Убийство в Окзотте
Шрифт:
— Мне кажется, что вы вели следствие как нельзя более внимательно. Не можете ли вы мне сказать, удалось ли вам точно установить час, когда произошло убийство?
— Я предполагаю, что это было ровно в час ночи. Вскоре после этого пошел дождь, но он во всяком случае был убит до дождя.
— Но ведь это невозможно, мистер Байнес! — воскликнул наш клиент. — Я могу поклясться, что ровно в час он говорил со мною в дверях моей спальни. Я прекрасно слышал его голос.
— Правда, это странно, но вовсе не так невозможно, — с улыбкой заметил Холмс.
— Вы составили уже какое-нибудь мнение по этому делу? — спросил его Грегсон.
— По-моему, на первый взгляд дело вовсе не так сложно, хотя в нем есть и необычайно интересные подробности. Но,
Сыщик как-то странно переглянулся с моим другом и заметил нерешительно:
— Пожалуй, там было кое-что странное, но об этом мы поговорим после. Может быть, когда мы покончим с допросом в полицейском управлении, вы не откажетесь проехаться в Вистариа-Лодж, чтобы я мог показать вам все на месте.
— Я к вашим услугам, — ответил Холмс и позвонил. — Вы проводите этих господ, миссис Гудсон, и затем отправите с мальчиком вот эту телеграмму, с оплаченным ответом на сумму пять шиллингов.
Некоторое время после ухода наших посетителей мы сидели молча. Холмс сосредоточенно курил, сдвинув брови над своими проницательными глазами и слегка наклонив вперед голову с особенным, ему одному свойственным видом.
— Ну, Ватсон, — сказал он вдруг, оборачиваясь ко мне, — что вы думаете обо всем этом?
— Я отказываюсь понимать что-либо в шутке, сыгранной с Скотт Эклсом.
— А как вы смотрите на само преступление?
— Если иметь в виду таинственное исчезновение слуг убитого, то, пожалуй, можно предположить, что они принимали участие в этом деле.
— Ваше предположение вполне вероятно. Но, в таком случае, скажите, почему слугам, бывшим очевидно, в заговоре, понадобилось совершить преступление именно в ту ночь, когда в доме гость; ведь они могли это сделать всегда, так как он вполне находился в их власти?
— Прекрасно, но тогда чем вы объясните их бегство?
— В этом весь вопрос: зачем они бежали? Это первый важный факт; другой, еще более важный, факт — приключение с нашим клиентом Схотт Эклсом. Однако, Ватсон, я не думаю, чтобы разум человеческий не мог найти объяснение, которое сразу осветило бы оба эти факта. Если к тому же это объяснение прольет еще свет и на факт, касающийся таинственной записки, то мы смело можем утверждать, что наша гипотеза не лишена некоторой достоверности. Если же и новые факты, с которыми нам предстоит познакомиться, не будут противоречить нашему предположению, то ясно, что наша гипотеза в данном случае и есть решение задачи.
— Это логично, но в чем же состоит эта гипотеза?
Холмс полузакрыл глаза и откинулся на спинку кресла.
— Нельзя не признать, Ватсон, — и вы должны согласиться со мною, — что мысль о шутке в этом случае не допустима. Следствие установило, что последующие события были настолько серьезны, что мы едва ли ошибемся, предположив, что приглашение погостить, исходившее от Гарсиа и касавшееся Скотта, имело связь с этими событиями.
— В чем же вы видите эту связь?
— Разберем подробно все дело. Прежде всего, есть что-то странное в этой непонятной и внезапной дружбе между Гарсиа и Скотт Эклсом. Начало этой дружбы положил испанец. Он первый явился к Эклсу через день после знакомства с ним, и все время поддерживал с ним близкие отношения, пока, наконец, ему не удалось заманить его к себе в дом. Но для чего ему понадобился Эклс? На что тот мог ему пригодиться? Это человек довольно таки обыкновенный, не обладающий свойством очаровывать людей. Насколько я заметил, он не особенно умен и едва ли является интересным собеседником для живого, умного испанца. Почему же Гарсиа остановил свой выбор именно на нем среди всех тех, с кем ему приходилось сталкиваться? Нет ли у него какого-нибудь особенного, отличающего его качества? По-моему, оно у него есть. Он является типичным представителем чисто английской порядочности. Вы сами видели, как полицейские отнеслись к его довольно таки
— Но в чем же его порядочность могла пригодиться Гарсиа?
— Ни в чем, в виду того, как сложились обстоятельства; но она могла сыграть важную роль в деле, если бы они сложились иначе.
— Я, кажется, понимаю вас. Вы думаете, что он мог невольно содействовать алиби, так как его показание ни в ком не возбудило бы сомнения.
— Вы угадали, дорогой Ватсон, он послужил бы для алиби. Допустим, что все обитатели Вистариа-Лоджа являлись членами одной шайки. Дело, задуманное ими, должно было произойти около часа ночи. Весьма вероятно, что, благодаря какой-нибудь хитрости, им удалось отделаться от Скотт Эклса несколько ранее, чем он сам думал, и что когда Гарсиа окликнул его в дверях спальни только затем, что бы объявить ему, что теперь час ночи, на самом деле часу еще не было. Таким образом, если бы Гарсиа удалось исполнить свое преступное намерение вовремя, он вернулся бы домой как раз в час ночи, и даже тень подозрения не могла бы коснуться его. Безупречный в своей репутации Скотт Эклс принес бы на суде присягу в том, что Гарсиа в эту ночь все время находился дома. Как видите, если бы дело для него разыгралось плохо, он приготовил себе такое алиби, против которого никто ничего не мог бы сказать.
— Все это я понимаю очень хорошо, но чем же вы объясните исчезновение остальных?
— Пока я не знаю еще всех подробностей дела, но я думаю, что и остальное можно будет объяснить также легко, как это.
— А что вы скажете насчет записки?
— Вы помните, что в ней было написано?
— «Наши собственные цвета: зеленый и белый».
— Можно предположить, что дело идет о каком-то спорте. «Зеленый открыт, белый скрыт». Это не более, как условный знак «Главная лестница, первый корридор, седьмая направо, зеленая байка». Несомненно, здесь идет речь о свидании. Быть может, в дело был замешан ревнивый муж, да и самое предприятие было рискованное, иначе она не написала бы «Бог в помощь». Буква Д. со временем может послужить ключом к разгадке.
— Гарсиа был испанец, и я думаю, что буква Д обозначала «Долорес», — имя, которое чаще других встречается в Испании.
— Очень хорошо, Ватсон, но совершенно недопустимо. Испанка писала бы испанцу на своем языке, а между тем, записка написана англичанкой. Нам остается теперь только спокойно ждать, пока за нами заедет Байнес. Но прежде поблагодарим Бога за то, что мы хоть на несколько часов избавлены от скуки и бездействия, которые убивали меня.
Ответ на телеграмму, отправленную Холмсом, пришел раньше, чем приехал Байнес. Мой друг пробежал его и собирался уже спрятать в записную книжку, но в эту минуту встретился с моим вопросительным взглядом. Он улыбнулся и протянул телеграмму мне.
Я нашел в ней целый ряд имен и адресов: «Лорд Харингбай — Дингль; сэр Джорж Фолиот — Окзотт Тоуэрс; мистер Гейнис — Пурдей-Плэс; мистер Джемс Бекрэ-Вильямс — Форт-он-Ольд-Голл; мистер Гендерсон — Гай Гебель; Иисус Стон — Невер-Уэзлинг».
— Это самый простой способ ограничить насколько возможно поле наших действий, — сказал Холмс, — я уверен, что Байнес, отличающийся строго обдуманным образом действий, тоже воспользовался этим же средством.
— Я ничего не понимаю…
— Видите ли, дорогой друг, я уже сказал вам, что в записке этой несомненно называлось свидание. Если же это так, то дом, имеющий несколько корридоров, и в котором надо найти седьмую дверь направо, не может быть маленьким. Итак, мы должны искать большой дом, в расстоянии приблизительно двух миль от Окзотта, так как Гарсиа, если только верны мои предположения, надеялся уже в час ночи быть дома, чтобы доказать свое алиби. Едва ли вблизи от Окзота может быть много больших домов, и я решил навести справки в местной домовой конторе, как это сделал Скотт Эклс, откуда мне и прислали этот список. В нем, как мне кажется, и должна заключаться часть разгадки этого интересного дела.