Учитель
Шрифт:
В дом зашла повитуха, посмотрела на отца и покачала головой.
– Слышь, а отец твой вчера не слишком сильно выпил? – спросил Нечай.
– Отец капли в рот не берет. Никогда. Даже медовухи не пьет.
– А чего это он?
– Говорю же, бывает с ним такое. Осенью, обычно, или весной. С мертвецами говорить начинает. Чего это он к зиме разбушевался – не знаю. Вчера еще начал. Да пройдет скоро. Вот отец Афанасий придет, поговорит с ним, успокоит – и все пройдет.
– Глумится кто-то над мертвыми, вот навьи и не спят, – повторил гробовщик с пафосом, –
– А ты бесов – крестным знамением, – Нечай покачал головой.
– Мало, мало крестного знамения… – зашептал гробовщик затравлено, – что б отец Афанасий не говорил – мало. Идола бы поставить на старое место… Без идола пропадет весь Рядок. Дед мой искал – не нашел, видно, бесы его под землю уволокли…
– Идола, – кивнул Нечай, – бесы.
– Надо идола поставить, иначе придут навьи – всех нас, как овец, перережут.
– Да ладно, батя, – Нечай пожал плечами, – нашел я твоего идола, давно на место поставил.
Гробовщик осклабился:
– Нашел?
Нечай кивнул.
– А не врешь?
Нечай покачал головой.
– Мой дед искал – не нашел… А ты, значит, нашел?
– А я, значит, нашел… – согласился Нечай.
– Слава Богу, – вздохнула повитуха, сидевшая у окна, – идет отец Афанасий…
Нечай решил, что на пару с Афонькой ему тут делать нечего и поспешил попрощаться. У калитки он вежливо раскланялся с попом, но тот его остановил.
– Ты, говорят, детишек грамоте учишь?
– Учу, батюшка! – ухмыльнулся Нечай.
– Ты это заканчивай. Не положено это. Чтоб всякий, кому не лень, грамоте детей учил!
– Что-то нету больше неленивых-то…
– Так, глядишь, все грамотными станут!
– А что, всем нельзя? – Нечай перешел на шепот.
– Нельзя кому попало! В монастырях-от, настоятели решают, чему и как учить, на соборе это обсуждают, а ты на этом соборе был? Откуда тебе знать, как учить нужно? И чему?
– Я в монастыре был, батюшка. Там мне показывали, как учить не нужно. А как нужно, я без собора разберусь, хорошо?
– Смотри, пожалуюсь я на тебя боярину! – Афонька погрозил ему пальцем.
– Да ты уже жаловался! – рассмеялся Нечай.
– Смейся, смейся! Зубоскальствуй! А я ему бумагу на тебя напишу. Над бумагой Туча Ярославич смеяться не станет!
– Да напиши ты ему хоть десять бумаг! – фыркнул Нечай, смеясь, и пошел со двора, не попрощавшись с Афонькой.
Вот уж точно, хуже не будет… Гробовщик, конечно, не в себе. Уж очень похож на сумасшедшего старика-раскольника на руднике, который в каждом видел антихриста. Но не сам же он придумал, что кто-то глумится над мертвыми! Кто его знает…
Нечай свернул на рынок и направился к лотку со сластями. Баба, что их продавала, на этот раз встретила его с прежней улыбкой. Интересно, кто-нибудь в Рядке покупает у нее столько леденцов, сколько Нечай?
– Ты,
– Ага, – кивнул Нечай, – налетели оборотни, словно коршуны, и все на Дарену. А тут я, откуда ни возьмись! Бегал-бегал за ними, пока всех не изловил.
– А потом? – баба раскрыла рот.
– А что потом? В пропасть сбросил. Чего там, хватаешь оборотня поперек живота, кричишь: «Во имя отца, сына и святаго духа» и в пропасть его!
– Ой, – задумалась баба, – ой, опять ты врешь все! Откуда у нас пропасти-то взяться!
– Если поискать, можно найти. Я ж нашел. На алтын мне леденчиков насыпь, – Нечай достал из кармана тряпицу.
– Да врешь! – захихикала баба, а потом заговорщицки зашептала, – а че? Дарена-то получше Косой Олены будет. Бери лучше Дарену.
– Я лучше леденчиков возьму. И два петушка.
– Петушки по полушке.
– А че так? Всегда три на деньгу давала?
– Три – на деньгу, а два – по полушке. [19]
19
Одна деньга (полкопейки) равна двум полушкам.
Нечай рассмеялся:
– Ну, тогда давай три.
На рынке он зашел к Макару и попросил привезти из города киновари. Макар потребовал деньги вперед, но к субботе пообещал привезти – в городе базарным днем была пятница.
Груша всегда радовалась, если Нечай звал ее с собой: до заката оставалось часа два, и он надеялся добраться до крепости и уйти оттуда засветло.
– Ну что? Идем к твоим товарищам, – сказал он, когда они вышли со двора, и протянул ей петушок, – я вот леденчиков им купил. И нам с тобой.
Нечай засунул петушок за щеку, и Груша последовала его примеру с довольной улыбкой. Стоило им выйти в поле, как снова пошел снег, только на этот раз не было ветра, и крупные снежинки падали на землю медленно и спокойно. Груша подставляла им руки в рукавичках, разглядывала вычурный ледяной узор и смеялась над Нечаем: на его голых руках снежинки быстро превращались в капельки воды.
Лес, и без того белый, заволокло снежной мглой, и Рядок быстро скрылся из виду. Тропинку, ведущую к идолу, за ночь совсем засыпало, но Груша уверенно семенила впереди, стараясь протоптать дорожку. Она первая заметила, что около истукана кто-то стоит, испугалась, вернулась к Нечаю и взяла его за руку, показывая пальцем на полянку.
– Не бойся. Щас посмотрим, кто это тут идолопоклонник! – Нечай прижал девочку к себе и присмотрелся.
Сначала ему показалось, что перед идолом стоит девушка-Снежевинка, о которой мама рассказывала ему в детстве. Будто ходит зимой по лесам красавица в белой шубке и белой шапочке, одевает деревья инеем…
Но, приглядевшись, Нечай только усмехнулся: просто шубку и шапочку Дарены засыпало снегом. Груша смутилась и спрятала лицо в полах его полушубка, а Нечай снял мурмолку, приветствуя древнего бога.