Ученик мясника (сборник)
Шрифт:
Теперь Элизабет поняла, в чем дело.
— Значит, вы боитесь, что до вас тоже доберутся, как до Ферраро в магазине сувениров. Вот почему вы пришли сюда. И вы не хотите, чтобы они об этом узнали.
Палермо кивнул, улыбнувшись, и повторил:
— Я пришел к вам, чтобы сдаться.
— Хорошо, но проблема в том, что я не знаю, когда мы сможем договориться с министром юстиции относительно ваших условий. Когда именно вы готовы начать помогать нам?
— Господи помилуй, я же стою перед вами. Я здесь. Сейчас.
— Но я подумала, что вы предлагаете какие–то условия, —
— Нет, вы договариваетесь с министром за то, что я расскажу вам, — пояснил Палермо. — А не за то, что я расскажу как главный свидетель.
— Вы, кажется, не понимаете, мистер Палермо, что вас никто не будет считать свидетелем, пока вы не сообщите что–нибудь важное. Вы не можете отсиживаться в камере и торговаться.
— Я рискну. По крайней мере, в этом случае я останусь жив.
Элизабет обдумала его слова.
— Хорошо. Мы можем переправить вас в ФБР. Вообще было бы полезнее для вас сразу же пойти туда. Вдруг кто–то мог видеть, как вы шли ко мне?
— Нет. Я сдаюсь вам, а не ФБР. Министерству юстиции. Помните, это одно из моих условий.
— Но ведь это одно и то же! ФБР — подразделение министерства юстиции. Мы должны пойти туда.
— Не пойду, — отказался Палермо. — Послушайте, дорогая. Кажется, вы не знаете, как это делается. Я помогу вам. Мы поможем друг другу. Человек, который добывает такого свидетеля, как я, производит потрясающее впечатление. Вам светят премии, повышение по службе, все то, чем у вас принято награждать сотрудников. И ваша организация становится владельцем всей информации. Ваш шеф, например, сможет сказать комиссару нью–йоркской полиции: «Я знаю, кто доставляет партию героина в аэропорт Кеннеди. Что у тебя есть полезного для меня?» Так что, поверьте, в ваших же интересах держаться за меня. Информация — самая ценная вещь на свете.
Элизабет продолжала настаивать на своем:
— Но в министерстве нет оперативной службы, как в ФБР. Юристы министерства в основном работают с делами федерального уровня, и, как правило, это гражданские дела. Там даже некуда поместить главного свидетеля и никто не обучен такой работе.
— Слушайте, — произнес он миролюбиво. — Я настроен поболтать, но и вы, кажется, не прочь. Я выбрал министерство юстиции потому, что там мне предложат лучшие условия. Это во–первых. А во–вторых, это высшая инстанция.
— Высшая?
— Ага. Я уже имел возможность в этом убедиться, когда пять лет назад шерифу округа Херкимер пришлось забыть о том, что он хотел оштрафовать меня за парковку во втором ряду.
Элизабет должна была признать, что он сообразителен. Его представления о правилах юрисдикции были бредовыми, но он четко понял, как они сработают в его пользу.
— Ну хорошо, — согласилась Элизабет. — Я не могу гарантировать вам выполнение всех ваших требований. Не могу даже обещать, что министерство согласится принять вас в качестве главного свидетеля. Обо всем этом мне нужно переговорить с моим шефом.
— Только не по телефону. Он может прослушиваться.
Элизабет сняла трубку и попросила соединить ее с Брэйером. Когда он ответил, она была очень краткой:
— Джон, зайди ко мне сейчас же.
— Не радует меня все это, — заметил Палермо. — Я согласен на все, потому что я влип. Отсюда — и полпятого утра, и все прочее. Но я хочу, чтобы вы знали: не радует меня все это.
— Что–нибудь опять не так? — поинтересовалась Элизабет.
Сидя на кровати, она продолжала направлять пистолет в сторону Палермо. Она видела, что он говорит правду. У Палермо действительно был несчастный вид. И она не знала, как ей следует к этому относиться. Она также не знала, что может произойти дальше, но если его это не радует — надо быть начеку.
Палермо встал и начал мерять шагами комнату.
— Неужели никто из вас ничего не может сделать самостоятельно? Всегда должен быть какой–то Брэйер, или Фаркухер, или еще кто–нибудь, черт бы его побрал. Ничего удивительного, что у вас все валится из рук. Вы очень рискуете моей безопасностью.
Элизабет не ответила, предоставив ему возможность и дальше шагать из угла в угол, бормоча себе под нос. Может, Брэйер сумеет его уговорить отправиться в какое–нибудь пригородное отделение ФБР, а еще лучше, если он с парой вооруженных оперативников возьмет Палермо прямо здесь.
Раздался стук в дверь, и она поднялась. Палермо стало не по себе. Его лицо покрылось испариной.
— Давайте я открою дверь и встану за ней, — предложил он. — Если это не ваш Брэйер, вышибите ему мозги.
— Кто там? — спросила Элизабет, не вняв совету Палермо.
— Элизабет, это Джон. Открой.
Брэйер проскользнул в комнату и захлопнул за собой дверь.
— Так. А это кто?
— Джон, это мистер Палермо. Доминик Палермо. Он хочет выступить в качестве главного свидетеля по делу ФГЭ.
— И рассказать чертовски много всего другого, — встрял Палермо. — Но мне нужна безопасность. Защита от судебного преследования, устройство на работу, вознаграждение.
— Почему вы пришли к мисс Уэринг?
— Я слыхал, что она занимается как раз теми вещами, о которых я кое–что знаю.
— Слышали? От кого?
— Просто слышал, и все тут. А в чем дело? Вы можете предоставить мне то, о чем я прошу?
Брэйер перевел взгляд с Палермо на Элизабет и обратно.
— Это зависит от многих обстоятельств. Если то, что вы знаете, действительно представляет для нас ценность и вы будете помогать нам, говоря правду, то я, возможно — подчеркиваю: только возможно, — смогу устроить что–то. Но на эти условия должны дать согласие еще множество людей, от имени которых я говорить не уполномочен.
Палермо покачал головой, уставившись в пол.
— Господи. Еще один такой же. Вы тоже будете кому–то звонить. А этот кто–то — звонить дальше…
— Это зависит от уровня дела, — твердо произнес Брэйер, глядя на толстяка. — Ваше право принимать эти правила или нет.
Палермо посмотрел на него с отчаянием.
— Что вы можете мне гарантировать? Вы сдержите обещание, если все это понравится президенту, если у министра юстиции не будут жать ботинки, если влажность воздуха будет в норме? Послушайте, я же не алкаш какой–нибудь. Я знаю вещи, которые вам захочется услышать.