Училка
Шрифт:
— А разве ты должна получать игрушки за то, что должна делать без всяких условий? Может быть, тебе нужно дарить подарки за то, что ты дышишь? Разве тебе нужны подачки?
Девочка задумалась и молча стала укладываться спать. Наутро Настя была приглашена на официальное чаепитие Натальей Сергеевной.
— Наталья, скажи, что с нами происходит? В прошлом году стремились сберечь каждую свободную минуту между уроками: то журнал заполняли, то тетради проверяли. А в этом году мы с тобой только и делаем, что болтаем.
— Просто-напросто нам не хватает общения, разговоров по душам.
— Часто, все праздники у нас отмечали и выходные вместе проводили.
— Правильно, у них было время друг для друга. А у нас? Любую свободную минуту думаем о приработке. А для души нужно общение. Садись, вот тебе кусок пирога, чай.
— Ого, какое пиршество. С чего бы это вдруг? Что мы сегодня отмечаем? С мужем помирилась?
— Ай, даже и не спрашивай. Наши отношения достигли верхней точки.
— В каком смысле?
— Я тебе говорила, что живу по синусоиде. На прошлой неделе он опять на работе что-то праздновал или горе свое умывал, точно не скажу. Только меня забыл поставить в известность, что задерживается. У меня контрольное время — половина восьмого. Если пришел до этого срока, значит, трезвый, а если после, то, как говорится, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Его можно ждать до утра, уж как получится, у него разумеется. Это только я должна стремглав бежать домой после работы. У меня дома двое детей, и именно я несу за них ответственность. Вот только никто почему-то о роли отца не вспоминает.
Наталья вздохнула:
— На следующий день после попойки наступает период собачьей преданности. Он тогда напоминает мне пуделя, стоящего на задних лапках перед дрессировщицей в ожидании кусочка сахара. Несколько дней он играет роль идеального мужа. Становится предупредительным и внимательным до тошноты, а мне на него смотреть противно, у меня, так сказать, наступает послевкусие. Он пьет, а меня и через несколько дней с души воротит. В течение нескольких дней продолжается идеальная жизнь — это и есть верхний край синусоиды, а потом начинается постепенное вползание в новую фазу. Если я его простила — после клятв и разговоров по душам, от которых моей душе больно, словно по ней ножом проводят, — то он успокаивается, а значит, можно шалить по-прежнему. А если примирение так и не состоялось, он все равно начинает гасить свою грусть и тоску с друзьями. Чем крепче дружба, тем больше должно быть выпито в ее честь. И на следующий день опять принимает позу пуделя. Да хватит, в самом деле, об этом! Мы с тобой сегодня собрались за стаканом…
— Чашкой, — поправила Настя.
— Не перебивай меня, пожалуйста. Мы собрались сегодня, чтобы отметить рождение новой книги. Настя! Я ночь не спала, все читала и читала.
— Тебе понравилось?
— Конечно, а что будет дальше?
— Я еще не знаю. Понимаешь, когда я сажусь писать, я словно живу этой жизнью. Я вижу своих героев и чувствую их, но я не могу сказать, как они поступят. Мне кажется, что Раиса бросит своего мужа, а когда я начинаю писать, то понимаю, что она будет бороться до конца.
— А ее дочь? Кого-то она мне напоминает.
— Я знаю, о чем ты подумала. Да, действительно,
— Ну, ты прямо эпопею писать собираешься.
— Нет, что ты! Я пишу роман со счастливым концом.
— У нас — и счастливый? Какое уж тут счастье!
— Наташа, милая моя, но ведь оно разное, наше счастье. Можно радоваться теплу, улыбке твоей дочери и воробью, чирикающему на ветке. У моей книги обязательно будет счастливый конец, только я еще не знаю какой. А тебе и правда понравилось?
— Да я оторваться не могла, когда читала, все время смеялась.
— Но ведь в жизни очень много радостного, и всегда можно найти повод улыбнуться.
— Когда ты мне дашь продолжение?
— Завтра, а ты мне рукопись верни, ладно?
— Не обижайся, но я ее дала сестре почитать, она очень просила. Она не потеряет, честное слово! Сегодня вечером вернет. Только ты пиши побыстрее, хорошо?
Через несколько минут Настя заторопилась к себе в класс. Она была счастлива и горда тем, что впервые оценили результат ее ночных бдений. Ее наивная мечта написать книгу стала воплощаться в жизнь. Сознание того, что эти страницы, заполненные маленькими черными буквами, приносят кому-то радость, окрыляло. Насте вдруг захотелось подпрыгнуть до потолка, или покружиться, или совершить какую-нибудь глупость, которая, однако, никак не сочетается со строгим учительским обликом.
Как и обещала Наташа, рукопись, аккуратно завернутая в газету, была возвращена Насте на следующий день с настойчивым требованием побыстрее написать продолжение. Наташа и ее сестра вызвались вычитывать страницы, и с разрешения Насти на полях стали появляться сделанные тонким карандашом галочки, отмечающие опечатки, повторы и другие недостатки.
Активным помощником Насти стал и Кирилл. Настя то забывала порядок операций, то как работать с принтером. В этих случаях на помощь приходил Кирилл. Он робко говорил, что дядя Валера, кажется, нажимал вот эту кнопку или клавишу. Чаще всего Настя просто подыгрывала мальчику, давая ему возможность почувствовать себя нужным.
Теперь все с нетерпением ждали выходных: Марьяшка уезжала вместе с Оксаной Дмитриевной, Настя с Кириллом ездили куда-нибудь погулять, потом учили уроки. А по вечерам она садилась писать свой роман.
Командировки Валерия становились все продолжительней; когда он возвращался в Москву, то домой приходил очень поздно, так как буквально дневал и ночевал в конторе. Период пассивности и полудремы закончился, энтузиазм и энергия шефа заставили быстрее двигаться и всех сотрудников.
Активная работа руководителя словно вдохнула новую жизнь в разноцветные стены особняка. Но при такой активной работе Валерий не забывал своего обещания, и Марьяшка все больше времени проводила с отцом. Оксана Дмитриевна всячески старалась помогать Валерию ухаживать за девочкой.