Удар судьбы
Шрифт:
— Это ничего!
— Скажу боцману — он выдаст циновки и одеяла… Да, еще получите у него продукты — путь хоть и не очень далек, но и не близок, успеете проголодаться. Ну, что же… Располагайтесь. Саид, покажи новым гостям места.
— Слушаюсь, мой господин! — вахтенный поклонился и, потеребив бороду, призывно махнул рукой: — Идем!
«Дойная корова» — так называлась ускиера, принадлежащая Абдулу Сиену. Несмотря на явно турецкое имя, он считал себя греком — точнее, ромеем — и был православным христианином. Получив у боцмана обещанные одеяла
— Чудесный человек этот Абдул Сиен, — улыбаясь, негромко промолвил Георгий. — Просто чудесный.
— Все — благодаря Кериму, — напомнил Лешка. — Что б мы и делали без этого турка? — он помолчал и, ехидно ухмыльнувшись, добавил: — Наверное, придумали бы что-нибудь. Например, продали бы Георгия в рабство, а на вырученные деньги добрались бы, куда надо.
— Чего это меня — в рабство? — возмутился юноша. Серые глаза его недовольно сверкнули.
— Ого, Георгий! — захохотал Владос. — Ты, оказывается, умеешь сердиться?! Настоящий Георгий Победоносец!
— Да ну вас, богохульников, к черту! Ой, прости, Господи! — юноша быстро закрестился.
— Не помешаю? — вынырнув из-за мачты, к приятелям подошел вахтенный.
— А, Саид! Конечно, нет. Садись с нами, выпей.
— Не сейчас, — матрос улыбнулся. — Хозяин сказал, чтобы кто-нибудь сходил на корму, к его помощнику, записал всех в судовую книгу. Такие уж правила.
— Да мы знаем, — Владос махнул рукой. — Спасибо, что передал, сходим…
Лешка придержал вахтенного:
— Саид, ты это, заходи вечерком — поболтаем.
— Обязательно! — приложив руку к сердцу, заверил матрос.
— Ну, что, Георгий, сходишь? — смачно зевнув, осведомился Владос. — Алексий, тебя как записать?
— Да как хотите, не все ли равно?
— Э, не скажи! — грек подавил зевок. — Запись в судовой книге — отнюдь не пустая формальность. В Константинополе ее будет тщательно изучать особый портовый чиновник. Не превысил ли владелец судна допустимую нагрузку? Всем ли пассажирам хватило циновок и одеял? Кто они и с какими целями прибыли в столицу? И это еще далеко не все вопросы.
— Ну, надо же! — Лешка озадаченно почесал голову. — И у вас на каждом шагу — бюрократия. Вот уж не думал! Даже не знаю, как и записаться… Может быть — русский купец?
— Тогда ты должен будешь задекларировать товары, какие везешь. А где они у тебя? Купец без товаров — подозрительно.
— Тогда, может быть — торговый агент? — неожиданно предложил Георгий. — Уж ему-то товары не нужны… ну, разве что в качестве образцов.
— Торговый агент? — Владос наморщил лоб. — Да, это было б неплохо: Только вот — какого купца? У тебя есть кто-нибудь на примете?
— Гм… нет.
— Погоди, погоди… Ага! Вот! Был у меня один шапочный знакомый — Михаил Ксанф, торговец сукном. Вот мы Алексия так и запишем, его торговым представителем.
— Адрес купца?
— Ммм… Горбатая улица, дом с зелеными ставнями. Это в том районе, что между церковью Хора и Влахернской гаванью.
— Знаю, — мотнул головой Георгий. — За стеной
— Ну, не у самого…
— Хорошо, запомнил. Тебя самого-то как записать?
Владос расхохотался, взъерошив рыжую шевелюру:
— А пиши, как есть — Владос Костадинос, владелец гончарных мастерских у Меландзийских ворот.
— Ого! Далековато забрался. Райончик тот еще — вечером не стоит и ходить.
— Ну, это кому как… К тому же… — Лицо Владоса на миг затуманилось. — Думаю, давно уже проданы все мои мастерские по решению суда за долги. Наверное, и дом тоже продан. Не знаю, где и жить будем.
— Ну, об этом после помыслим, — улыбнувшись, Георгий поднялся на ноги и быстро зашагал к корме, стараясь не наступить на спящих людей.
Они расположились прямо на палубе, и Лешка, опершись руками на фальшборт, с удовольствием принялся смотреть на море, которого в той, прежней, жизни так никогда и не видел, а только мечтал к нему съездить. Что же касается жизни, так сказать, здешней —
то в ней, конечно же, уже было море… только в таких ситуациях, что лучше и не вспоминать!
А вот сейчас, здесь, море выглядело замечательным, красивым, играющим: иногда темно-голубым, иногда — изумрудно-зеленым, а иногда и золотисто-желтым с нежными палевыми оттенками. Изумительно красиво все это было, красиво и благостно — и разноцветное море, и нежно-лазурное небо над головою, и надувавший паруса ветерок, и появившиеся на горизонте кораблики, маленькие такие, но быстро приближавшиеся. Так быстро, что совсем скоро уже хорошо проглядывались невысокие, украшенные круглыми зелеными щитами надстройки на носу и корме, косые ослепительно белые паруса и пенящие воду весла. Да-да, весла — суденышки (а их было три) оказались галерами…
— Военные суда, — взглянув, негромко сказал Владос. — Интересно — чьи? Если турецкие — плохи наши дела!
— Неужто не отобьемся? — Лешка усмехнулся. — У нас и мощь, и пушки, да и людей ты только посмотри, сколько!
— Ну, людей на этих галерах если и меньше, то лишь самую малость, зато все — отборнейшие головорезы… Смотри, смотри! Спустили паруса! Ой, не к добру… Вон, вон, заворачивают… Да это же нападение, Господи! Пираты!
Словно в подтверждение его слов на носу пиратской галеры бабахнула пушка. Небольшая такая бомбардочка — бомбарделла. Упавшее перед самым носом ускиеры ядро подняло белую тучу брызг.
По палубе торгово-пассажирского судна поспешно забегали матросы и солдаты охраны сопровождения грузов. Канониры расчехляли пушки — небольшие, с грозно сияющими на солнце ярко начищенными бронзовыми стволами.
— Поднять все паруса! — громко приказал капитан. — Ютовым — на ют, баковым на бак, остальным по расписанию!
Всем пассажирам предложили отойти от бортов и перебраться на середину судна. Широкие скулы повернувших к добыче галер уже виднелись так близко, что среди пассажиров едва не началась паника, жестко пресеченная капитаном Абдулом Сиеном, приказавшему всех паникеров и трусов выбрасывать за борт. До этого, конечно, не дошло, но люди притихли, лишь слышно было, как кто-то молился, кто-то тихо причитал, а кое-кто — всхлипывал.