.

— Я смотрю, бутыль почти полная.

— На мой взгляд, из нее взяли на одну инъекцию.

Аллейн отметил, что это совпадает с мнением Харден и той сестры, что прислали бригаде на подмену. Они заявили, что до операции бутыль была полной, но потом в ней поубавилось раствора как раз на один укол.

— К этой бутыли кто-нибудь имеет доступ? — неожиданно спросил инспектор.

— Что? Ах да… любой, кто работает в операционной.

— Отлейте мне немного, чтобы я отдал на анализ. — Аллейн достал из кармана маленький флакон, и Томс с озадаченным видом налил в него раствор.

— Полный. Так на чем мы остановились? Здесь один маленький шприц для инъекции камфары, а этот маленький — для гиосцина. Они вмещают каждый по двадцать пять минимов. Такой сэр Джон использовал для своей таблетки. А сюда положим громадину для сыворотки. В него влезает десять кубиков.

— Десять кубиков?

— Кубических сантиметров. Примерно сто шестьдесят минимов, — объяснил хирург.

— А сколько это в галлонах?

Томс посмотрел на инспектора так, словно тот задал вопрос по-китайски, и расхохотался.

— Ну, не настолько объемно. Сто шестьдесят минимов равняется двум с двумя третями драхмам. Ну что? Ведь это ясно как божий день.

— Не вполне, — возразил Аллейн. — Но надеюсь, что рассвет все-таки наступит. Вот я уже заговорил языком сестры Бэнкс. Какова крепость этого гиосцина?

— Четверть процента.

— И что это означает? На это дело должны были послать кого-нибудь поумнее, чем я.

— Не тушуйтесь. Это означает: один гран в одной и одной десятой унции воды.

— Вот это уже что-то. Надо поглядеть маленькие таблички, которые печатают в конце учебников по арифметике. Секунду. Прошу вас, мистер Томс, не говорите ни слова. Буду делать подсчеты.

Аллейн наморщился и стал проделывать какие-то невероятные трюки пальцами.

— Четверть в одном… нет, не пойдет. Не так. Фу-ты! Подождите-ка… — Инспектор вдруг широко открыл глаза и быстро-быстро заговорил: — Шприц на двадцать пять минимов содержит двадцатую долю грана гиосцина. А лошадиный насос — одиннадцать тридцать вторых грана. Вот! — закончил он гордо.

— Совершенно верно! — обрадовался Томс и хлопнул инспектора по спине. — Хвалю!

— Это еще что! Я могу и лучше. Одиннадцать тридцать вторых — это на три тридцать вторых больше четверти, в которой всего восемь тридцать вторых. Ну как?

— Блестяще! Но я не очень понимаю, какая польза от подобных расчетов.

— Не понимаете? — удивился Аллейн. — А мне секунду назад они казались очень важными, но мысль куда-то улетучилась. Просто запишу, на всякий случай.

Томс с любопытством посмотрел через его плечо на крохотные каракули.

— Плохо вижу, — пожаловался инспектор и отошел к свету.

Хирург за ним не пошел, и поэтому не видел последней записи: «Большой шприц вмещает немного больше гиосцина, чем количество, обнаруженное во время вскрытия». Аллейн аккуратно закрыл блокнот и опустил в карман.

— Тысяча благодарностей, мистер Томс, — произнес он. — Вы очень облегчили работу. Сегодня мне осталось повидаться всего с одним человеком, с доктором Робертсом. Не подскажете, где его найти?

— Как вам известно, он у нас не постоянный анестезиолог. Довольно часто замещает доктора Грея. И здесь с того случая не появлялся. Думаю, в этот час его лучше искать по домашнему адресу. Хотите, я ему позвоню?

— Вы чрезвычайно любезны. Где он живет?

— Не в курсе. Его зовут Теодор. Знаю, потому что слышал, как Грей звал его Дора. Дора! — Томс громко рассмеялся и направился к черной нише с телефоном внутри. Зажег свет и сверился со справочником. — Так: Роберт, Робертс, еще один Робертс. А вот доктор Теодор Робертс, Уигмор-стрит. Тот, кто вам нужен.

Томс набрал номер. Аллейн терпеливо ждал, прислонившись к двери.

— Алло! Это дом доктора Робертса? Он на месте? Спросите, сумеет ли он принять инспектора… — Хирург закрыл ладонью трубку и повернулся к полицейскому. — Аллейн? Так? Да-да, спросите, сумеет ли он принять инспектора Аллейна, если он сейчас к нему приедет. — Томс посмотрел на полицейского. — Он дома; полагаю, все устроится. Алло, Робертс? Говорит Томс. Со мной инспектор Аллейн, он приехал по делу О’Каллагана. Они нашли гиосцин, четверть грана. Потрясающе! Что? Не знаю. Да, конечно. Да не волнуйтесь вы так — вас не собираются арестовывать. Ха-ха! Что? Думаю, минут через двадцать. Только смотрите, приятель, не расколитесь. Ну, бывайте!

Хирург повесил трубку, взял Аллейна под локоть и прошелся с ним до входной двери.

— Старина Робертс совсем вне себя. Понес бог знает что. Дайте знать, если смогу вам еще чем-нибудь помочь.

— Непременно. Большое спасибо. Доброго вам вечера.

— Доброго вечера. Приготовьте для Робертса наручники. Ха-ха!

— Ха-ха! — отозвался Аллейн. — До свидания.

Анестезиолог

Вторник, шестнадцатое. Конец дня и вечер

Робертс жил в небольшом уютном домике с красной дверью на Уигмор-стрит. Маленький, энергичный, под стать дому слуга провел Аллейна в кабинет-гостиную со светло-зелеными стенами, книжными полками, блестящими ситцевыми шторами и удобными креслами. Над камином висело превосходное полотно, изображающее множество маленьких фигурок людей, катающихся на коньках по озеру, окруженному рождественскими елями. В очаге потрескивали дрова. На столе рядом с книжным шкафом лежала стопка исписанных листов, придавленных старым, казавшимся деревянным стетоскопом, который так забавлял Томса.