Удерживая небо
Шрифт:
Мы ждём своего часа, я и Ракот. И оттого столь пристально вглядываемся в каждого, кто восстаёт против нашей «тирании»; правда, доселе никого, и впрямь способного «свергнуть» нас, так и не сыскалось.
Если, конечно, не считать милейшего нашего Игнациуса. Архимага Игнациуса Коппера и его треклятой ловушки, и впрямь ловко измысленной. Но «ловкость рук» ещё далеко не всё, что потребно для нашего свержения.
Так или иначе Хагену пришло время вернуться, вновь подумал я. Едва ли в Долине сейчас отыщется «новый Игнациус», способный доставить столько же беспокойства.
Я шёл, и Межреальность послушно разворачивалась, тропы сами ложились под ноги, и казалось — всё, случившееся у Кипящего Котла, есть просто нелепость, игра случая, простое переплетение сил, причуды дикой магии. Такое порой происходит. Редко, но происходит. Упорядоченное слишком сложно, чтобы предусмотреть и предугадать движение сил в любой точке пространства и времени с абсолютной, совершенной точностью. Я к этому стремлюсь, но цель всё ещё очень далека.
Ракот сейчас в Хьёрварде, вместе с Гелеррой. Должны отправиться — или уже отправились — на поиски Мимира. А я возвращался домой и собирался потолковать с Хагеном. Былому тану предстояло вспомнить прошлое, но сперва закончить дело в Долине Магов.
Седой воин с прямым жёстким взглядом. Старый волк, сбросивший надоевшую личину одутловатого целителя Динтры, большого любителя жирной еды, мягких перин и молоденьких служаночек. Разумеется, если быть точным, ничем этим по настоящему «целитель Динтра» не занимался, хватало пары-другой пущенных слухов, а людская молва и привычка верить скверному довершили остальное.
Мой последний Ученик.
Чёрная грубошёрстная куртка, какую носят мореходы Северного Хьёрварда, высокие сапоги из кожи панцирного кита. Жёсткое, иссечённое шрамами лицо, короткая седая борода.
Я не мог даровать Хагену истинное бессмертие. Он старел, хоть и очень, очень медленно. Живущим в том же Хьёрварде он показался бы пятидесятилетним.
Другое дело, что мощью тела Хаген превосходил любого смертного тана в расцвете лет. Не говоря уж о магии.
— Слушаю и повинуюсь, Учитель.
Я вздохнул.
— Ты понимаешь, что я от тебя хочу, Хаген?
Он молча кивнул. Когда такое случалось, чтобы он — и не понял?
— Я надеялся на помощь Старого Хрофта. Однако они с валькирией куда-то запропали, их никак не отыскать — до сих пор.
— Я справлюсь, — кратко отмолвил Хаген. — Один.
— Один там не справится никто, даже я сам, — с досадой вырвалось у меня. — Даже мы втроём с Ракотом и Сигрлинн. Твоё дело там совсем в ином.
Хаген едва заметно пожал плечами.
— Я в долгу перед тобой, Учитель.
У меня едва получилось не всплеснуть руками, словно какая кумушка, прослышавшая о внезапной беременности юной родственницы.
— Если ты про Утонувший Краб…
— Я про архимага Игнациуса, — холодно перебил Хаген. — Целитель Динтра… не справился. Спасибо тебе, Учитель, что избавил меня от той жизни. Тьфу, пропасть! Думал, совсем там размякну. Сейчас бы на «дракона», да чтобы ветер в паруса, да верная дружина на вёслах, да… — Он оборвал себя, угрюмо потупившись. Глаза утонули в тени.
— Хаген, ты совершил то, на что не способен никто из моих подмастерьев. Моя благодарность тебе безмерна, и я…
— Не надо, Учитель.
Он прав. Не надо. Его унижают мои извинения.
— Хорошо, — я поднялся. — В наставлениях ты уже не нуждаешься. Возьми потребное и выступай немедленно. Теперь нужды в такой секретности, как раньше, нет, у тебя будет с собою мой кристалл, я должен знать, что там творится.
Просветлевший Хаген отрывисто кивнул.
— Исполню всё, Учитель. Позора, что с Игнациусом, не повторится.
— Надеюсь, — сказал я с лёгким ледком. Хаген считает, что я должен если не гневаться на него, то, во всяком случае, испытывать некое недовольство. И давать ему понять. Что ж, пусть так. — В Долине… ты оставил всё, как подобает?
— Замысленное тобой и… и Сигрлинн, Учитель, исполнено мной в совершенной точности.
Он до сих пор не знает, как её именовать. Как вообще к ней относиться. Когда-то ведь, ещё мальчишкой, он готов был вспороть Сигрлинн живот — и сделал бы это или умер, пытаясь.
Конечно, потом многое изменилось. Они сражались вместе, плечом к плечу с Си, против её бывших учениц, Ночных Всадниц, такое не проходит бесследно.
Но и детское остаётся тоже. Где-то там, глубоко-глубоко, но остаётся. И об этом нельзя забывать тоже.
— Прекрасно. Ловушка расставлена. Не думаю, что кто-нибудь угодит в неё прямо сейчас, но, на будущее…
— Да, Учитель. Всё будет именно так.
Я кивнул, поднимаясь.
— Тебе потребуется что-то особое?
Хаген сощурился.
— Да, Учитель.
— Тебе повезло с ним, ты знаешь это?
Мы с Си стояли, обнявшись, подле бурлящего Урда. Ни дать ни взять — влюблённая пара. Волосы она заплела в длинную косу, заставив её отрасти чуть ли не до пола и расцвести живыми венчиками.
— Знаю. Оттого-то так… больно, когда его вижу.
— Мой Хедин. Ты стал винить во всём только самого себя. — Она порывисто обернулась, закидывая руки мне на шею, и от ладоней её словно потекли тёплые чуть щекочущие струйки. — Ты решил, что в ответе за всё. За существование Хагена, за то, что он пережил собственных детей, и внуков, и правнуков, что видел падения и гибель стольких из своего рода…
— Всё верно, но его род не погиб! — запротестовал я. — Линия не прервалась. Таны, потомки Хагена, по-прежнему выходят в море, они…
— Выходят в море… на тех же многовесельных «драконах»… Сколько тысяч лет не меняется жизнь в Хьёрварде, мой Хедин?
— Там, где есть магия, жизнь и впрямь остаётся такой, как и раньше, — признался я. — Изощряются в придумках только закрытые миры, её лишённые. Но мы с Ракотом помогали! Лекари… новые заклинания… школы…
— Не оправдывайся, я не Упорядоченное, — она засмеялась. — Знаешь, не могу отойти от Урда. Вот не могу, и всё тут. Когда мы вернулись от Кипящего Котла, когда я старалась… отыскать себя, или, нет, вернуть себя прежнюю, я…