Учитель моей дочери
Шрифт:
Лицо вспыхивает алым цветом. Это с чего это он взял, интересно? Ну да… люблю, но ему-то об этом не говорила. Я захожу в ванную, краем уха слышу, как долго и много объясняется с дочерью Тихонов. Я рада, что это не придётся делать мне.
— Маме нужно хорошо питаться, ей будет приятно, если мы всё приготовим. Ты же не хочешь, чтобы она снова попала в больницу?
— Нет, — бурчит дочь.
— Ну тогда пойдём. Ты порежешь салат, а я займусь мясом.
Теперь я понимаю, почему он стал учителем: у него вагон терпения. Ложусь на диван, залезаю
Даже не подозревая, какое потрясение ждёт меня завтра.
Глава 22
К середине дня мне обычно всегда становится легче, поэтому около одиннадцати я сажусь работать. У меня хорошее настроение, Лёша с нами. И хотя мы не сблизились до прежнего состояния и сейчас больше напоминаем друзей, я успокоилась. По крайней мере, он рядом. Я буду выполнять указания врачей. Маргаритка будет спокойнее реагировать на его присутствие.
Сейчас она в школе, и я стараюсь сделать как можно больше по работе. Время движется к половине первого, и я начинаю собираться, надеваю пальто. За пятнадцать минут добираюсь до школы. Но в холле совершенно неожиданно ко мне подлетают сразу три учителя. Они выглядят испуганными.
— Ольга Вячеславовна, Тихонов не звонил вам? — спрашивает одна из учителей. — Он сказал же, что позвонит, господи. Всегда же надо родителям звонить.
— Как не позвонил? Мне не дал вам звонить, сказал сам, господи ты боже мой, — хватается за голову Маргариткина классная. — Вы, главное, не волнуйтесь, уже всё в порядке. Мы ему уже сто раз звонили, всё уже позади.
— Где моя дочь!? — Мне тут же становится дурно.
Моя девочка, моя Марго, я умру, если с ней что-то случится! Я ничего не соображаю.
— Она в больнице скорой помощи, вы присядьте, сейчас ещё раз всё узнаем. Просто мы думали, он сказал, что вы… Ну как бы вы вместе, и живете вместе, и Алексей Викторович, он поехал с ней. Нельзя было ждать. Нельзя было тянуть. Это вообще нарушение, конечно. И тогда надо на своем транспорте. Со скорой может только мать. Он повез её, — классная снова хватается за голову, потом за шею. — Всё было так быстро. Он сказал, что сам вам позвонит.
— Наверное, не хотел пугать меня, — дышу как-то не так. — Что с ней? Что с моей дочерью? Скажите, наконец.
Всё плывёт и кружится. Я ему доверяю, Лёша не подведет. Лёша не такой. С ним она в безопасности. Я просто это знаю, и всё. Даже Ваня что-то бы напутал, а Лёша — нет. Я верю в него. Но надо бежать, надо ехать. Куда только, не понимаю.
— Да он тысячу раз повторил, что вас нельзя пугать. До отца девочки мы не дозвонились.
Я нащупываю деревянную лавку. Сажусь, потом встаю.
— С Ритой всё хорошо! — слышу я в чужой трубке Лёшин голос. — Скажите Оле, что с дочерью всё хорошо! Я сейчас приеду за ней. Пожалуйста, объясните ей, что всё уже хорошо.
— Что случилось? — В глазах темно, в ушах звон, непроизвольно хватаюсь за свой пока ещё плоский живот.
— Понимаете, — начинает шёпотом одна из учителей, — Маргарите в школе стало плохо, и мы обратились в медпункт.
— Но наш медик не видела причин для беспокойства, — они перебивают друг друга. — Скорую вызвал Алексей Викторович.
— Он как бы присматривает за ней. — Подходит ко мне вахтерша. — Это ведь хорошо на самом деле. Правда?
Я не знаю, я ничего уже не знаю. Но он ведь сказал, что с ней всё хорошо.
— Никто не обращал внимания: шум, гам, перемена, — машет руками вахтерша. — Детей-то уйма, одних на кружки, других на продлёнку.
— Ну в медпункте осмотр провели: температура, давление — всё же было нормально! — Держится за сердце классная.
— Тихонов её нашёл, — это снова вахтерша, — обнаружил Маргаритку в уголке, возле гардероба, в почти бессознательном состоянии.
— Лёша молодец, — жмурится классная, — как он вообще догадался? Я до сих пор не могу прийти в себя, литр валерьянки выпила. Он оказал ей первую помощь.
— Да я вам сто раз говорила: это кошмар, что на две, пусть и рядом стоящие школы, одна медсестра. — Ну по регламенту так положено: здесь шестьсот учится, а там четыреста. Вот и получается, что одна медсестра.
— Так вот ноги, ноги у неё не шли, — тараторит вахтерша. — Риточка ему стала жаловаться, что почти не может идти из-за слабости. Она к нему потянулась, прямо как к родному, вся дрожала, не могла стоять, жаловалась на то, что ничего не видит.
— И Лёша такой молодец. Мы все в панику ударились. Знали, как действовать, но он очень быстро скорую вызвал, хотя он же учитель старших классов и не обязан. Пока ждали, нашли в аптечке на вахте противоаллергические таблетки. Он сказал, что хуже не будет, но…
— У неё нет аллергии, — резко мотаю головой.
— Вы её просто не обнаружили ещё. Ну до сегодняшнего дня не обнаружили, к сожалению, так бывает. У нас же ремонт, зал красить начали. Я говорила, что ядрёная какая-то краска. На каникулах надо было. Но сверху гонят и директора, и нас.
— У неё бывали насморк и кашель, но чтобы так плохо? — ничего не соображу.
Моя нижняя губа начинает дрожать, я сама уже ничего не вижу. Звонит телефон. Я его роняю, учителя помогают поднять трубку.
— Оленька, всё хорошо, я уже еду, ты, главное, спокойнее, — говорит мне Тихонов. — Я заберу тебя, и мы поедем к ней.
Он отключается, наверное, за рулём. А я как в тумане.
— А в медпункте в это время ещё плановые прививки ставили, — пожимает плечами Ритина первая учительница, начинает туда-сюда ходить. — Врачи скорой помощи, приехавшие по вызову, определили, что у ребенка отёк гортани, вызванный аллергической реакцией. А наша медсестра сказала, что вид Маргариты ей не показался болезненным. А дальше не до медсестры было.