Убийство в Тарсисе
Шрифт:
Разложив еду на столе и прикладываясь к ней в соответствии с аппетитом.
Железное Дерево и Нистур подробно рассказали все, что с ними случилось, старику и Мирсе. Станбог от души смеялся на протяжении почти всего рассказа.
— Нет, это ж надо! Куда там местным шутникам, — все еще хихикая, произнес старик. — Придумать эту легенду и таким образом выбраться из-за решетки — это уже требует изрядной фантазии и актерского мастерства. Но продолжать разыгрывать спектакль дальше на глазах всего города — это просто гениально.
— В общем-то, это было не так уж трудно, — скромно сказал Нистур. — В этом городе никто не знает, как полагается выглядеть настоящему следователю, как ему надлежит говорить и уж тем более что он должен делать. Кто скажет, что мы — не самые что ни на есть образцовые дознаватели?
— Отлично придумано, — признал Станбог. — Взять меня — я тоже понятия не имею, как выглядят настоящие детективы.
— Ну и сколько вы их сможете дурачить? — отрезвила всех Мирса, держа в руках сразу половину уже изрядно обглоданной утки.
Воцарилось молчание, нарушенное торжественным голосом Нистура:
— А мы никого не собираемся дурачить. Мы вычислим преступника, кем бы он ни был, и вручим его Правителю в назначенное время.
В разразившемся в ответ фырканье смешались в равных долях скептицизм и издевка.
Когда Железное Дерево снова потянулся за кружкой, Станбог обратил внимание на вновь появившуюся легкую дрожь в его руках.
— Э, да тебе отдохнуть нужно, голубчик. Как врач, я приказываю тебе, — настойчиво сказал старик.
Губы Железного Дерева уже скривились для короткого резкого отказа, но, подумав, солдат решил согласиться.
— Наверное, ты прав. Тебе виднее. Да и к утру я должен быть в форме.
— Логичное заключение, — удовлетворенно заметил Станбог.
— Пожалуй, я скоро тоже отправлюсь на боковую, — сказал Нистур. — Но сначала я, хочу выслушать, что скажет Ракушка, когда вернется.
Мирса потянулась и сказала:
— Я — спать у двери. Когда девчонка приходить, я разбужу. — И она скрылась в трюме, служившем в этом странном доме прихожей.
Когда Железное Дерево скрылся в своей каюте, Нистур тихонько спросил у лекаря:
— Что, скоро новый припадок?
— Не думаю. Рановато еще. Но что ни говори, а наш друг еще весьма слаб после предыдущего приступа.
— А есть от этого дела лекарство?
— По крайней мере, я не знаю такого. — Станбог бросил взгляд на Нистура. — Но когда он умрет, ты будешь свободен. Разве не этого ты ждешь?
Рука Нистура непроизвольно потянулась к отметине на шее.
— Значит, ты все знаешь?
— Узел Таналуса знаком любому, даже не очень искушенному в магии.
— Что касается твоего вопроса… сначала я был просто подавлен и удручен.
Но сейчас… Не скажу, что я счастлив быть связанным колдовскими силами по рукам и ногам, но этот парень мне симпатичен. Несмотря на внешнюю диковатость, он вовсе не похож на безмозглого барана, каковыми являются большинство наемников. Он с достоинством и даже, я бы сказал, с изяществом принял свою тяжелую долю. При этом он следует законам чести, которые не очень-то соблюдают куда более удачливые люди.
— Ты прав, — вздохнул Станбог, — ну а ты, мой друг, не устал ли от такой своей жизни? Разве профессия наемного убийцы не опротивела тебе еще до того, как тебя наняли убить этого обреченного?
— Ты почти не ошибся, старик, — прошептал Нистур, глядя ему в глаза.
Станбог кивнул и сказал:
— За долгую жизнь я встречал множество людей, гномов, эльфов и разной другой нечисти. Они были в разном душевном состоянии, по-разному переживали и осмысливали свою жизнь. После стольких лет наблюдений нетрудно прочесть знаки, которыми человек, сам того не желая, обозначает, что признает прожитую жизнь ошибкой.
— По правде говоря, в душе я всегда считал себя поэтом. К сожалению, мы живем во времена, когда люди, обладающие божественным даром стихосложения, не так почитаемы, как раньше.
— Это печально, но так оно и есть, — признал Станбог.
— Ну а ты? — спросил Нистур, обводя рукой заставленные магическими приспособлениями и книгами полки. — Сдается мне, что все это было бы лишним для простого лекаря.
Помолчав, Станбог кивнул:
— Правильно. Некогда, будучи еще молодым, я решил стать великим колдуном.
Я долго стремился к этому, много путешествовал, разыскивая магов и учась их ремеслу. В юношеской дерзости я возомнил себя равным самым великим колдунам, которые были на самом деле старше и много мудрее меня. Их оскорбляли мои амбиции и жадность, с которой я вынюхивал их самые сокровенные заклинания.
Один за другим мои учителя прогоняли меня. Мне говорили, что я никогда не пройду Испытаний в Башне Великого Колдовства, которые посвятили бы меня в один из Магических Орденов. Я же, по моей глупости и дерзости, решил, что смогу достичь всего сам, что Испытания и Ордена были созданы лишь для слабых волей и силой колдунов. Я возжелал действовать сам — так, как я хочу, подняться выше ограничений Добра, Зла и Беспристрастности. Я приступил к овладению самыми могучими заклинаниями и ритуалами — теми, за которые подчас не берутся и мудрейшие из мудрейших колдунов. Зрелость и мудрость — вот то, что нужнее всего в колдовстве, в правлении и в любом другом серьезном деле.
— Я, кажется, понимаю, что с тобой случилось, — с сочувствием произнес Нистур.
— Со временем многие колдуны презрели и отвергли меня, а то и возненавидели лютой ненавистью. Причем многие из них были не только сильнее, но и злее меня. Клянусь, ведь даже в самых дерзких и заносчивых мечтах я не видел себя Черным Магом. Мои амбиции простирались куда дальше.
— Вполне понятно. Ты ведь был, в конце концов, еще так молод.
Станбог засмеялся:
— Ты — редкий дипломат, друг мой, что хорошо скрывает твою опасность. Что ж, даже сильному хищнику нужна защитная окраска.