Учитель моей дочери
Шрифт:
Для меня чужой муж — это всегда было табу. А тут двойное комбо: он — женат, я — замужем.
Это было очень круто, но я не могу, во-первых, спать с мужчиной без отношений, даже если мой муж забил на меня и променял на кусок железа с джойстиком, и уж тем более я не способна развлекать чужого мужа.
Его жена… Я открывала её фото на сайте школы несколько десятков раз, она выглядит милой, я бы даже сказала — красивой. И это разрывает мне сердце. Она точно не заслужила такого.
Алексея Викторовича Тихонова в холле не оказывается, и я со спокойной душой возвращаюсь домой. Он поступает правильно. Мы должны исчезнуть из жизни друг друга. Так будет лучше всего.
Я снова самостоятельно вожу в школу малышку каждый день, и всё повторяется. Его нет во вторник и среду. И я теряю бдительность, немного успокоившись. Ведь не пойман — не вор. Ну подумаешь, оступилась. Нет, не так. Совершила преступление.
Но кроме раскаяния есть кое-что ещё. Его воображаемые прикосновения... Несуществующие, призрачные поцелуи. Они преследуют меня, как иногда людей мучают ночные кошмары. И невозможно жить, как раньше,
Словно последние годы я смотрела на мир сквозь заляпанные очки и ничего не видела из-за мутных разводов. И вдруг кто-то прот"eр стекла, и я прозрела, обалдев от ярких красок. Всё это ново, возбуждающе запретно и путает меня до ч"eртиков. Как быть дальше? Продолжать смотреть на спину мужа, ходить за продуктами, готовить еду и чётко по субботам убирать в нашей общей квартире, если где-то там есть он, дуреющий от моего запаха? Балдеющий от поцелуев? Смотрящий на меня как на неземное сокровище?
Три дня подряд я, возвращаясь домой в восемь пятнадцать, проделываю одну и ту же процедуру: захлопываю дверь, разуваюсь и снимаю куртку, машинально вешая её на крючок.
Но на четвертый я слышу уверенный стук в дверь. Соседка, решаю я, открывая замок, толкаю полотно наружу и ошарашенно отступаю назад. Всё тело тут же простреливает током.
— Ты?! Что ты здесь делаешь?
Хочу возмутиться, закричать, выгнать. Правда. Я очень этого желаю. Это просто крутится на кончике языка, но я снова вижу его серые глаза, ощущаю желание и напор, с каким он шагает ко мне в квартиру. И просто не могу отказать себе в слабости. Глубоко дышу, испытывая притяжение, бессилие перед ним и сладкое головокружение. Как же сильно меня к нему тянет! Откуда это взялось?!
— Где ты нашел наш адрес? — хочу сказать строго, но получается жалко, будто перед хищником, спасаясь и поскуливая.
Он не нежный и не стеснительный, каким когда-то, в самом начале наших отношений, был мой муж. Учитель берёт, не спрашивая, и этой своей решительностью затаскивает меня в водоворот окончательно. Он весь: его стальные глаза, губы, руки, фигура, голос и даже легкий запах табака — сплошная ловушка.
Отхожу вглубь коридора, вернее отползаю по стене, смотрю ему в глаза и дрожу, ощущая, как тело покрывается гусиной кожей.
— Ты это чувствуешь? — Усмехнувшись, шагает ко мне и тут же прижимает к обоям, которые я выбирала самолично для нашего некогда счастливого семейного гнездышка.
— Что? — выдавливаю, утопая в его запахе, блокирующем мой разум, здравый смысл, рефлекс самосохранения и несчастный, затуманенный гормонами мозг.
Толкает на стену и тут же прикладывается к моему рту. Жёстко и так сильно, что я пытаюсь, но чисто физически не могу отказать ему. Я не в состоянии... Я не хочу... Не справляюсь. Это сильнее меня, и я закрываю глаза, подчиняясь.
— Что чувствую? — задыхаясь, хватаю воздух ртом, когда он стягивает с меня свитер и бросает в сторону. Оставляя ещё несколько дорожек поцелуев на плечах, отвечает: — Озноб. Колотит как пацана.
Конечно, я тоже это чувствую. Так остро я не хотела никого и никогда в жизни, меня парализует от желания отдаться ему прямо сейчас.
— Где ты взял мой адрес? — повторяю как в бреду, будто это знание в самом деле что-то изменит. — Я соскучился, Ольга Вячеславовна. — Подхватывает он меня под бедра и гладит, дерзко присасываясь к моему рту по новой, сжимая безумными, ошалевшими движениями.
Он знает, как меня зовут. Наверное, вычитал в какой-нибудь картотеке, я же заполняла эти чернтовы карточки сотню тысяч раз. Социальный работник, классный руководитель и даже медсестра, все и всё знают о нас. Но кроме имени и адреса ему известно, как правильно меня трогать. И это просто за гранью. Я схожу с ума, кусая его губы в ответ.
Тело у него горячее, так и пышет жаром, и в каждом движении пульсирует нетерпение.
Кто я такая, чтобы суметь отказаться от этого?
Ощущения сносят голову. И моя серая квартира как будто больше не моя. Словно мы вдвоём в придорожном мотеле с розовым потолком и круглой кроватью, покрытой пурпурным покрывалом с длинным ворсом. Здесь можно всё, что угодно, здесь нас никто не знает. И двое тайных любовников собираются предаться дикому сексу. Учитель впивается губами в нежную кожу на моей шее, и меня накрывает такой неистовой страстью, что лампочка, висящая в коридоре над нашими головами, начинает кружиться будто бешеная. «Засос останется», — мелькает где-то на задворках разума, но руки влекут к себе сильнее, и я закидываю ногу на его бедро. Он тянет вниз резинку на моих волосах, причиняя боль и рассыпая пряди по плечам. Но всё это лишь добавляет остроты и пикантности. Жарко, душно, мало... Запахи, звуки, наше рваное дыхание и мои стоны. Отчаянно целуюсь с ним, размазывая свою помаду по мужским губам и лицу, и это так неизбежно, так правильно. Остановлюсь — просто сдохну. Учитель вырывает меня из дикого поцелуя, осматривает лицо, прижимается своим лбом к моему и, тяжело дыша, смотрит на мой рот. Держит крепко, без жалости и скидки на мою женскую хрупкость. Я сейчас растворяюсь в нём полностью, а он с безумным огнём в глазах поднимает руку и большим пальцем правой руки проводит по моим опухшим губам. Это мегасексуально. И у меня окончательно сдают тормоза… Я облизываю его палец, сосу его, и мужские глаза вспыхивают ярче. Мы оба безумные, случайные, как будто бы пьяные. Тело полыхает, даже болит от желания. Впервые так отчаянно хочется не просто быть с мужчиной,а делать это грубо и грязно. Где-то под кожей головы фоном пульсирует: «Сопротивляйся, глупая дура». И, кажется, я должна что-то ему сказать, спросить, предъявить претензию, накричать, но вместо этого запускаю руки за пояс его брюк, начиная сдирать с него штаны вместе с трусами. С первого раза не получается, и я снова и снова д"eргаю хлопковую ткань белых боксеров, параллельно оглаживая, сжимая, царапая приятную на ощупь крепкую задницу. Вызывая его усмешку. И он ускоряется, дёргает молнию на моих джинсах, резко стягивает их вниз по б"eдрам. А я задыхаюсь, только и хочу... Быстрее. Пусть бы скорее, чтобы этот огонь, это жжение между бёдер отпустило. Не могу это терпеть. Я сейчас чокнусь. Он должен меня взять, чтобы это выматывающее все кишки желание наконец отступило. Удовлетворить его — это сейчас самое главное на свете. Он сам снимает с себя брюки и без послаблений, жёстко придавливает меня к стене, приподнимая. Я смотрю в серые глаза с таким опьянением, словно выхлебала полбутылки портвейна из горла на голодный желудок. Тихонов делает мне больно, придавливая слишком сильно. Но даже этого мало. Он с вызовом ухмыляется, умудрившись выудить откуда-то презерватив и надорвать уголок упаковки зубами. А дальше я ничего не помню. Потому что проваливаюсь в такой кайф, что готова стонать на луну как дикая волчица или течная кошка. Он насаживает меня на себя, и все угрызения совести исчезают... Глаза сами собой закрываются, больное сознание уплывает куда-то в сторону галлюциногенных образов, которым сейчас очень трудно подобрать название, но с которыми я абсолютно точно никогда в жизни не захочу расставаться. От жёстких толчков между ног мне умопомрачительно хорошо и обалденно кайфово. К чёрту жизнь, что была до этого, и на хрен ту, что будет после. Это так вызывающе сказочно, что я впиваюсь ногтями в его крепкую спину, изнемогая от единственно правильного желания: увеличить площадь нашего удивительно вкусного трения по максимуму. Впившись зубами в его шею, я позволяю себя трахать, непроизвольно "eрзая голым позвоночником по холодной стене и шершавым обоям. Раз, два, три, четыре, пять… С каждым движением он всё больше приближает меня к раю, и я могу поклясться, что секс никогда не был настолько сногсшибательным. Он вбивает меня в стену, а я, зажмурившись, утыкаюсь носом в его колючую щеку. Иногда он отрывается от меня, чтобы поцеловать в губы, засунуть мне в глотку язык, вылизать рот, разжечь ещё больше. И я начинаю задыхаться, подыхать, изнемогая от абсолютного наслаждения. Мои крики разбиваются о стены, и я лечу в зияющую пропасть, бессовестно громко кончая. Мой любовник присоединяется ко мне и, вдавив в себя с особой жестокостью, сжимает до синяков и боли. В следующие минуты мы тяжело и громко дышим. Такое ощущение, что мы угодили в чёрную пропасть воронки, где только что взорвалась бомба. Осознание приходит в виде яркой вспышки. И когда первая пульсация внизу живота отпускает, я отталкиваю его от себя. — Ты женат! Пытаюсь ударить по лицу, отвесив пощечину за то, что втянул меня во всё это, но он не позволяет, перехватывая запястья. Он голый, красивый, сильный, и его член всё ещё стоит. Я никогда такого не испытывала: чудовищно безумная смесь из отчаянного стыда и адского наслаждения. Микс из отвращения от осознания нас, того греха, что мы совершаем, и сумасшедшей страсти, скручивающей по рукам и ногам. Всегда думала, что эту сторону жизни легко контролировать, а на деле не могу остановить ни себя, ни его. Теперь мне известно, что голый мужчина напротив принадлежит другой женщине, но я не могу перестать хотеть его. — Ты ведь тоже замужем, Ольга Вячеславовна, а кольцо не носишь. — Он снова поднимает руку и проводит пальцем по моим губам, как будто сходит по ним с ума, но я дергаюсь, отворачиваясь. — Разве по-настоящему замужние женщины смотрят на мужиков такими голодными глазами? — А если бы мой муж был тут?! — кричу на него. — Мне наплевать на твоего мужа, Оль. И давай потише. Не повышай на меня голос. — Он мог оказаться дома! Снова пытаюсь ударить за всё, что он со мной делает, за то, как влияет на меня. — Я шёл за тобой, ты работаешь дома, он — нет. Тихонов ловит мои руки. И меня, абсолютно раздетую и беззащитную, скрутив, поворачивает к себе спиной, прижимая горячий пах к моим б"eдрам. Массирует кожу спины, как будто исследуя её гладкость, ласкает мои плечи и шею, откидывая в сторону распущенные волосы. Господи, я не могу… Эти сильные, мужские руки, эти шершавые ладони... Я только что призывала к совести, а теперь опять хочу его. Почти урчу от удовольствия, когда он проводит пальцами по позвоночнику, сгибаясь и покрывая хребет поцелуями. — У нас мало времени, скоро начнётся второй урок, и мне надо на него успеть. На первый я приехал ради тебя. Он заставляет меня упереться руками в стену и, шелестя упаковкой презерватива, входит по новой. Я хочу сопротивляться, но вместо этого кусаю губы от очередной волны накрывающего меня грандиозного экстаза. — Ты должна оценить мои старания, красавица, я встал сегодня пораньше, чтобы трахнуть тебя как следует. И вместо того, чтобы послать к чёртовой матери, я закатываю глаза, принимая его вновь.
Глава 7
Вчера учитель побывал у меня дома, а сегодня я только и делаю, что ухожу из собственной квартиры, чтобы поменьше там находиться. В привычных обоях и старой мебели всё напоминает о нем. Все пути в моём доме ведут через коридор, где я испытала самые сильные ощущения в своей жизни. Я словно до сих пор слышу каждый мучительный стон, чувствую, как пульсирует между бёдер в жадной потребности ощущать его внутри себя бесконечно. Я никогда такого не переживала. Не могу даже понять и описать, как это было. Что-то очень телесное, животное и в то же время неземное и воздушное.