Учитель Истории

Гафуров Артур

Глава XIII: Поклонник

Я получил основательный нагоняй. Влетело и за потакательство прогулам и за то, что под это потакательство попала именно дочка моей нанимательницы, у которой «и так проблемы с физикой». Среди учителей тут же пошли кривотолки, да и ученики наверняка не отстанут. Пришлось выслушивать упреки и нравоучения. И, конечно же, мне придется публично объясниться. Но это еще полбеды. В наше отсутствие объявлялся бывший муж Елены и намекнул на мировую: за половину стоимости квартиры он согласен отказаться от любых претензий на нее. Вообще, учитывая нависающий над Телигами риск лишиться сразу двух третей имеющейся жилплощади, предложенный вариант был не так уж и плох. По крайней мере, так считал я, а мое слово в данном вопросе кое-что да значило. Однако загвоздка состояла в том, что у Елены просто не было таких денег. Даже половины требуемой суммы. Да и никаких гарантий мужчина не дал, все на честном слове. Такая вот информация к размышлению.

Напоследок, излив мне все свои душевные метания насчет нежданного визита своего бывшего супруга, женщина, словно опомнившись, еще разок проехалась по моей совести (которая только-только начала приходить в себя) и строго-настрого запретила общаться с Яной без ее ведома. Ладно, учтем-с.

До общежития пришлось добираться ножками: машину-то я оставил, пешеход доморощенный. А «дома» меня уже поджидала новая напасть.

— Татьяна? Вы к кому-то в гости?

— Да, Филипп Анатольевич, — учительница математики спешно убрала от лица руки, которые перед этим старательно согревала собственным дыханием, и спрятала их в карманы длинной светло-сиреневой куртки. — В гости. К вам. За советом.

Я не смог удержаться от сарказма.

— Странно обращаться за советом к человеку, который говорит самые глупые вещи, что вы слышали в своей жизни.

Ее и без того раскрасневшиеся на морозе щеки стали цвета вареной свеклы.

— Вы запомнили… Простите. Я сказала так, не подумав. Со зла.

— Даже со зла? — после беседы с Еленой я сам был не в своей тарелке и потому говорил предельно прямо. — Что же такого я совершил, что вы разозлились?

— Об этом я и хотела бы поговорить.

— Прямо сейчас?

— Если вас не затруднит… Вы ведь не обижаетесь за вчерашнее?

«Ну, просто вылитая Марфа Васильевна, — подумалось мне. — Стоит такая вся хрупкая, румяная, очи долу — само воплощение скромности и невинности. Ладно, на первый раз поверим на слово».

— Негоже на морозе стоять. Идемте в тепло.

Татьяна как-то странно посмотрела на меня, но последовала за мной.

«Негоже»? «Идемте»? Откуда вдруг взялась эта старорусская мова? Не иначе подсознательные образы выплывать стали. Только и делаем, что базарим то про этих Младовских князей, то про их пропавшее наследство. О, да, «базарим» — так-то лучше. Не ляпнуть бы еще чего-нибудь такого вслух…

Однако когда мы прошли в мою комнату, сходство Татьяны с героиней лучшей комедии Гайдая еще больше усилилось, поскольку густые длинные волосы девушки были заплетены в аккуратную косу. Ей очень шло. Впрочем, все мысли о русских красавицах тут же отошли на второй план, как только я с ужасом понял, что уже неделю как не прибирался. Собственно, с самого первого дня заселения. Вещи раскиданы, где попало, на столе неубранные остатки утренней трапезы, в углу благоухает «мусорный» пакет, в котором чего только не успело накопиться. Кажется, теперь мой черед отводить глаза и стыдливо краснеть.

— Садитесь, пожалуйста. Да, за стол. Нет, стоп, я сначала уберу это. И вот это. И крошки смахну. Да, теперь можно. Чаю?

— Не откажусь, — ответила Татьяна, постукивая зубами.

Видимо, она и вправду основательно продрогла.

Я сходил на кухню и «обворовал» одиноко обедавшую студентку на две чашки кипятку. Сварганил чай, прихватил из холодильника кое-какой снеди (своей, не чужой) и вернулся в комнату, где меня поджидала моя нежданная гостья.

— Ну, рассказывайте.

Девушка аккуратно взяла чашку кончиками пальцев, сделала небольшой глоток.

— Понимаете, я не знаю, как мне быть…

— Такое иногда случается, — согласился я. — Начните с начала.

— С начала… Да, вы правы. Просто с чего бы начать… Я запуталась, я растеряна… Напугана…

— Жизнь не идеальна, — глубокомысленно изрек я, потягивая чай.

— Уже пятый день сама не своя…

— С субботы?

— Да. И не знаю, кому можно довериться…

— Кажется, вы уже выбрали. В ином случае я не понимаю, что вы здесь делаете.

— И Костя… Я не могу рассказать ему… Так глупо получилось… Понимаете, мы поклялись никогда не врать друг другу. Я думала, если кто и нарушит клятву, это будет он. Он, а не я. Или, может, молчание — это не совсем ложь?

— Психологи с вами не согласились бы.

— Если он узнает…

— Будет не очень хорошо, так?

— Будет катастрофа! Он… Нет, я не имею права сообщать ему…

— Это ваше право.

— Пусть даже мы клялись… Но это сильнее меня.

— Никто не совершенен. Впрочем, что-то похожее я недавно говорил относительно всей жизни.

— Потому я и решила прийти к вам! Тем, более, вы уже поневоле оказались замешанным в этой истории…

— Вот, уже прощупывается.

— Прощупывается? — на лице девушки промелькнуло легкое замешательство.

— То есть, — пояснил я. — Мы полегоньку-потихоньку подходим к сути вопроса. Ведь так?

— Да, так, — она покопалась в своей сумочке и извлекла из нее сложенный вчетверо лист бумаги, — похоже, тот самый, из-за которого, по моему глубокому подозрению, и разгорелся весь неведомый сыр-бор. — Вот, посмотрите.

— Ух, ты ж… Целый трактат! — я с недоверием расправил бумагу на месте изгибов, но сам текст пока не смотрел. — Можно прочитать? В прошлый раз вы всем своим видом показывали, что эта бумажка не имеет к вашему настроению никакого отношения.

— Читайте, — попросила она. — И прошу, скажите, что мне делать?

Тихонько вздохнув, я углубился в чтение.

Уважаемая Татьяна Валентиновна,

Уверен, вы меня уже и не помните. Но я запомнил вас очень хорошо. Четыре с половиной года назад мы с вами познакомились в поезде: вы ехали на каникулы в Болгарию, а я — в деревню к бабушке, под Харьков. Тогда я еще мог говорить вам на «ты», хотя вы уже учились в университете. На четвертом курсе. Я хорошо запомнил, что на четвертом. Мне было тринадцать, я тайком от мамы курил в тамбуре. Там, в тамбуре мы и встретились. Два часа ночи, я думал, все давно уже спят! Вы пристыдили меня, несли какую-то чепуху про вред курения и про плохие привычки. Было очень обидно и стыдно. Потом вы потребовали отдать сигареты и демонстративно выбросили их в окно. Зачем? Хорошие были сигареты, я половину скопленных денег на них спустил. Но мне было не жалко, я в тот момент вообще не думал о них. Я смотрел на вас. Смотрел — и не мог отвести взгляда. Уже тогда. Нет, мне было стыдно, правда! Но как-то… Не так. Не о стыде я думал. Хотя, о чем еще было думать в том вонючем тамбуре. Только о самом прекрасном человеке, который когда-либо побывал там. И который сейчас стоял передо мной. Потом вы позвали меня к себе в купе, и мы болтали до утра. Вы сказали, вам не спится. Мне тоже не спалось, и еще долго потом… Но это была лучшая ночь в моей жизни! Я плохо помню, о чем мы говорили. Вы рассказывали про себя, про учебу, про хобби. Потом спрашивали меня: про любимые книги, любимые фильмы. Я отвечал. Врал напропалую, ничего из этого я не читал и не смотрел и даже потом не пытался. Но мне так хотелось вам понравиться! Поэтому я придумывал разную чушь о том, какой я умный и крутой. Наверное, это выглядело очень смешно со стороны. Я и сейчас такой. Врун и брехло. Вы не обижайтесь, ладно? Я не со зла. Но и вы тоже хороши! Позже, когда я стал старше, то понял, что вы тоже кое в чем привирали. Не хотели меня обижать. Типа взрослая, все такое. Вы красивая, очень красивая. Я тогда только об этом и думал, поэтому плохо помню наш разговор. А так хотелось бы запомнить. Каждое слово.

Под утро я сошел на станции в Харькове, а вы поехали дальше. Начинались каникулы, но время для меня пошло иным ходом. Лето пролетело, как один день. И словно в тумане. Я не мог думать ни о чем и ни о ком, кроме вас. Всюду, куда бы я ни пошел, мне мерещились вы, я видел ваш образ. В каждом встреченном лице, в каждой девушке. Со мной потихоньку перестали общаться ребята, меня больше не звали гулять. Зачем, если этот чудик все время тупит и витает в облаках? Бабушка волновалась, думала, я заболел. А как я мог рассказать ей о своих чувствах? Она бы не поняла. Никто бы не понял.

И как я ненавидел себя, что не догадался взять у вас номер телефона или электронную почту! Хоть какую-нибудь ниточку, по которой я смог бы снова найти вас, иметь хотя бы надежду на это! Я ведь даже фамилии вашей не знал! Только имя — Татьяна. Таня. Я молил бога, чтобы мы снова встретились в поезде по дороге обратно. О, как я молил его! Даже в церковь ходил несколько раз. Ох, бабушка тогда так перепугалась, думала я и вправду помираю. Но бог все равно не услышал меня. Мы с вами больше не встретились. Я вернулся в Младов, жизнь пошла по-старому. Почти по-старому. Я взрослел, набирался сил. И я не забывал вас, нет! Я работал над собой. Этим летом, глядя на себя в зеркало, я вдруг понял, что случись наша встреча не тогда, а сейчас, все было бы по-другому. Я не отпустил бы вас. Но кого волнует то, что могло бы быть, а не то, что произошло на самом деле? Не вас, это точно.

И вот первого сентября я пошел в свой последний, одиннадцатый класс. Последний год, повторял я себе, последний год — и я стану жить по-новому. Я знаю, что стану. Но нет. Бог, к которому я безуспешно взывал все эти годы, внезапно… Неожиданно… Когда я уже почти начал забывать вас… Да, это были вы. Я узнал сразу же, едва вы вошли в класс. Учитель алгебры и геометрии. Зачем тогда, в поезде, вы врали мне, что учитесь на кафедре естественных наук? Потому что перед этим я сказал, что ненавижу математику и все, что связано с цифрами?

Плевать. Я нашел вас. Нет, не так. Мы нашли друг друга. Но вы об этом, конечно же, даже не знали. Едва ли вы вообще помнили о нашей встрече. Не помнили, точно: за прошедшие полгода я хорошо это понял. Но я вас не забыл. Не забыл, понимаете? Всеми правдами и неправдами, я тут же разузнал про вас все: где вы живете, когда у вас день рождения, замужем ли вы. Я знаю, что у вас есть жених, что вы переехали к нему в Младов этим летом. Жених! Счастливчик. Но не он ваша судьба. Не он, а я. И я говорю это вам, Татьяна… Нет, не вам. Тебе. Тебе, Таня. Я сделаю все, чтобы ты была моей. Я решил открыться тебе, потому что больше не могу. Не могу ждать, не могу страдать. Не могу мечтать. Я буду действовать. У меня есть силы, есть возможности. Но я прошу лишь одного: ответь мне. Я подожду неделю. После этого… Нет, лучше тебе не знать, что будет потом. Ты будешь моей. Ответь мне, Таня.

Твой А.Д.