Уборщики ада
Шрифт:
– Можно к тебе войти.
– Проходи, Катя.
Она садиться на Гришкину раскладушку и мы... молчим. Проходит минут десять.
– Я поняла, что мы возвращаемся домой?
– Как кончим вывоз оружия, так сразу в часть. Больше в тайгу не пойдем.
– Когда примерно?
– Еще одна поездка машин. Они прибудут сюда через пять дней.
– В следующем году фон в тайге уменьшиться, а может быть и совсем пропадет. Вернуться звери и птицы. У людей короткая память. Они придут сюда
– Ты права. Это коснулось тебя, меня, других, но смерть не кончилась. Она еще сегодня торжествует. Тысячи зэков трудятся без защитных костюмов и противогазов на рубеже и все они покойники.
– Господи. Кто же во всем виноват?
– Система. Та система в которой мы живем. Где человеческая жизнькопейка.
Мы опять молчим.
– Ты извини меня. Книжка мужа напомнила о прошедшем и я не могла от этого прошлого оторваться. Поэтому, не могла подойти к тебе.
– Все правильно, Катя.
В это время за стенкой палатки раздался голос.
– Катя, ты здесь?
– Входи, Маша.
Она входит и мнется у входа.
– Мне не хочется одной оставаться в палатке. Можно я посижу у вас.
– Иди садись сюда, ко мне поближе, - говорит Катя.
Она обнимает девушку.
– Скоро мы возвратимся в часть. Этот проклятый ад кончился.
– А этот... там не будет?
– спрашивает Маша.
Я понял про кого она говорит.
– Он схватил дозу и умер.
Она вздрагивает и прячет голову у Маши на плече.
Через два дня на лагерь случайно нарвалась группа зэков. Часовые пригнали их к моей палатке. Четверо измученных, обросших мужиков угрюмо смотрели на меня.
– С рубежа?
Они молчали.
– Там много осталось...?
– День и ночь жжем, - вдруг ответил один из них.
– А деревеньку сожгли?
– Сожгли.
– Эй, дайте им жратвы и пусть убираются на все четыре стороны.
Они ожили.
– У вас лекарств нет?
– Кто-нибудь поранен?
– Нет, только чего-то Ваньке, да Шалому плоховато, все шатает их.
– Катя, дай им аспирин.
Довольные зэки исчезают.
– Хоть и осужденные, а мне жалко их, - говорит Катя.
– Всех жалко.
Наконец последнее оружие погружено на машины и мы вызываем вертолеты. Лагерь гудит. Сворачиваются палатки, пакуются вещи. Вертолеты прилетают под вечер и мы , закинув шмотки, улетаем. Прощай ад.
Командир части поздравил с окончанием работ.
– На вас, товарищ лейтенант, пришел вызов. Вам надлежит явиться на новое место службы.
– И куда меня теперь?
– В Саяны. Там авария в бактериологическом центре. Требуются специалисты.
Похоже, для меня ад еще продолжается.
В гостинице-казарме все по старому. В комнатке, где мы разместились с Гришкой, даже сохранился его чемодан.
Скрипнула дверь. Появилась улыбающаяся Клава.
– Костенька, с прибытием.
Она вытягивает губы и целует меня.
– Наконец-то вернулся... Я все боялась, а вдруг как Гришка. Его так жалко. Хороший был парень.
Теперь она виснет на мне.
– Клава, я уезжаю. Ты меня извини, но мне надо привести себя в порядок и отдохнуть. Завтра за мной придет машина.
– Как уезжаешь?
Она отстранилась и ошарашено смотрит на меня.
– Так. Отправляют на новый горящий объект.
– А как же я?
– Ты остаешься здесь.
Она смотрит на меня и предательская слезинка бежит по щеке. Потом Клава разворачивается и вылетает из комнаты. Я прямо в сапогах падаю на койку.
Кто-то осторожно проводит пальцами по моему лицу. За окном темно и в комнате ничего не видно.
– Кто здесь?
– Тише, это я, Катя.
– Катя?
Я нащупываю ее голову и притягиваю к себе. Катины губы чуть горьковатые и пахнут миндалем.
– Я узнала, что тебя убирают от сюда и пришла...
– Правильно сделала. Я хотел тебе предложить поехать со мной, но... Но потом подумал, сможешь ли ты перенести новый ад. Там, куда меня направляют, еще хуже.
– По-моему я стала более закаленная, хотя привыкнуть к этим смертям никогда наверно не смогу. Стареть здесь одна не хочу, я поеду с тобой. Может нас бог и сбережет.
Она целует меня и прижимается крепко-крепко.
– Завтра я с утра иду к начштаба. Он мужик хороший, наверно мне поможет. Мы с тобой уедем вдвоем.
На кладбище при части, стоят рядами красные пирамидки со звездами наверху. Их здесь тысячи. Лида приводит нас с Катей на могилу Гришки.
– Вот здесь его похоронили.
Холмик завален цветами и венками. Катя кладет рядом букет полевых цветов.
– За ним присматривают девочки, - по щеке Лиды плывет предательская слеза.
– До чего же был парень веселый, общительный.
– Да, уж очень веселый. Из-за этой веселости, нас загнали сюда и сделали уборщиками ада.
– Пусть земля ему будет пухом, - говорит Катя.
– Пусть...
Нас никто, кроме Маши, не провожал.
– Катенька, возьми меня с собой, - стонет она.
– Если на новом месте, мы приживемся, я обещаю тебе прислать вызов.
Она обняла Машу.
– Держись. Я уверена, все у нас будет хорошо.