Учитель и его время
Шрифт:
В те годы были и потери: в 1964 г. в клинике от инфаркта умер проф. Б. А. Овчинников. Хоронили его всей кафедрой на Богословском кладбище вблизи от военно-медицинского акрополя. Чуть позже умер преподаватель кафедры А. А. Пономарев.
Подходила пора окончания моей ординатуры. Диссертационный материал я собрал. Имел уже 3 публикации… Относились во мне очень хорошо, и мне так хотелось, чтобы меня оставили на кафедре, что я ничего не предпринимал в плане дальнейшего трудоустройства.
В сентябре 1965 г. кафедра переехала на новую базу – в городок Академии у Витебского вокзала, в так называемый Принцевский корпус. В этом старинном здании, на трех этажах разместили 120 коек. Переезд прошел быстро, а обустройство длилось не менее двух месяцев. Все заботы легли
Еще летом В. Г. Шор, остававшийся за старшего на кафедре, колко опросил меню о том, что я собираюсь делать в связи с предстоящим окончанием ординатуры, дав понять, что я зря надеюсь, что этим кто-то будет заниматься, а оставление мня на кафедре нереально. Романтизма у меня тогда поубавилось. К несчастью, Н. С. был в отъезде, Е. В. – в отпуске, и я действительно оказался никому не нужным. Посокрушавшись, я попросил В. Г. Шора, чтобы меня определили в Ленинградский окружной военный госпиталь, где, находясь рядом с кафедрой, я мог бы завершить кандидатскую диссертацию. Это позволило бы остаться в общежитии на Литейном. Таким образом, из-за переезда не страдала бы и семья. Надо отдать должное В. Г. Шору: он связался с медицинским отделом округа и от имени Николая Семеновича предложил распределить меня ординатором в этот госпиталь. В конце сентября меня вызвали в отдел кадров округа и предложили ехать… в Кандалакшу. Я отказался, тогда меня предупредили, что я буду послан в еще более гиблое место… Они брали меня на испуг. Но тут, слава Богу, приехал Е. В. Гембицкий и включился в хлопоты. В результате уже в октябре я был назначен ординатором терапевтического отделения госпиталя (сначала гастроэнтерологического, затем – пульмонологического).
Новая работа забрала меня с головой. Встретили меня по-товарищески (К. А. Шемонаев, М. Ю. Лянда). Все было очень трудно: и палата на 25 коек, и новый коллектив, и огромный объем документации, и тяжелые дежурства по приемному покою. Для дома меня почти не оставалось. Но даже в то трудное время на кафедру я заходил. Бывал иногда даже на кафедральных совещаниях. Посещал Общество терапевтов на Петроградской. Когда удавалось, вечерами подолгу сидел в Фундаментальной библиотеке, завершая диссертацию, и благодаря этому виделся с Евгением Владиславовичем. Нужно сказать, что практическая работа резко потеснила научные усилия в то время, и редкие встречи с Е. В. тонизировали меня. И все же редко обозначилось отсутствие друга, близость которого еще недавно была так привычна. Я его называл ГЧ – «генератор чудес», – такой оптимизм он излучал, а теперь приходилось рассчитывать на свое «топливо».
А кафедра переживала свою первую зиму на новом месте. Изменилось и ее предназначение – она стала именоваться кафедрой терапии для усовершенствования врачей (ТУВ), и это отражало ее возросший педагогический и клинический уровень. Весной 1966 г. она отпраздновала свое 125-летие. Пожалуй, это был апогей в ее развитии. Роль Е. В. на кафедре в это время особенно выросла.
С Евгением Владиславовичем меня немало связывало и в 1966 г.
Как-то по его просьбе я помог его семье перевезти вещи с Лесного проспекта, где они жили в коммунальной квартире, в отдельную квартиру на ул. Софьи Ковалевской. Там я впервые познакомился с Ниной Яковлевной Гембицкой и их младшей дочерью Ириной. В комнате у стены стояла, до потолка сложенная гора книг. Я заинтересовался ими. Заметив это, Е. В. предложил мне взять себе любую из них. Я выбрал, толстую старинную (1908 г.) переводную книгу «Болезни органов дыхания» (авт. West). Как она мне пригодилась впоследствии! Старые книги – как выдержанное вино.
В марте 1966 г. Н. С. Молчанов (по инициативе Е. В. Гембицкого) предложил мне поехать в Саратов, где уже около года как открылся военно-медицинский факультет, преподавателем на кафедру военно-полевой терапии. В силу разных причин я согласился. Но и здесь без помощи Е. В. не обошлось: несмотря на то, что вопрос о Саратове был решен, кадровики пытались склонить меня к отправке в Томский военфак. Е. В. тогда полдня провел в штабе ВМА из-за меня и довел-таки дело до конца.
В конце мая я, жена и дети прибыли в Сарагтов. Нас тепло встретили начальник кафедры Л. М. Клячкин и его семья. С жильем было трудно. Устроились на частной квартире у моста на Энгельс, в шестиметровке, с туалетом на улице, за 45 руб… Но зато здесь была большая теплая кухня, где я по вечерам дописывал свою диссертацию… Начался новый этап моей жизни. Но пуповина еще функционировала…
Осенью 1966 г. я уже из Саратова поехал в Ленинград с первым вариантом диссертации. Молчанов радушно встретил меня, расспрашивал, но показывать ему работу было преждевременно. А с Е. В. мы поработали. Он в это время активно завершал свою докторскую и ежедневно сидел в читальном зале библиотеки. Там мы я виделись. Правил он мой текст порциями – по главам, оставляя на полях размашистые карандашные пометки. Так продолжалось 10 дней. Этот вариант до сих пор хранится у меня. Это была в основном редакторская правка. По возвращении в Саратов мне оставалось лишь напечатать ее начисто.
В июне 1967 г., съездив перед этим в Ленинград, к Н. С. Молчанову как своему научному руководителю за отзывом, я единогласно защитил диссертацию в Совете Саратовского мединститута. В этом же году осенью в Академии докторскую диссертацию защитил Евгений Владиславович Гембицкий. С благословения Н. С. Молчанова несколько ранее он был назначен начальником кафедры военно-полевой терапии Академии. Начался новый период в деятельности Гембицкого – период самостоятельной многогранной работы очень высокого уровня. Н. С. Молчанову было тогда 68 лет. Он был полон сил, до его заката было еще далеко, но рассвет творчества для его ученика уже наступил.
Кафедра военно-полевой терапии (1967—1977 гг.)
Кафедра военно-полевой терапии к 1967 году, когда ее возглавил Евгений Владиславович Гембицкий, существовала уже более 10 лет. Ей предшествовала закрытая токсикологическая лаборатория (проф. Белянин). Нужно сказать, что сам феномен военно-полевой терапии, равно как и (несколько раньше) военно-полевой хирургии, принадлежал России. К 60-м годам в развитии этой дисциплины уже многое было сделано, а главное – была заложена школа. Применение 0В удушающего и кожно-нарывного действия в первую мировую войну, бомбардировки городов Японии и атомные взрывы, приведшие к массовым радиационным поражениям и травмам, применение напалма в Корее, – все это требовало создания военно-полевой терапии (ВПТ) как раздела военной медицины. США были обеспокоены отсутствием соответствующих специалистов только в период вьетнамской войны.
При создании кафедры ее коллектив, как это часто бывает в подобных случаях, оказался молодым. Тогда, в 1956 г. это были 35—45-летние люди. Им суждено было работать долго. Однако вскоре неожиданно умер их первый начальник – Б. Д. Ивановский, незадолго до этого получивший воинское звание генерал-майора медицинской службы. На смену ему из клиники В. А. Бейера пришел проф. Е. Б. Закржевский. Кафедра развивалась плодотворно и разносторонне: формировлись радиологическое, токсикологическое, профпатологическое направления. Выполнялись докторские диссертации. Складывался педагогический процесс… Творческое руководство кафедрой все эти годы оставалось за Н. С. Молчановым. ВПТ была его детищем.
В 1967 г. проф. Закржевский тяжело заболел, отошел от дел, а к осени был уволен. Должность была предложена Е. В. Этот выбор не был случайным: он готовился к защите докторской диссертации на одну из актуальных тем военно-профессиональной патологии – о поражениях, вызываемых СВЧ-полем, он хорошо знал состояние медицинской службы в войсках и, наконец, (это было главным) был клиницистом высочайшего уровня. В те годы кадровая политика еще сохранила государственный характер: людей подбирали и готовили в соответствии с необходимостью эффективного решения задач.