Удар
Шрифт:
Бургомистр 1: Потцлав — совершенно обычная, нормальная деревня. У нас есть общество (союз) любителей голубей и добровольная пожарная команда. Пару лет назад мы получили звание самой образцовой деревни Германии. До воссоединения у нас было 500 жителей, за это время их число возросло до 600. Тоже уже кое-что.
Бургомистр 2: Я исхожу из того, что в тот момент, когда оба брата Шёнфельд тогда в тот вечер… Я думаю, что Маринус оказался не в то время и не в том месте. Это вполне мог быть кто-нибудь другой. Они хотели в тот вечер кого-нибудь отколошматить там… Как это сегодня бывает среди молодёжи. Сегодня мы устраиваем праздник Погрома и уж кто-то мы сегодня замордуем.
Маттиас М.: Если бы Марко и Марсель сидели бы тут, скажу тебе честно, если бы оба сейчас сидели рядом со мной,
Женщина из деревни: Я была всего лишь ребёнком. Сколько мне было тогда, семь лет. Когда я всё это себе сейчас представляю, 1945, марши смерти, мы же всё это видели, как заключённые концлагеря, что это за люди были, как они с ними обходились. Женщины, они были страшнее, чем мужчины надзиратели, ну да, они ходили с собаками. Собаки кусали заключённых. Они отправлялись в Равенсбрюк, не знаю, были ли они из Освенцима. Мы же всё это видели. Ну да, конечно. Они проходили мимо воды, это были, ну, это были просто лужи. Они хотели пить, но им не разрешалось. Они натравливали собак, они нападали на них, и тогда несколько человек оставалось лежать на земле. Очень многие в Потцлове беженцы, кто-то из Восточной Пруссии, ну да, кто-то из Померании, а также из Польши. Половина жителей здесь переселенцы. Каждый второй — это беженец. Они приезжали также и после воссоединения. Шёнфельды, братья, которые убили Маринуса, они приехали в 1994 г. А Шёберли, они здесь тоже чужаки, семья, которая осталась здесь недавно; приехали в 1996 г., также не стали своими.
Священник: Траурное торжество по случаю захоронения урны с прахом Маринуса Шёберля. (16)
Родился 04.09.1985 в Вольфене, скончался 12.07.2002 в Потцлове, захоронен 04.12.2002 в Герсвальде, в 13 часов. Маринус скончался от побивания каменьями бесчеловечными тварями, врагом которых были и, вероятно, далее будут язык, любовь, жизнь… Тварями смерти… Мой Бог, Мой Бог, почему ты покинул меня?
Дорогая семья Шёберль, дорогие друзья Маринуса, вопросам нет конца. Родители, сёстры и друзья тяжко упрекают себя: Почему? Почему? Почему мы мужественно не преградили путь преступникам? Вместо этого мы примирились с тем, что эти заблудшие, окончательно опустившиеся молодые «бритоголовые» смогли бесстыдно пронести и распространить по нашей общине свой ядовитый вредоносный образ мыслей (дух). И с тем, что они смогли за это пожинать рукоплескание некоторых людей, даже если это и были аплодисменты уличённого молчания. Почему никто не заметил, что в ту июльскую ночь Маринуса прогнали через всю деревню? Неужели все спали? Или все были пьяны или просто по-варварски жестокосердны?
Марсель Шёнфельд: У меня было прекрасное детство. Мы переехали в Потцлов, тогда мне было девять. Мы сначала строили жилища на ветвях деревьев и всё такое. Там наверху около коровника и ещё в направлении Цихова, внизу, там у нас тоже было кое-что… Вначале мы просто укладывали перекрытия, а потом, позже мы даже построили настоящее бунгало, из дерева. С видом на озеро в небольшом лесочке. Посредине лужка, там уже у нас было своё кострище, ну и там же мы поместили бунгало. Внутри мы выложили досками пол. Ну и потом поставили диван и кресла. Я знаю Потцлов и по прежним временам. Мой дедушка, родом из Пиннова, он был водителем тягача в сельскохозяйственном кооперативе. Он налил мне впервые шнапс, тогда мне было одиннадцать. Не смог тогда идти по прямой. Потом мы все рано или поздно начинали пить, уже с дружками. Тогда нам было по 12, 13 лет. Начинали мы с пива. Потом пошли более крепкие напитки, такие как «Голди Голдбранд», виски. Чтобы быть немножко поддатым, мне хватало пол ящика пива и бутылки «Голди» за вечер. Мы всегда закупали это в супермаркете. Единственный магазин в Потцлове. Никто ничего не говорил, если моложе 18. если у меня не было денег, брал у отца. У него было всегда достаточно. В спальной. Спальня всегда была открыта. Шнапс. В 12 у меня появились мои первые сапоги, от Марко. В сапогах ты имеешь
Ютта Шёнфельд: Когда Марко попал за решётку, в 1999, на Марселя это тоже повлияло. Марсель же больше умел хранить всё в тайне, держать в секрете. В это время он пристрастился к наркотикам. Когда он их принимал, они становился весёлым, много смеялся и вообще. Я же думала про себя, нет, он не пьян, если ты принимаешь алкоголь, то слышно запах, но вот зрачки были сильно расширены. Я всё время боялась, что вот он лежит где-нибудь, и ни один человек не знает, где он. Я и сама не знала, где он, и…к этому прибавился страх за саму себя. У меня начались боли, никому не пожелаю такого. Лучше не становилось, и тогда я пошла к ушной врачихе: опухоль. Про себя я думала, для меня рухнул весь мир, теперь уже ничего не будет, а ведь ты ещё так много хотела сделать, да и детям ещё нужен кто-то, но теперь все в прошлом. Теперь ты вообще ничего больше не можешь, ты не можешь даже ходить одна, я не могла вообще ничего.
Марсель Шёнфельд: Когда она это сказала, про опухоль, до меня это как-то не сразу дошло. И тогда мы отправились туда, на операцию. Это была моя мать, она была совсем плоха, даже не могла пить из стакана. Могла пить только из бутылки. Но после операции её рот искривился, и всё выливалось наружу. Я был как парализованный. Я больше не мог ходить в больницу. Я … это просто было невозможно. Я хотел, но не мог с этим справиться. Что будет, если она не выживет. Я думал об этом, только об этом.
Следователь: Допрос Марселя Шёнфельда. Опрос был прерван в 07.00. обвиняемому предложили кофе и сигареты. Он воспользовался этим. Опрос был продолжен в 08.40. в состоянии ли Вы продолжить дачу показаний?
Марсель Шёнфельд: Да. Во время перерыва я позавтракал. Я готов дальше давать достоверные показания. У Шпирингов затем мы закурили ещё по одной и потом решили ехать домой. Себастьян, Марко и я покинули дом и были уже по дороге к главной улице на своих велосипедах, когда Марко сказал, что мы повернём назад, чтобы забрать Маринуса. Он сидел, когда мы его там оставили пьяный на стуле. Марко заметил, что Шпиринги тоже имеют право на покой, и по этой причине мы не можем оставить там Маринуса. Итак, мы повернули назад. Тем временем Маринус уже лежал на софе на веранде, он успел раздеться. Поначалу Маринус не хотел идти с нами, и Марко и Финк начали избивать его. Они принудили его надеть на себя мокрые зелёные брюки, свою футболку, куртку и ботинки. Вслед за этим Марко взял его на свой велосипед. Маринус сидел на раме. По дороге в Потцлов Марко сказал, что мы поедем к свинарнику, чтобы там ещё немного постращать Маринуса.
Марсель Шёнфельд: Это было начало 2002 года. Мы были уже поддатыми, одну мы уже засосали. Я заснул, а Мартин с корешами, они меня разукрасили «лав ю мама» и всякие истории водостойким фломастером на руке. Я проснулся, прочёл это и оскорбил их родителей. А Мартин мне сказал, я должен оттрахать свою мать и всё такое…, и тогда я пошёл на него с ножницами, а он влепил мне четыре или пять раз по морде. Два зуба выбиты, один обломился, сломана челюсть, скуловая кость, черепно-мозговая травма, ну и нос тоже. Не мог даже двинуть в ответ.
Ютта Шёнфельд: Марсель истекал кровью по дороге домой и мог бы совсем обессилеть. Вот так Мартин избил Марселя. Счастье, что он смог добраться до нас. Марсель никогда не защищался и никогда не избивал никого. Точно так же один из наших мальчиков мог бы стать жертвой.
Воспитатель: В это время, то есть после того, как кореш избил его до состояния, требующего размещения в больнице, Марсель рассказал мне, что у него есть брат. И я сказал — что, у тебя ещё и брат есть? Он же говорит — я никогда ничего не рассказывал о нём. — Я говорю — Почему же нет? Он что же, не живёт больше у вас дома? Он старше тебя? — Да, он старше, он за решёткой. — Гм-мм. Почему же он в каталажке?..