Ученик философа

Мердок Айрис

Джордж услышал за спиной слабый звук и резко обернулся в испуге, но тревога была ложной. Джон Роберт слегка повернулся на бок и захрапел потише. Джордж постоял секунду, пока все его чувства крутились в диком калейдоскопе, не в силах сфокусироваться на комнате после столь интенсивного разглядывания белой страницы. Затем он быстро на цыпочках прошел к двери и, не оглядываясь, вышел обратно в коридор, где его опять ослепила полутьма после неяркого солнечного света спальни. Он захлопал глазами и огляделся. В коридоре никого не было. Нет, кто-то был, женщина, она стояла у стены поодаль, возле двери с надписью «Посторонним вход воспрещен», через которую Джордж прошел. Это была Диана.

С момента, когда Диана бросилась прочь, как выдра, от присутствия Тома в воде и

его столь запретного прикосновения, она была близка к безумию. Ей было уже невмоготу терпеливо сидеть дома, иногда ненадолго выходить в город и возвращаться домой, как часовой на пост, в ожидании Джорджа. Она не могла не пойти его искать, даже если он будет смертельно недоволен, когда она его найдет. Желание его увидеть, быть с ним ощущалось темной тошнотной болью, постепенно принявшей обличье рока. В этой огромной боли была лишь искорка радости, каковая, по-видимому, представляла собой надежду. Джордж несчастен, он изгой, он одинок. Она одна любит его по-настоящему и может спасти его от самого себя. Диана, конечно, слыхала в Институте (миссис Белтон постаралась) сплетни о том, что Джордж убил Стеллу и спрятал труп. Одни говорили, что на заднем дворе, другие — что в канале, а третьи — что в глубоком подбрюшье самого Института, где в старых штольнях, спускающихся к источнику, было множество заброшенных комнат и старых шахт, из которых иные остались еще от римлян. Люди, которые охотно передавали этот слух, верили ему едва наполовину, а Диана не верила ему совсем. Но она в ужасе отвергла дурацкую, бездумную шутку Тома из-за глубоко спрятанного греховного желания, чтобы это оказалось в каком-то смысле правдой, чтобы Стелла как-нибудь умерла, даже если Джорджа за это посадят пожизненно. Ведь тогда они поменяются ролями: он будет сидеть в тюрьме, ожидая визитов, а она — бродить где-то, загадочная и свободная. Из этого ядовитого семени и выросла страшная боль, погнавшая Диану на поиски Джорджа.

Диана была в таком отчаянии, что сначала направилась в Друидсдейл. Однако не прошла дальше римского моста. А что, если Стелла у Джорджа дома; что, если она там была все это время, не закопанная наспех в саду, но живая, соучастница некоего заговора, смеется вместе с Джорджем над фантазиями горожан? Бессмыслица, но тем не менее Диане это пришло в голову. С Джорджа все станется. Диана повернула назад и по главной улице Бэркстауна дошла до дома 16 по Заячьему переулку, где, как она знала, жил Розанов, потому что ей надо было пойти хоть куда-нибудь. Она походила взад-вперед по другой стороне улицы, наблюдая за дверью и пытаясь убедить себя, что оттуда в любой момент появится Джордж. Ей приходилось цепляться то за одну надежду, то за другую, и каждый раз обманчивый гаснущий отблеск сменялся неутоленной болью. Когда ей стало так же ясно, что Джорджа здесь нет, как раньше было ясно, что он может здесь оказаться, она побежала в Институт; и когда добежала, задыхаясь и стеная от усталости, встала на пост в Променаде, рядом с длинным окном, и принялась ходить туда-сюда, неусыпно, как часовой, не заботясь, что ее видят и на нее глазеют. В конце концов она взяла себе чай и в горестном забытьи села за столик. Она очнулась, совершенно ясно увидев фигуру Джорджа, который прошел совсем близко (не заметив ее) и скрылся в двери Баптистерия. В послеобеденном затишье никто не заметил Джорджа, бесшумно, как лис, скользнувшего в полуоткрытую дверь, и никто не видел Диану, которая такими же осторожными бесшумными шажками последовала за ним. Она миновала жаркие бронзовые двери источника и вышла в длинный, застланный ковром коридор, который вибрировал от водяных звуков и пах водой. Диана как раз успела заметить, что Джордж исчез в одном из номеров. Она подкралась чуть ближе, но подслушивать не осмелилась. Она никогда не бывала в Эннистонских палатах и была потрясена их тайной вкупе со страхом, что Джордж ее обнаружит, и невозможностью уйти, не повидавшись с ним, раз уж она его нашла. Она отступила к двери, через которую вошла, и стояла в болезненной нерешительности. Она вглядывалась и вглядывалась, до боли и ярких пятен в глазах, и уже готова была поверить, что Джордж ушел незаметно для нее.

Внезапно Джордж возник из комнаты, постоял мгновение, потом побежал к ней. Ужаснувшись этим бегом, Диана от беспомощности и страха издала слабый птичий крик. Джордж приближался, как огромный, ужасный, смертельно опасный зверь, не лев даже, а гигантская горилла, огромная обезьяна с длиннейшими руками. Приближаясь, он поднял руку, словно хотел одним ударом отбросить Диану с дороги. Диана упала на колени и закрыла глаза.

— Детка, детка, встань, не пугайся.

Он вмиг поднял ее и прижал, рыдающую, к себе.

— Хватит, не шуми, давай посмотрим, эта дверь все еще открыта, да, вот и хорошо, а теперь иди, иди домой…

— Сейчас… прости меня… сейчас иду.

— Слушай, ты иди первая… я выйду потом… увидимся через полчаса… да иди же, кончай реветь, глупая!

Диана, рыдая — теперь уже от радости, — направилась домой.

Снова одетая, Диана лежала на диване в элегантной (хоть и не совсем удобной) позе, которая нравилась Джорджу. Диана оделась в черное шелковое платье и сверкающее металлическое ожерелье с клыками, которое Джордж прозвал «рабским ошейником». Джордж в светло-серых брюках в клеточку и бледно-голубой, в очень тонкую темно-синюю полоску, рубашке, до сих пор расстегнутой и не заправленной, расхаживал по комнате, пинками расчищая путь от валяющихся на полу вещей. В небольшом помещении он ходил быстро, как человек ходил бы в просторном помещении или дикий сильный зверь в маленькой клетке, шагая слишком энергично, поворачиваясь резко, рывками, после каждых нескольких шагов. Диана глядела на него с беспокойством. Краткая радость все еще тлела, но страх и паника уже возвращались. Хождение Джорджа утомляло Диану и внушало ей мрачные предчувствия.

Джордж добрался до пианино и взял маленькую черную металлическую обезьянку, совсем крохотную, которая сопровождала Диану в ее скитаниях с незапамятных времен. Словно волшебные талисманы, они следовали за Дианой из кадра в кадр ее жизни, подтверждая, что прошлое существует, что оно ей не приснилось. Они служили странным доказательством того, что наивность, простодушие Дианы существуют и принадлежат только ей. Джордж тоже, и примерно так же, подсознательно реагировал на эти безделушки, старые и новые, осязаемое продолжение души Дианы. Он их уважал. Однако сейчас он нахмурился при виде обезьянки, напомнившей ему одну из нэцке Стеллы.

Он поставил обезьянку на место, открыл пианино и извлек две ноты. (Он, как и Диана, совсем не умел играть.) «Зов судьбы». Он посмотрел на Диану и улыбнулся ей, показывая квадратные зубки. В широко расставленных глазах тлело безумие. Диане никогда не приходило в голову, что широко расставленные глаза придают человеку безумный вид. Его глаза сверкали и горели надвигающимся смехом, но смех все не шел. По-видимому, Джордж был в чрезвычайно хорошем настроении.

— Привет, детка.

— Привет, дорогой. Давно не виделись.

— Гей-го, припев беспечный… Все о'кей?

— Все о'кей.

— Слава богу, что ты здесь.

— Я-то всегда здесь. Жаль, что ты — не всегда.

— О, я… Плуг прошелся по мне, но я все еще жив. Хотя это не важно.

— Что не важно?

— Все. И ничего. Все равно все будет хорошо.

— Что именно?

— Все.

— Хотела бы я тоже так думать. Сядь, подержи меня за руку.

— Я вижу свой путь, я вижу свет на той стороне, это восходит солнце Вечности.

— А я тоже там, в этом свете?

— Ты? Почему ты такая эгоцентричная?

— А ты нет?

— Да. Но твоя работа — не быть эгоцентричной. В чем твои обязанности, как не в вечном прощении? Ты — бог моей жизни.

— Бессильный бог.

— Бог и должен быть бессильным. Христос был бессилен. Он не спас сам себя.

— Ты не веришь в религию, ты просто издеваешься.

— Я верю во что-то, но забыл, как это называется. Чистое познание. Что случается, если отделить субъект от объекта? Субъект перестает существовать. Именно тогда и потому все дозволено.

— О, какая чепуха… Пожалуйста, сядь рядом, подержи меня за руку.

— Не могу. Я слишком завелся, тигр, о тигр, светло горящий… [107]

— Джордж, мне очень хочется когда-нибудь выйти с тобой на свет, на улицу, не таясь, не так, как будто это что-то позорное. Я готова ждать, я буду ждать и ждать и буду счастлива, если только смогу надеяться, что в один прекрасный день мы действительно будем вместе…

— А так ты не готова ждать?

107

Строка из стихотворения Уильяма Блейка «Тигр». Перевод С. Маршака.