Учитель Истории
Шрифт:
Выслушав меня, Елена была категоричной: сделка не состоится.
— Это был единственный ответ, который можно было дать, — пояснил я. — Сейчас уже не важно, отказал бы я ему сразу или сообщил об отказе завтра в пять. Если они действительно уезжают из города, на слушанье в понедельник твой бывший муж не придет. Придет юрист, который покажет документы на квартиру, что будет означать ее потерю. Или не покажет, что будет означать проигрыш Юлианом дела.
— Полагаешь, он проявит благородство? Я бы даже не мечтала о таком, — Елена окинула взглядом пустующий класс, словно искала поддержки у парт и стульев. — Не получив денег, он выдворит нас на улицу. А если
— А может получиться так, что он уезжает, чтобы избежать уголовного преследования?
— Ты же сам говорил, что срок давности по нему уже истек? Юлиан, конечно, трус, но не дурак: бросать свое добро — а здесь, в Младове, у него одних только квартир несколько штук — он не станет.
Я почувствовал себя немного сбитым с толку.
— Тогда не понимаю, зачем ему вообще этот миллион? Выходит, для него это даже не деньги. И жилье ему не очень сильно нужно. Из-за чего весь сыр-бор? Что вдруг изменилось в ваших отношениях?
— Не знаю.
Мне показалось, Елена что-то умалчивает. В другой ситуации я предпочел бы тоже не раскрывать рта, но сейчас был не тот случай.
— Ну хорошо, — сдалась она после недолгого словесного пресса. — Это все из-за Яны. Не делай такое удивленное лицо, девочка имеет к этой истории самое прямое отношение. Полгода назад она стала встречаться с одним пареньком из школы, Аликом Джунгуровым. Приятный был молодой человек…
— Ага, — обрадовался я, перебив женщину. — Вот и Джунгуров объявился. Я-то все гадал, кто же меня просветит относительно… Стоп, подожди, а почему ты говоришь о нем в прошедшем времени?
— Он уехал, — Елена прищурилась, словно пыталась уличить меня в чем-то неподобающем. — Но дело не в этом. Мне Алик этот и вправду понравился. До этого Яна молодыми людьми мало интересовалась. Была этакой пацанкой, как сейчас принято говорить. Ходила неделями в одних и тех же джинсах и футболке, из косметики признавала только гигиеническую помаду, а уж что она слушала… У меня даже цветы дома вяли, не говоря уже о соседях… Те просто на стены лезли. Столько ругани было… Алик сумел как-то заинтересовать ее: они ходили гулять, вместе играли в баскетбол на спортплощадке, ездили летом в Питер, в гости к его родне… Девочка начала следить за собой, переоделась в нормальную одежду, а главное, стала более открытой — начала что-то рассказывать, делиться. Я была только рада таким переменам. Они были вместе четыре месяца, до середины октября. А потом произошла неприятная история. В школе к Яне стали приставать одноклассники. Знаете, так бывает: выберут себе жертву и начинают травлю.
— Простите, — снова не удержался я. — Кто-то в школе рискнул тронуть девочку, мама которой, пардон, завуч? Вы же направили их потом на проверку психики?
— Не направила, — женщина даже не улыбнулась. — Эти ребята были из громобоев. Им что завуч, что директор — все одно. Тем более, ты, наверное, уже наслышан, за ними стоят люди… Которые, скажем так, куда как влиятельнее рядового школьного педсостава. Это настоящие маленькие преступники, будущие воры в законе. Для них издеваться над дочкой завуча — что-то вроде демонстрации силы, вседозволенности. А может, они и не по своей воле, а лишь выполняли чье-то поручение. Я не могу сказать точно. Яна не жаловалась мне, терпела молча. Но Алик терпеть не стал. Он решил — и, возможно, небезосновательно, — что травля начала из-за него. Он ведь приезжий, из Улан-Удэ, кажется. Переехал сюда с
— И что же случилось?
— Решив отомстить за девушку, Алик подкараулил «шутников» вечером возле подъезда. Удачно подкараулил: оба загремели в больницу. Громобои тут же кинулись мстить — они даже не попытались разобраться, что к чему. Подожгли гараж, в котором он хранил мотоцикл. А на следующий день еще одного школьника-громобоя увезла скорая со сломанной рукой и выбитыми зубами. За дело взялась полиция, но сделать ничего не успела — мальчик исчез. С тех пор его здесь не видели. Поиски ни к чему не привели. Говорят, он вернулся к себе. Даже Яна не получала от него ни весточки.
«Так вот почему она так боится громобоев, — пока Елена наливала себе воду из графина (руки ее при этом слегка подрагивали), я дал волю мыслям. — И откуда так хорошо их знает. Теперь мне кое-что стало понятно».
— Но это не ответ на мой вопрос. Почему на вас взъелся твой бывший муж, который, вроде как, не настолько стеснен в средствах? При чем здесь Джунгуров и эта история, произошедшая с ним?
— Я же говорю, — женщина опрокинула второй стакан. — Он не по своему почину пошел в суд. Это всё его жена. Один из этих покалеченных — язык не поворачивается назвать их детьми — сын ее лучшей подруги. Там все повязаны, поверь мне, Филипп. Иначе мой бывший муж не смог бы спокойно вести бизнес в Младове. За боль физическую он наказывают нас болью нравственной.
— Тогда я все равно не могу понять поведение Юлиана. Куда он собрался уезжать? Зачем? Если его это дело даже не касается… Что-то я совсем запутался.
— Уж если ты запутался, я и подавно, — она протянула мне стакан с водой, я отрицательно покачал головой. — Ты понимаешь, как мне трудно держаться? Вчера я сорвалась… Прости меня. Как бы то ни было, найти миллион за три дня — задача абсолютно невыполнимая. Да и было бы слишком унизительным идти на сделку с этим человеком. Пусть будет, как будет. Уж лучше потерять квартиру сейчас, чем всю жизнь провести в страхе, что ее могут отобрать в любой момент. Если судить по правде, она не наша и нам не принадлежит. Я сегодня же позвоню Паше и скажу ему, что ты прекрасно справился, но услуги юриста мне больше не нужны.
— Подожди, не торопись, — я машинально положил свою руку ей на запястье, словно не разрешая взять воображаемую трубку: женщина удивленно посмотрела на меня, но промолчала. — У нас есть еще три дня. Дай мне их, и я выясню, что задумал Юлиан. А отказаться ты всегда успеешь.
— Зачем? — не поняла Елена. — Если ты хочешь выполнить свою работу до конца, то… Ты ведь и так ее выполнил! Я очень тебе благодарна, честно, но… Пойми, я приняла решение, что сделка не состоится. Так что незачем тянуть.
У меня было, что возразить ей. Напомнить про дочку, которой скоро поступать в университет. Про справедливость, о которой можно и не мечтать, если она сдастся прямо сейчас. Напомнить про собственную жизнь, в конце концов! Молодая красивая женщина, обреченная до пенсии горбатиться ради погашения ипотеки с нечеловеческими процентами? И это при условии, что есть еще три (!) дня на то, чтобы попытаться — я не говорю «исправить», — хотя бы попытаться смягчить положение. Хотелось рассказать ей, как я сам не раз выпутывался из историй, когда, казалось бы, все, каюк, спускайте шлюпки. Рассказать о том, что спасительной может оказаться любая минута, пусть даже самая последняя. Главное дождаться, дотерпеть. Всего минута — а ведь у нас в распоряжении целых три дня! Так зачем отступать так рано, если есть, за что бороться?