Учебка-2, или Кто в армии служил, тот в цирке не смеётся!
Шрифт:
– Субботину отбой, остальным подъем – отбой!
Тот лежал под одеялом, а остальные еще полчаса скакали туда-обратно, одеваясь и раздеваясь. Потом взвод, наконец, отбивался, свет выключался, а утром Субботин выглядел неважно.
Как-то вечером я забрел в курилку, куда первый взвод как раз затащил Субботина на очередную разборку-экзекуцию. «Замок» молча наблюдал, а товарищи виновного в который раз разжевывали ему правила поведения в коллективе. Он стоял, ссутулившись и покорно опустив плечи, глядел в пол. Мимо, взад-вперед, челноком маячил здоровенный Бареев и, поигрывая могучими бицепсами, монотонно что-то втолковывал. По Субботину не было понятно, слышит он или нет, да и слушает ли вообще или полностью абстрагировался от происходящего. Дойдя до окна, Бареев развернулся и, вновь поравнявшись с жертвой, вдруг резко, крюком, ударил его в живот. Мелькнув
Мне становится тошно, и я ухожу. За этот год, конечно, много к чему привык, но подобные мероприятия не особо жаловал. Когда по-трезвому, осознанно, кучей бьют одного и не просто для профилактического устрашения, а с особой жестокостью, если даже с точки зрения неписаных законов и за дело. Но в дела чужого взвода вмешиваться не принято.
Однажды за Субботина попытался вступиться Зотов, у которого он начинал службу еще на полигоне. Его каким-то ветром задуло в батарею, и он случайно стал свидетелем подобного мероприятия. Но хоть и был он черпаком, его не уважали, и с молчаливого согласия сержантов он чуть сам не огреб по полной программе. Зотов, наверное, был хорошим парнем, но не в этой жизни.
На следующий день на полевых занятиях я наблюдал за Субботиным во время перекура. Во взводе с ним никто не общался, одни откровенно презирали, другие боялись запятнать свою репутацию контактами с изгоем. Он отсел в сторону на поваленную сосну и, зажав между коленей АКМ, сощурившись на июльское солнце, тихо улыбался своим потаенным мыслям, рефлекторно-болезненно дергая рваным ртом, аккуратно вдыхая вкусный сосновый воздух, стараясь не тревожить отбитые накануне ребра. Я не понимал, как после вчерашнего в его измученной душе еще оставалось место для положительных эмоций, какая внутренняя сила сидела в этом мальчике.
Во всех взводах уже непроизвольно выкристаллизовывались определенные локальные группы. В тяжелые времена в них объединяются физически сильные, наглые и умные, которые на гражданке, возможно, не стали бы даже приятелями.
В третьем взводе лидером такой группы стал «фишкарь» Кремнев. Он уверенно и быстро пробился на эту должность, и теперь пять человек держали в страхе почти весь взвод. Смуглый, черноволосый, с крючковатым носом и немного бешеными глазами, он сильно походил на Мефистофеля. Провинившихся и чмошников мучил не торопясь и утонченно, со знанием дела, используя массу болевых и уязвимых точек в человеческом организме. Он то давил несчастным на глазные яблоки, то крутил ушные раковины и выворачивал ноздри, залезал пальцами за ключицу, под челюсть, или болезненно защемлял какую-нибудь мышцу. Нам же, сержантам, демонстрировал фокусы по усыплению. Брал тонкий поясной ремешок и, набросив на шею, пережимал в нужном месте сонную артерию, после чего подопытный отключался. В общем-то, ничего особенного, классическое кровяное удушение из дзюдо. На себе я, правда, до этого не испытывал, а здесь попробовал. Все произошло быстро, но от ремня осталось неприятное послевкусие…
Впоследствии он усовершенствовал этот способ. Большой, пройдя эксперимент, предложил и мне испытать новые ощущения. Я встал у стенки, Кремнев подошел, пронзил своим дурным взглядом и, чуть касаясь моей шеи двумя пальцами, невесомо нащупал искомую точку. Лишенный кровотока разум покинул меня, и Большой с Горелым еле успели подхватить мгновенно обмякшее тело. Я даже не понял, когда отключился. Возвращение в сознание было связано с тошнотворно-неприятными ощущениями, и больше я судьбу не испытывал. А когда Кремнев немного заигрывался, Горелый для профилактики
В моем взводе собрался мощный интернационал: грузины, татары, узбеки, азербайджанцы, немцы, хохлы, белорусы, русские… Выделяется небольшая группа во главе с Казачковым. Веселый парень, шутит умело, но порой опасно для себя и часто этого не осознает. Службу тащит исправно, и с этой стороны к нему претензий нет, поэтому не хочется гасить его жестко. Хороший пацан, жалко на взлете обламывать. Пытаюсь гуманными методами донести до него, что базар надо фильтровать, а то не ровен час… Вроде начинает понимать, значит не безнадежен.
Но самый примечательный экземпляр – это Саня Аскерко. После присяги он сразу попал в гарнизонный караул, выводным. И как часто бывает с начинающими выводными, из караула не вернулся, присоединившись к славной когорте «губарей». А там в чем-то провинился еще раз, в результате чего проторчал на губе почти две недели. В строю передо мной предстал исхудавший и наголо обритый, в то время как у его товарищей отрос приличный ворс. Саша относился к категории оптимистично-неунывающих индивидуумов. Он даже оказался моим земляком по рождению, из-под Оренбурга. Боксер-перворазрядник, легковес, после восьмого класса рванул на Дальний Восток, в мореходку, и, окончив ее, до армии успел поработать на гражданском флоте. Призывали его из Владика, и вечерами он травил нам о вольной флотской жизни, больших деньгах, бабах и бесконечных драках в кабаках Находки и Владивостока. Он классно танцевал, и как только из телевизора или радио раздавалась хорошая музыка, ноги и руки его начинали непроизвольно двигаться. Мне он в эти моменты напоминал Труффальдино из Бергамо в исполнении молодого Кости Райкина. Первое время он частенько получал за это по шее, дабы утихомирить неуместную бурость, а впоследствии мы уже сами просили Сашу что-нибудь исполнить, откровенно завидуя его способности к импровизации. Как бывший боксер он был отлично скоординирован и прекрасно двигался.
После отбоя «дедушки» зовут нас к себе. Они прочухали, что мы с Горелым неплохо лабаем на гитарах. Мы уже не в том статусе, когда нас можно тупо заставить, но еще и не в том, когда можем им отказать. Еще на гитаре хорошо играет Буров и есть парочка интересных духов, но сегодня позвали нас. Когда надоедает попса, а также армейская и тюремная тематика, они с удовольствием слушают мой студенческий и бардовский репертуар. Скоро из столовки им притаскивают отборного вареного мяса, а каптер уже заваривает крепкий, сладкий чай. У нас свой интерес. Сейчас «деды» наедятся, напьются и быстро уснут под хорошую музыку. Тогда мы сможем переместиться в каптерку. «Деды» засыпают наглухо, как дети, и мы отваливаем в дальнее расположение. За каптера Малыш. Горелый стучит в дверь условным стуком, и на пороге прорисовывается его мощный силуэт.
– Босс, мы пришли пить чай!
Малыш улыбается во всю ширину своего необъятного лица. Он ставит кипяток и достает заныканный сахар. Стрелки часов подгребают к часу ночи, но это наше время. Поем с Горелым, по очереди. Малыш рассказывает, что сегодня на него настучал замполиту прапорщик завскладом за то, что обозвал его «куском». Так в армии за глаза, обидно, но в точку прозвали представителей героической профессии. Но Малышу удается-таки вывернуться:
– А я объясняю замполиту, что подошел к нему и попросил: «дай подшивки кусок», а чего уж он там про себя надумал…
Горелый наконец добирается до Джо Дассена. Мелодию он подобрал успешно, но текст что-то не клеится.
– Слушай, может Михальчика сюда, он же французский знает, – вдруг посещает Большова своевременная мысль.
Притащили сонного Михальчика, он стоит и испуганно хлопает глазами. Но, поняв, чего от него хотят, тут же успокаивается. Он, конечно, до смерти хочет спать, но ему льстит неожиданная востребованность в нашей компании. И песни нужные на французском он, оказывается, знает. Попытки, правда, оканчиваются полным фиаско. Минут десять он забавляет нас своим французским прононсом, но все это сводит на нет абсолютное отсутствие слуха и голоса. Вскоре за ненадобностью отправляем его во взвод. Пора и нам расходиться. Горелый стоит по батарее, и через свою агентуру до него дошли слухи, что старики пронюхали про наши ночные посиделки. Им это сильно не нравится, рановато нам еще так жить. На место нас должны бы поставить черпаки, не царское это дело – с молодыми возиться, но они свой шанс по взятию власти упустили, и годами налаженный в батарее баланс нарушился.