Убийство в Венеции
Шрифт:
Галерею Элисабет Лундман найти в телефонном каталоге оказалось несложно. Она находилась на Чиндстугатан, совсем рядом с Брэнда Томтен, в старинном доме Сванте Стуре, того самого, что был убит Эриком XIV в Упсале в драме времен ренессанса, которая и стала началом конца этого короля. Впрочем, Элисабет не в ответе за то, что Эрик XIV сделал с прежним владельцем дома, думал я по дороге всего в несколько шагов от моей лавки на Чепмангатан. Честно говоря, я почему-то не мог представить, что ее галерея расположена в Гамластане. Судя по Элисабет, скорее можно было предполагать Эстермальм. Просторное,
Войдя через низкий каменный портал, я увидел, что в галерее было пусто. Окна залов выходили на улицу. Стены были выкрашены в белый цвет и увешаны литографиями и гравюрами. По большей части — Шагала, Пикассо и Миро. Да еще один-два Дали. И изящные работы Тани в черных, серых и белых тонах.
— Вижу, ты специализируешься на Каталонии.
Выйдя из узкой двери в торцевой стене, она сначала меня не узнала. Затем улыбнулась.
— Привет, Юхан. Как приятно видеть тебя снова. Ты пришел покупать или только посмотреть?
— Ни то, ни другое, хотя испытываю искушение перед твоими мастерами из Каталонии.
Она казалась озадаченной.
— Ты, наверное, знаешь, что и Миро, и Тапи, и Дали — из тех краев. Сердце Испании породило немало великих имен. Ты видела что-нибудь из работ Годи?
— Ты имеешь в виду архитектора из Барселоны?
— Именно его. Фантастические дома в стиле «югенд». Никогда не видел ничего подобного. Собор они строят до сих пор, хотя проблема заключается в том, что он не оставил после Себя никаких чертежей.
— Никогда не задумывалась о том, что все они — из Каталонии. А графика здесь — больше для порядка, чтобы дела не останавливались. Вообще-то я специализируюсь на предметах старины и требующих большого внимания вещах; это касается и качества, и цены, как ты понимаешь. Такое же здесь не вывесишь.
— Знаю, — сказал я. — Я видел Анну.
— Анну? — неуверенно спросила она.
— Анну Сансовино. Твоего агента в Венеции.
— Ты там был?
— Да, я только что оттуда. И хотел бы тебя кое о чем расспросить.
— Ради бога. Только давай сядем у меня в конторе. Чаю хочешь?
— Да, спасибо.
«Чай в ее стиле», — думал я, следуя за нею в кабинет. Кофе — это немного прямолинейно, слишком по-шведски. С Элисабет кофе не попьешь. А вот пахнущий дымком чай «эрл-грей», который она заваривает в темно-синем чайнике, имеет аромат элегантности и утонченности. Это вам не какой-нибудь чай в пакетике.
Я рассматривал Элисабет, сидевшую напротив за узким письменным столом. На стене за ее спиной висела гравюра Дюрера; она изображала Смерть, скачущую на старой худой кляче, с длинной косой на костлявом плече. Она терпелива, ждет своего часа. Однако некоторых прибирает преждевременно, как Андерса.
Длинные темные волосы Элисабет падали на плечи. Серо-зеленые глаза изучающе следили за мной. Тонкая сетка мелких морщинок разбегалась от уголков глаз. Возраст медленно берет свое, но она все еще была хороша, очень хороша. Я понимал Андерса. И я понимал реакцию Свена по отношению к тому, кто увел ее от него.
— Дела хорошо идут? — нейтрально начал я, взяв сухое печенье. В какой-то момент мне захотелось,
Элисабет пожала плечами.
— Когда как. Ты сам понимаешь. Но жаловаться мне нечего. Рынок, которым я занимаюсь, очень интересный. У меня ведь не так много купли-продажи в традиционном понимании. В смысле, что кто-то приходит, ему нравится лист работы Пикассо, он платит, берет картину и уходит. Мы работаем немного иначе.
— Неужели так много других способов? — спросил я невинно.
Она улыбнулась и кивнула.
— Рынок, о котором я веду речь, очень замкнутый. И весьма скромный. Это люди, которые по разным причинам не хотят быть на виду. Причиной могут быть налоги или что-либо другое. Скажем, ты не хочешь трубить о том, что какая-нибудь фамильная драгоценность, которая переходили от поколения к поколению, вдруг должна быть продана, и не хочешь, чтобы она попала в каталоги аукционов и газеты. Или в твоем замке веками висел Рембрандт, а тебе понадобились деньги; в таком случае будет гораздо гибче и часто прибыльнее позволить нам выступить в качестве посредника.
— Если ты не торгуешь на аукционах или здесь, в галерее, где же ты находишь покупателей?
— Если вещь хорошая, то проблем не возникает. И я имею в виду не только Швецию, она в большинстве случаев — слишком узкий рынок. Понятно, что у нас есть всякие нувориши — биржевые дельцы, и строительные подрядчики, и подобные им. Они чаще играют, так оказать, в другой команде. Я имею в виду японские страховые компании и американские консорциумы, состоятельных швейцарских миллионеров, западных немцев и многих других. У одного из моих клиентов, к примеру, два «Роллс-Ройса» и куча «Мерседесов», не считая «Порше» и «БМВ». Но это не считают там чем-то необычным. Можешь себе представить, что было бы, если бы он жил в Швеции.
— Понимаю. Но если ты не даешь объявлений и не появляешься в каталогах аукционов «Кристис» или «Сотби», то все-таки трудно заполучить этих золотых петушков?
— Да, в случае, если у тебя нет контактов и связей. А я их разработала.
— И тут в кадре появляется Анна?
Я только что перешел на ее половину поля и нанес удар по воротам.
Элисабет взглянула на меня, долила пахнувшего дымком чаю. И кивнула.
— Точно. Анна — одна из моих агентов. Я сообщаю ей, что имеется, а она находит заинтересованных покупателей.
— На комиссионной основе?
Она вновь кивнула.
— Кроме того, она часто обращается ко мне с запросами. Музей в Сан-Франциско охотится, к примеру, за работами старинных фламандских мастеров. Не знаю ли я кого-нибудь, желающего продать, если цена устраивает? Самое забавное, что Швеция — гораздо более интересный рынок, чем можно представить. Мы, разумеется, маленькая страна, но у нас институты фидеикомисса существовали многие сотни лет. Но теперь фидеикомисс отменили, а из старых тайников время от времени все еще выползают наружу маленькие жемчужины. А где ты вообще встретил Анну? И откуда ты знаешь, что мы знакомы?