Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции
Шрифт:
Вскоре появился и сам отец семейства, папаша медведь. Мальчик проснулся, услыхав, как он спускается в старую шахту и под его лапами сыплются камни и щебень. Не смея пошевельнуться, Нильс все же вытягивал шею, пытаясь разглядеть медведя. Это был грубо скроенный, но могучий немолодой уже зверь с громадными лапами, большими сверкающими клыками и маленькими злобными глазками. Когда мальчик увидел этого старого хозяина леса, по спине его забегали мурашки.
— Здесь пахнет человеком! — громовым голосом взревел медведь, лишь только приблизился к медведице.
— Чепуха! И как тебе только такое в голову взбрело! — проворчала медведица,
Медведь улегся рядом с медведицей, однако не успокоился и не переставал фыркать и обнюхивать воздух.
— Брось вынюхивать! — взревела медведица. — Ты хорошо меня знаешь: неужели я допущу, чтобы хоть одна шерстинка упала с головы малышей?! Рассказывай лучше, где шатался? Я не видала тебя целую неделю!
— Я бродил в поисках места для новой берлоги — сказал медведь. — Сперва направился в Вермланд повидаться с сородичами в Эксхераде и узнать, каково им там живется. Да только зря я ходил. Все ушли оттуда. Во всем лесу не осталось ни одной медвежьей берлоги.
— Может, люди хотят остаться одни на земле? — пробормотала медведица. — Даже если мы не будем трогать скотину и людей, станем кормиться одной брусникой, муравьями да овсом — все равно в лесу нам жизни не будет. Куда бы податься, чтобы нас оставили в покое? — кипятилась она.
— Тут, в шахте, нам долгие-долгие годы жилось чудесно, — сказал медведь. — Но с тех пор, как совсем близко от нас построили этот завод — настоящую громыхальню, мне тут не по душе. Да, так вот, под конец побывал я к востоку от реки Дальэльвен, в рудничном поселке Гарпенберг, и осмотрелся. Там тоже немало старых буровых скважин и других хороших убежищ. Я думаю, в той округе можно жить в мире, подальше от людей…
В тот же миг медведь поднялся и стал бродить вокруг, обнюхивая воздух.
— Непонятно, стоит мне заговорить о людях, как я снова чую запах человека, — проворчал он.
— Пойди погляди сам, коли не веришь, — рассердилась медведица. — Да и спрятаться тут человеку негде.
Медведь, принюхиваясь, обошел всю берлогу. Наконец он снова лег, не вымолвив ни слова.
— Ну что, не говорила я тебе? — фыркнула медведица. — По-твоему, ни носа, ни ушей ни у кого, кроме тебя, нет!
— При таком соседстве, как у нас, излишняя осторожность не помешает! — совсем тихо возразил медведь.
Но тут же, громко зарычав, вскочил. На беду, один из медвежат положил лапу на лицо Нильса Хольгерссона, и бедняга просто задохнулся. Он принялся громко кашлять, чихать, и тут уж медведица не могла удержать мужа. Расшвыряв медвежат направо и налево, он увидел мальчика, прежде чем тот успел подняться.
Медведь тут же проглотил бы Нильса, если бы к ним не бросилась медведица.
— Не тронь! Я отдала его малышам! — заревела она. — Им было так весело с ним, что они не захотели его съесть, а решили оставить на завтра.
Но медведь отшвырнул и жену.
— Не лезь не в свое дело! Неужели ты не чуешь, что от него за семь миль несет человеком! Я его сию минуту съем, не то он сыграет с нами злую шутку!
Он снова открыл пасть, но мальчик, воспользовавшись ссорой медведей, успел вытащить из котомки серные спички — в них была вся его защита. Чиркнув спичкой по кожаной штанине, он сунул
Медведь фыркнул, почуяв запах серы, и огонек тут же угас. У мальчика была наготове новая спичка, но, к его удивлению, медведь больше не стал на него кидаться.
— А много у тебя таких голубых розочек? — спросил медведь.
— Столько, что я могу сжечь весь лес дотла! — приврал Нильс, желая запугать медведя.
— А может, тебе под силу спалить и дом, и усадьбу? — продолжал допытываться медведь.
— Да, и это мне ничего не стоит, — похвастался мальчик, надеясь, что медведь станет бояться его.
— Вот хорошо! — обрадовался медведь. — Этим ты сослужил бы мне добрую службу! Хорошо, что я не съел тебя!
С этими словами медведь, осторожно и бережно взяв мальчика в зубы, стал вылезать из берлоги. Несмотря на свой огромный рост и необычайную тяжесть, медведь поразительно быстро и легко взобрался наверх и пустился бежать в лесную чащу. Созданный для жизни в дремучих лесах, он свободно проникал в самые густые заросли и стремительно несся вперед, как лодка по воде.
Наконец они достигли лесной опушки, с которой был виден железоделательный завод. Тут медведь улегся на землю, поставил перед собой мальчика и, крепко держа его обеими лапами, заревел:
— Погляди-ка теперь вниз, на эту громыхальню!
Внизу у самого водопада раскинулся огромный железоделательный завод. Длинные трубы выбрасывали клубы черного дыма, пылало пламя плавилен, светились многочисленные окна. Воздух дрожал от шума и грохота работающих молотов и прокатных станов. Здание завода окружали огромные углехранилища, склады и сараи. Всюду виднелись кучи шлака и штабеля досок. Чуть подальше расположились жилища рабочих, красивые виллы и школа, дома собраний и торговые лавки. Но все строения были окутаны тишиной и, казалось, спали. Мальчик даже не посмотрел в их сторону, ему хотелось лишь оглядеть железоделательный завод, земля вокруг которого вся почернела. Вскипая белой пеной, низвергался вниз водопад. Красивым сводчатым потолком вздымалось над плавильнями темно-голубое небо, а печи метали вверх снопы света и искр, огонь и дым. Ничего подобного мальчик никогда в жизни не видел.
— Только смотри, не ври, будто можешь поджечь такой большой завод! — пригрозил медведь.
Мальчик стоял, зажатый медвежьими лапами, и думал, что единственное спасение — это уверить медведя в своем всемогуществе.
— А мне все равно — большой он или маленький! Я любой завод могу спалить!
— Тогда я тебе вот что скажу! — прорычал медведь. — Предки мои обитали в здешних краях с тех самых пор, как в стране начали расти леса. Я унаследовал от них охотничьи угодья и пастбища, берлоги и потайные убежища! Все эти годы я прожил здесь счастливо и мирно. Сначала люди мне не очень-то докучали. Они расхаживали тут, долбили гору, добывали понемногу руду, а внизу, у водопада, стояли их кузни и плавильни. Молот стучал всего лишь несколько раз в день, а огонь в плавильной печи раздували не чаще чем раз в два месяца. С этим я мирился. Но в последние годы, с тех пор как люди возвели здешнюю громыхальню, которая тарахтит дни и ночи напролет, мне стало тут невмоготу. Прежде в этих краях жили только заводчик да несколько кузнецов, а нынче понабралось столько людей, что никогда не чувствуешь себя в безопасности. Я сперва задумал бежать отсюда, но сегодня, сдается, отыскал средство получше.