Удар судьбы
Шрифт:
Лешка вытер выступивший на лбу пот и признался, что с удовольствием выкупался бы и сам.
— А мы с тобой как раз и пойдем плавать, — улыбнулся Массимо. — Извини, Владос, но ты уж больно приметный, мало ли, он тебя запомнил. Пока мы придержим вора в купальне, а ты тем временем осмотришь его мешок.
— Хорошо, — коротко кивнул грек, увидев, как толстяк, раздеваясь, сдает вещи под охрану вахтенного матроса, старого знакомца — Саида.
— Махни рукою, как справишься, — напутствовал приятеля Лешка и, обернувшись к монаху, предупредил. — Смотри, Массимо, я
Тот засмеялся, показав белые зубы:
— Не бойся, не утонешь, там же парус.
Быстро раздевшись, парни вслед за толстяком подбежали к балюстраде и скользнули в воду по специально спущенному с кормы веревочному трапу.
— Уфф!!! — вынырнув, принялся отплевываться Лешка. — Ну и водичка! Массимо, ты как?
— Славно! — монашек покрутил головой. — А где наш клиент? Ага, во-он он. Поплыли?
— Давай!
Вода, вначале изумившая ледяным холодом, постепенно становилась все теплее — то ли солнце так грело, то ли организм привыкал, а, скорее — и то, и другое вместе. Толстяк, отдуваясь, словно тюлень, плескался у края паруса, подозрительно поглядывая на кружившую в море неподалеку черноморскую акулу — катрана. Акула была небольшая — с кошку, но, похоже, до чрезвычайности любопытная. Плыла, не отставала. Видать, интересно было — кто это тут бултыхается?
Оба тощие — Лешка с Массимо быстро замерзли, и все чаще с вожделением поглядывали на теплую палубу. А вот толстяк, похоже, чувствовал себя прекрасно и вовсе не собирался рано вылезать. Чтобы согреться, парни несколько раз проплыли мимо него — туда-сюда. Лешка плавал так себе, совсем по-детски шумно поднимая брызги.
— Не представляю, Алексей, — покосился на него новый приятель. — Как ты не смог научиться хорошо плавать? Ведь Константинополь у самого моря!
— Я жил в горах, — отмахнулся Лешка и, посмотрев на толстяка, сжал монаху плечо. — Глянь-ка! Похоже, наш черт собирается-таки вылезать!
И в самом деле, толстяк Илларион уже подплыл к лестнице и ухватился за выбленку.
— Рано… — с досадой произнес Массимо. — Твой приятель еще не подал знак.
Ничего больше не сказав, он резко погрузился в воду и, вынырнув у трапа, схватил толстяка за ногу. Илларион, недоумевая, мешком булькнулся вниз под злорадный смех всех остальных купальщиков.
— Так тебе и надо, жирняга!
— Смотрите-ка, всех акул распугал! Вынырнув, толстяк разразился ругательствами, обещая поотрывать ноги и еще кое-что «этому смрадному гаду». «Смрадный гад» в это время, скромненько притулившись в углу, надрывался от смеха.
— Ой, не могу, — хохотал он. — Ой, сейчас лопну! Ты видел, Алексей, как он бултыхнулся? Едва вся вода из парусины не вышла.
— Владос! — заметив свесившегося через балюстраду приятеля, облегченно воскликнул Лешка.
— Где? — приложив руку к глазам, Массимо посмотрел на корму. — Ага, вижу! Это хорошо, что твой дружок такой приметный — издалека видать. Что ж, повезло толстяку — не замерзнет.
— И нам… — тихо дополнил Лешка, у которого уже давно не попадал зуб на зуб.
Дождавшись, когда толстяк перевалил на корму, Массимо быстро полез
Выбравшись из воды, Лешка быстро согрелся и, обсохнув, с удовольствием облачился в нагревшуюся на солнце одежду. Впрочем, тут же принялся жаловаться на жару.
— Ну, не поймешь, — изумился монашек. — То тебе холодно, то жарко. Где, интересно, рыжий?
Лешка посмотрел вокруг и, увидев невдалеке грека, радостно хлопнул Массимо по плечу:
— Да вон он! К нам не идет. Чего-то выжидает… А, ждет, когда толстяк спустится вниз.
Парни еле дождались приятеля. А тот ничего рассказывать не торопился, нарочито медленно спускаясь с кормовой палубы вниз.
— Ну? — наконец не выдержал Лешка. — Как? Отыскал что-нибудь?
В серо-голубых глазах монаха читался тот же вопрос.
Владос быстро осмотрелся по сторонам и, не говоря ни слова» протянул парням ладонь, на которой… на которой лежал маленький раскрашенный кусочек. Обрывок портолана!
— Нашел его в заплечном мешке, — усмехнувшись, пояснил грек.
Ну, а где же еще-то?
— А больше ты ничего не нашел?
— К сожалению, нет.
— Жаль. Ну, что, идем к шкиперу? Ведь теперь можно выпускать Георгия!
— Бежим! Монах улыбнулся:
— С вашего разрешения, друзья мои, я с вами не пойду. Вы уж дальше сами разбирайтесь, а я буду замаливать грехи — и так уже слишком долго вмешивался в мирские дела. Устав ордена это запрещает.
— Ну, спасибо тебе, Массимо, — Лешка взволнованно пожал узкую руку монаха. — Спасибо, дружище! Если б не ты…
— Не за что, — монах отмахнулся. — Все люди должны помогать друг другу — ведь так? Надеюсь, еще увидимся.
— Обязательно.
Радостные, Лешка и Владос бегом бросились к шкиперу.
Толстяк Илларион был арестован тут же, и теперь, сидя в каюте, ругался, изрыгая проклятия.
— Да знаешь ли ты, кто я?! — брызжа слюной, он топал ногами. — Да известны ли тебе мои родственники? О! Я родня самому эпарху, и он непременно сотрет тебя в порошок, жалкий придаток румпеля!
— Мне все равно, кто твои родственники, — Абдул Сиен оставался невозмутимым. — Где чертеж бухты?
— Какой еще, к черту, чертеж? — взвился толстомясый. Жирные щеки его дрожали, а лицо чем-то напоминало брыластую бульдожью морду. — Я вам покажу чертежи! Вы все строго ответите за беззаконие и произвол!
— Чертеж, копию — и разойдемся мирно, — понизив голос, предложил шкипер.
— Нет у меня ни чертежей, ни копий!
— Вот этот кусок портолана нашли в твоем заплечном мешке!
— А! Вы рылись в моих вещах? На каком основании, позвольте спросить? Вы, может быть, не знаете, что такое презумпция невиновности? О, смею вас уверить, мои родственники это вам быстро напомнят.
— Хорошо излагает, — наклонившись к Лешке, прошептал Владос. — Надо же, презумпцию невиновности вспомнил. Непрост, ох как непрост.