Удар Ворона
Шрифт:
– Мы воспользовались Нашим правом и даровали прощение всем молодым людям, ранее известным как Воробышки Пути. Во-первых, за их защиту Нашей персоны, и во-вторых, чтобы они послужили свидетелями того, как Мы положили конец эре Тайного Пути – группе заговорщиков, планировавших уничтожение империи изнутри.
Он помолчал, давая возможность септам пошептаться друг с другом и с советниками. Кое-кто из Воробышков – сыновья септов, в основном третьи и четвертые по старшинству, причинявшие своим семьям множество неприятностей.
И септы должны быть довольны, что император принял на себя
– Вы слышали свидетельства этих людей, теперь Наших гвардейцев, и свидетельства Авара, септа Легея и Нашего доверенного советника. Мы также рассказали вам о том, что наблюдали Мы лично.
В глубине души Форану нравилось говорить о себе в первом лице множественного числа. Ему это казалось нелепым, но эффективным способом напомнить им всем, что он – каким бы неподходящим для этого поста они его ни считали – он император. Он посмотрел на септов, которые большую часть недели просидели на этих местах и, конечно, хотели, чтобы все быстрее кончилось. Разумеется, им только кажется, что они знают, что произойдет.
– Эти свидетельства, – продолжал Форан, – представлены вам, чтобы вывести на свет тайны, где они поблекнут и больше не смогут быть угрозой. Больше того, они были представлены вам для оценки.
Он знал, что теперь все они ждут приговора, объявления виновных и невиновных.
Форан был спокоен: у него достаточно опыта в театральных представлениях, хотя большинство сидящих в роскошных креслах не видели, как искусно он может манипулировать своими собутыльниками для собственного развлечения.
– И теперь они, Наши враги, получат от Нас справедливое возмездие.
Он не дал септам возможности пошептаться, но посмотрел на лист пергамента, лежавший на кафедре, и начал читать длинный список: купцов, стражников, военных – в основном мелких дворян, но среди них были и императорские служащие.
– Всех этих людей Мы признаем виновными в убийстве, заговоре на убийство… – и десятке менее серьезных преступлений, которые он медленно и последовательно перечислил, – этих людей Мы приговариваем к повешению. Казнь будет начата немедленно на главной торговой площади. Ежедневно казнены будут пять человек, пока все приговоры не будут исполнены.
Он мог бы доверить вынесение приговора септам. Тогда все эти смерти легли бы не на его плечи, а на их. Он не сомневался в том, что септы всех этих людей признали бы виновными.
– Но это не единственные обвиняемые. – Вот эта группа, несомненно, избежала бы осуждения, если бы это зависело только от Совета септов. – Приведите обвиняемых септов.
За время суда ему удалось несомненно доказать убийство только одного императора – собственного отца Форана. И если бы он позволил септам оправдать убийц, это создало бы опасный прецедент. Этого нельзя допустить.
Он опустил пергамент на кафедру и подождал, пока стражники не ввели тринадцать септов,
Ввели септов. У каждого кляп во рту, руки связаны за спиной. Каждого сопровождали два молодых человека в зеленом и сером – цвета личного септа Форана, из которых торопливо соорудили форму для императорской гвардии, с золотым пересмешником, вышитым на левом плече.
Форан подумал, что именно кляпы во рту осужденных вызвали ропот в огромном зале. Он заметил, что Горриш ничего не сказал. Честь септа не терпела такого обращения. Связанные руки еще можно было простить, но кляп – это открытое оскорбление. Форан не хотел никого оскорблять, но чтобы завершить задачу, ему нужно было, чтобы эти люди молчали.
Гвардейцы императора вывели этих людей на середину зала и поставили лицом к остальным септам, смотревшим со своих мест. Когда они были расставлены, император спустился с помоста и подошел к обвиняемым септам.
В зале наступила тишина: септы ждали, что же задумал император.
– Септ Дженни, – сказал Форан, останавливаясь перед обвиняемым и глядя ему в глаза. – Септ Сил Холда. – Всего их было тринадцать. – Септ Вертесса.
Некоторые из септов старики, которые знали отца императора так, как не знал он сам. Знали его и были свидетелями его убийства, как и убийства дяди, вырастившего Форана. Были и молодые люди, пившие его вино и евшие его пищу, считавшие его пьяным ничтожеством… каким он и был.
Одного за другим он назвал их всех.
Сегодня, Форан знал, он заплатит за долгие годы, когда позволял себе быть трусливым каплуном. И он надеялся, что конечная плата за его грехи будет меньше той, что придется заплатить этим людям.
– Ваши руки связаны, – сказал он, – потому что сегодня вы бессильны перед Нами. Ваши языки молчат, потому что у вас была возможность защищаться, но сегодня Мы вас больше не слышим.
Он повернулся к остальным септам, обвел взглядом зал.
– Мы находим этих людей – все они септы – виновными в убийстве и измене. Мы считаем их преступление более тяжким, чем проступки меньших людей, потому что доверие, которое они обманули, было больше. Мы находим, что их преступления требуют, чтобы наследство этих септов перешло к Нам, и Мы поступили бы с ним, как пожелаем.
Это вызвало шум в аудитории. О, и раньше были императоры, которые вмешивались в передачу наследства, но в последние двести лет такого не случалось, даже в случае измены. Он мог позволить наследникам сохранить септы, но дело не в этом. Он хотел, чтобы все септы запомнили силу императора и забыли, каким дураком считали его раньше. Они должны нутром усвоить, что их власть исходит от него, а не наоборот.
– За их преступления Мы приговариваем этих бывших септов к смерти.
В зале Совета септов стоял камень, а на нем статуя вставшего на дыбы жеребца, символ поднявшейся империи. Форан думал, что большинство септов забыло: камень этот раньше был совсем не основанием статуи.