Учебка-2, или Кто в армии служил, тот в цирке не смеётся!
Шрифт:
– Всем свободным от наряда срочная командировка, надо стекло на полк получить и доставить.
Ехать далеко, за 50 километров. Старшая машины – гражданская тетка, завскладом. Идет тентованный 131-й. Так как на улице холодрыга, ветераны утепляются – бушлаты, вшивники, подштанники, а у меня ни хрена нет, и я понимаю, что моя песенка спета.
Через полчаса сбор на пилораме, а я мечусь по расположению в поисках хоть чего-нибудь. В одной из тумбочек попадается подменка – галифе с «ушами» 50-х годов, напяливаю поверх своих штанов, все теплее. В дальнем шкафу нахожу старую шинель. Погоны, петлицы и пуговицы полностью отсутствуют, передние полы отсутствуют тоже, видимо, изрезаны на «пидараски», задние же болтаются, как фрачные фалды. Надеваю, смотрюсь в зеркало, впечатляет – суконный фрак и открытое во всей красе ушастое галифе послевоенного
Едем в соседнюю область, дорога занимает пару часов. По пути останавливаемся в довольно крупном райцентре, где посещаем туалет и покупаем пожрать. Стекло получаем на железнодорожной станции, и погрузка проходит для меня безболезненно, я даже почти не участвую в ней. Отъехав, останавливаемся у ближайшего магазина, Шадрин с Карайоном уходят. Сидеть теперь неудобно, ноги некуда деть: в середине кузова сложены ящики со стеклом. Появляются дембеля, в руках четыре бомбы с бормотухой, плавленые сырки, хлеб. Все спрыгивают на землю, они угощают, я вежливо отказываюсь – мне не по рангу, но отказ не принимается. Водила врезает стакан и извиняется за то, что больше не может принимать участия в празднике жизни, все понимающе кивают: ему за руль. Женщина испуганно смотрит, как по кругу идет вторая порция, после которой срок службы нивелируется и наш интернационал в очередной раз сливается в нерушимый братский союз – молдован, бульбаш, хохол, западный бандера и трое русских. С непривычки быстро хмелею, по телу разливается приятная теплота, и я расстегиваю крючки на фраке. Остатки волшебного нектара добиваем на ходу, и я с наслаждением жую батон и гражданский сырок. Настроение поднимается, я сливаюсь с коллективом в полную гармонию и после дембеля всех приглашаю к себе в гости. Опять останавливаемся в знакомом городке на центральной площади. Посередине растет могучий дуб, наверное местная достопримечательность. Окружаем его и дружно ссым на глазах у всего города, в полной уверенности, что каждый спрятался за деревом, подрывая таким образом авторитет младшего комсостава вооруженных сил в глазах гражданского населения. Дембеля опять отправляются в шопинг до ближайшего гастронома, просаживая присланные на дорогу деньги. Четыре флакона бормотухи и сырки практически приводят стекольную команду к групповому оргазму. Водила смотрит с завистью, но держит себя в руках.
Сопровождающая женщина серьезно напугана и просит нас скорее залезть в кузов. Из-за ящиков со стеклом сижу на лавке боком, лицом к кабине, и не вижу, что происходит сзади. Черпаки и Новак еще соображают и перестают пить, но не желая огорчать дембелей отказом, стаканы с зельем передают нам с Араповым. Меня тыкают в спину, и я через плечо получаю очередной сосуд, мне уже все равно, поэтому заливаю не считая. После следующей порции сознание меркнет и окончательно покидает меня…
Далее по рассказам очевидцев. Минуя КПП, машина въезжает на пилораму и замирает возле склада. Встречает нас лично зам по тылу полка майор Никишин. Женщина докладывает, что стекло доставлено. Никишин озадаченно вглядывается внутрь кузова.
– Почему они не выходят?
– Укачало, наверное, – женщина озабоченно рассматривает собственную обувь.
– А кто там? – майор строго смотрит на водителя.
– Вторая батарея, – «руль» поспешно вводит шейный крючок в зацепление с петелькой, да так сильно, что золотистые бабочки в петлицах вступают в кратковременное соитие.
– Опять вторая, ну Пургин!.. – визжит зампотыл петушиным фальцетом.
Водила откидывает борт, и на холодный песок вываливается первая бездыханная субстанция.
Я ничего этого не помнил, и хронология событий была впоследствии восстановлена по рассказам очевидцев. Они же и поведали, что появление из тентованного чрева грузовика персонажа в суконной фрачной двойке временно ввело зампотыла в состояние легкого недомогания. Из семи человек более-менее адекватными остаются трое, это Новак, Башкиров и Наконечный. Кто-то бежит в батарею за выручкой, кто-то остается при машине, а майор, приказав вызвать караул, лично конвоирует меня в штаб полка. Мы проходим вдоль забора (оказывается, я еще мог передвигаться), когда через пролом на территорию части проникает комсомольский секретарь нашего дивизиона, прапорщик Соловьев, когда-то в детстве мой одноклассник. Никишин подзывает его:
– Твой, Соловьев?
– Так точно.
– Давай его в дивизион, вызывай караул – и на губу прохвостов! – истерит
Майор уходит, а Соловьев сажает меня на лежащее рядом бревно и пытается выяснить, что случилось и с какого карнавала я тут нарисовался, его тоже смущает мой внешний вид. В этот момент внимание прапорщика привлекает группа бойцов, с трудом волочащих плащ-палатку с каким-то тяжелым предметом. При ближайшем рассмотрении предмет оказывается бездыханным телом уже почти гражданского человека, Юры Шадрина. Из батареи прибывает подмога, и Соловьев передает меня нашим каптерам. Подхватив под руки, они волокут меня дальше, носки сапог извилисто бороздят рассыпчатый грунт. В войсках каптер, как правило, старослужащий. В учебке же в каптерке командует старшина, а кандидатов выбирают из вновь прибывших – кто поздоровей, понаглей да пошустрей. Справа меня держит Рома, шебутной, крупный пацан из Иркутска. Слева Саня Белов, москвич. Я еще раньше заприметил этого громадного духа. В нем 120 кг, он КМС по классической борьбе, двукратный чемпион Москвы, а первенство Москвы приравнивалось к республиканским соревнованиям. Попал он к нам недавно. Из первой батареи пришел старшина и предложил нашему в каптеры борзого духа. Им, при их показательности, такой не нужен. Андреев взял. Однажды на подъеме Саня не уложился в 45 секунд и встал в строй в тапочках. Сержант отвел его в сушилку и заставил поднимать двухпудовую гирю. Белов мослал пока мог, наконец, устав, поставил на пол.
– Тебе кто разрешил? – удивился сержант.
– Я больше не могу…
– Меня не ебет, схватил и вперед!
Саня уперся, и сержант попытался пробить ему фанеру, после чего был опрокинут на пол могучей дланью. Вернулся он с серьезной подмогой и Белова как следует отметелили, восстановив тем самым статус-кво, после чего старшина поспешил от него избавиться. Прилепилось к нему погоняло «Малыш».
Сзади волокут Васю Арапова, в авангарде, как разведка, идет Новак. Мы были уже почти у цели, когда наша компания привлекла внимание полкового парторга майора Петькина, который как на грех стригся в бытовке на первом этаже. Я даже фрагментарно запомнил этот момент – когда, выскочив на улицу, он кричал:
– Курсанты, ко мне!!!
Но верные курсы уже уносили командирские тела в обратном направлении. Новак же, перейдя в категорию арьергарда, в нерешительности топтался посередине громадной лужи. Петькин уставился на него:
– Кто такой?
– Сержант Новак…
– Какая батарея?
– Сержант Новак…
– Чьи бойцы умотали?
– Сержант Новак… – боясь сбиться, Шура упрямо гнул свою линию.
Майор выматерился и пошел к телефону.
Дембелей в итоге закопали в дровах на пилораме, а нас с Васей через запасной вход затащили в казарму и бросили в каптерке на кучу бушлатов, где я и очнулся поздним вечером. В ногах стоял старшина и, глядя на меня с нескрываемым интересом, протягивал пол-литровую банку с молоком – местный деликатес, с комплекса прислали.
– Ну ты даешь! Такого у нас еще не было, чтобы молодой нажрался с дембелями, да еще нарисовался на весь полк…
Я смущенно жму плечами и пытаюсь вернуть банку.
– Пей все! – командует Толик.
Слух быстро распространяется по части. Оказывается, комбат уже был и изрядно обработал наши тела яловыми сапогами, после чего мы очнулись, и нам с Васей удалось привести торсы в вертикальное положение. Потом Пургин совал под нос кружку, заставляя дышать, – знаменитый тест на алкоголь, хотя ситуация была и так очевидной. Комбат был старым капитаном, который из-за обилия взысканий никак не мог превратиться в майора, и теперь долгожданное событие могло снова отодвинуться на неопределенный срок. Как ни странно, происшествие это не имело серьезных последствий. Проступок был настолько массовым, что решили сор из избы не выносить.
Утром комбат подошел ко мне за завтраком и зловещим тоном произнес:
– За ворота до дембеля не выйдешь, кто бы к тебе ни приехал…
Перспектива неутешительная, до дембеля еще далеко, хоть он и неизбежен, как крах империализма. Погода резко пошла на потепление, а я, по превратности судьбы, через два дня оказался дома.
На следующий день с химзавода вернулись духи. На замену едет другая партия, машина стоит на КПП. Сопровождение команды поручается старшему лейтенанту Круглову. Убедившись, что в кабине нет места, взводный отправляет вместо себя попавшегося на глаза Струта. Струт «дедушка», у него нет никакого желания трястись в кузове вместе с духами, и он находит меня: