Учитель Истории
Шрифт:
— Филипп?
— Да, это я. Идем дальше.
— Вглубь? Там есть проход.
— Да, вглубь. У тебя фонарик только в телефоне?
— Да, только такой… Но он садится.
— Печально. Но пока еще он не сел, так что будем надеяться на лучшее.
И мы пошли, осторожно, выверяя каждый шаг, обшаривая лучами фонарей пространство вокруг себя и то и дело прислушиваясь: нет ли погони? Я не знал, насколько глубока пещера и глубока ли она вообще. Но пока позволяло пространство, нужно идти. И плевать на риски и тесноту и сырость. Снаружи ждет враг пострашнее.
Пещера представляла собой извилистую, уходящую вглубь берега заброшенную штольню шириной метра два и примерно такой же высоты. Но встречались и более узкие участки. Внутри было сыро и, на удивление, тепло: пусть немного, но выше нуля. Размалеванные предыдущими визитерами стены во многих местах были подперты полуистлевшими угольно-черными балками. То тут, то там попадались обвалившиеся участки. Так, кричать здесь не стоит, порода не совсем устойчивая. Стрелять, кстати, тоже. Надеюсь, нашим преследователям не придет в голову шарахнуть возле входа какой-нибудь взрыв-пакет и похоронить нас здесь заживо?
Несколько раз проход раздваивался, и тогда приходилось выбирать, в какую сторону идти. Внутрь некоторых из ответвлений можно было проникнуть исключительно ползком, настолько тесными они были. Зато другие по размерам не уступали «альма матер». Настоящий подземный лабиринт! Сколько мы здесь уже находимся?
— Минут пять, — ответила Яна на мой вопрос.
Она сильно запыхалась и вообще, кажется, была близка к истерике, но пока что ни словом, ни жестом не выказывала накопившейся усталости и нервного истощения.
— Получается, мы прошли всего-ничего?
— Думаю, да, — подтвердила она. — Проход сильно извивается, а тут куча всяких ходов и лазов… Наверняка, в эту часть пещеры есть более короткий путь.
— В таком случае нам стоит поторопиться, — я только сейчас сообразил, что арбалет, который я все это время старательно тащил с собой, разряжен, и снова взвел тетиву. — Здесь у нас, конечно, больше шансов, чем снаружи, но… Короче, как повезет.
Увы, было бы верхом наивности надеяться, что громобои все поголовно боятся темноты, страдают клаустрофобией или испытывают суеверный ужас перед какой-нибудь неизвестной нам местной легендой. Как ни велики были размеры случайно встретившейся нам земной червоточины, ей было очень далеко до пресловутой Мамонтовой пещеры в США, протяженность которой составляла почти шестьсот километров, или трехсоткилометровой мексиканской Сак-Актун, большая часть которой, правда, была затоплена водой, но и оставшихся площадей более чем хватало для игры в «прятки». Крупнейшие из младовских рудников имели протяженность не более километра (скорее всего, даже меньше), а в глубину уходили и вовсем метров на двадцать-тридцать. Если среди громобоев есть хоть один диггер-любитель, нас отыщут быстрее, чем я успею вспомнить, хотя бы три художественных произведения, где фигурируют пещеры. Так, проверим… «Том Сойер» Марка Твена, «Одиссея» Гомера, «Путешествие к центру Земли» Жюля Верна…
— Я что-то слышала, — Яна замерла, как вкопанная, рассеянный луч света уперся в узкое отверстие бокового прохода, располагавшееся на высоте полуметра от пола.
— Погаси, погаси! — отчаянно зашипел я, выключая собственный фонарик.
Секунда — и мы оказались в полнейшей мгле. Ни отблеска, ни искорки. Я поднес руку к самому лицу, но так и не смог различить хоть каких-нибудь деталей, пока случайно не ударил сам себя по носу. Было больно. Видимо, таким и был мир до начала времен: темным и холодным. Непроглядным. Мир, в котором бесполезны глаза.
Зато очень полезен слух.
Сначала до моих ушей донеслось невнятное шебуршание: так в деревенском доме за стенкой скребутся мыши. При здешней акустике звук должен идти далеко… Но скоро к скрежету прибавилось пыхтение, как будто кто-то волочил по земле непосильную ношу. А затем — человеческие голоса.
— Давай шустрее, жирный.
— Сам ты жирный! Тут стенки узкие.
— Это не стенки узкие, это ты жирный. И тише. Не блажи, как блаженный.
— Я тихо, я не самоубийца. Мой локоть! Сраный «шкуродер»!
— Да тихо же!
— Все, прости. Я молчок.
Я сделал шаг в сторону Яны и на ощупь взял ее за руку.
— Идем.
Но она не двинулась с места.
— Они в «шкуродере».
— И что? — я был настроен по-кутузовски, то есть, на решительное отступление.
— Пока они там, они ничего нам не сделают.
В ее словах была определенная правда.
— И что же ты же ты предлагаешь? Пристрелить их из арбалета, пока они ползут по этой дырке? Извини, я не умею убивать людей.
Но тут мне на ум пришла другая мысль. Заложить проход камнями! А что, тут их полно, «завались» в самом прямом смысле этого слова. Тяжеленные. Пусть попробуют выпихнуть их обратно на вытянутых руках, когда из всей опоры только скользкие отполированные телами ползунов стены «шкуродера»!
— Ну-ка, посвети мне…
Сказано — сделано. Вручив Яне арбалет, я наспех затолкал в жерло прохода несколько находившихся поблизости крупных валунов. Настороженный шепот сменился удивленным, а следом затем и вовсе перешел в возмущенные крики. Видимо, ребята поняли, в какой заднице только что очутились. Минутное дело, а, как минимум, двое врагов теперь отрезаны от своей банды! Маленькая, но победа!
… которая чуть не превратилась в былинное поражение.
— Кто-то идет, Филипп! Вон там свет!
— Блин… Валим, скорее!
Мы побежали, уже совершенно не беспокоясь о сохранности ног: тут бы голову сберечь. Трудно было понять, преследуют нас или нет. Увиденный Яной свет больше не появлялся, однако нас это не останавливало. Пещера все не кончалась, и я уже начал думать, что мы движемся по кругу, и скоро снова окажемся у выхода. Пространство как будто опрокинулось. Я уже не мог с полной уверенностью сказать, где находится верх, а где низ, и есть ли между ними хоть какая-нибудь разница. Мы шли практически вслепую, каждые несколько метров на секунду включая фонарь, чтобы рассчитать следующие несколько метров пути. И так далее, и так бесчисленное число раз. Время застыло, секунды тянулись, как жевательная резинка. Казалось, мы блуждаем уже целый час, но часы говорили, что на самом деле вчетверо меньше. А отсутствие погони пугало еще больше, чем крики «Стоять!» за спиной и лязг ружейных затворов.
— Ай! — Яна коротко вскрикнула, затем я услышал мягкий звук удара человеческого тела о холодные камни.
— Что с тобой? — пучок света вырвал из темноты скорчившуюся человеческую фигуру. — Оступилась?
— Ага… Я, кажется, лоб расшибла.
— А ноги? — я хотел помочь ей подняться, но девочка громко вскрикнула, едва я прикоснулся к ней. — Ладно, подожди…
Кровь в висках застучала, как барабан. Неужели перелом?
— Больно… Я не могу наступить… Не могу идти!
Действительно, идти она больше не могла. Я сел рядом на корточки, погладил ее по голове.