Удивительный Самсон. Рассказано им самим... и не только

Храмов Игорь В.

Минуту или две я лежал ошеломлённый, но, к счастью, ни одна кость не была сломана. Затем, придя в себя, я влез вверх по дереву еще раз, снова пытаясь зацепиться. После нескольких тщетных попыток я добился крепкого, как казалось, захвата и полетел с дерева во второй раз наудачу. Я налетел на стену с глухим стуком, который отдался во всех моих членах, и в этот миг чуть было не выпустил веревку. Но крюк удержался, и, попеременно меняя руки, я карабкался вверх по верёвке, пока, в конце концов, не добрался до верхушки. Там я задержался только для того, чтобы понадёжнее закрепить крюк в нужном мне направлении. Затем, стравив веревку, спустился по другую сторону стены, спрыгнул и вновь стал свободным человеком.

Глава IV

Совершив

побег из крепости, я избавился от стальных оков без особых трудностей и отправился в Будапешт, до которого не сразу добрался, переживая и невзгоды, и захватывающие приключения. На моём пути мне пришлось полагаться на русских пленных, работавших в сельской местности, получая пропитание от них, а когда не удавалось добыть что-нибудь таким способом, мне приходилось обходиться вовсе без еды. Погони, как обнаружилось позднее, не следован о особенно опасаться. Ибо отношение Австрии к русским пленникам, которых она удерживала, значительно изменилось со времени революции большевиков. Всегда довольно терпимое, как я говорил ранее, сейчас оно стало ещё более доброжелательным. И, к тому же, у неё были свои заботы. Сказывалась блокада союзников, и Австрия с трудом могла прокормить своих пленников, число которых достигаю сотен тысяч. Так что, когда кто-то хотел освободиться под честное слово, его обычно отпускали, и он должен был найти работу, чему оказывайся только рад. Военный контроль в то время, о котором я говорю, здесь, в Австрии, был слабым.

Из-за всего этого я смог, когда добрался до Будапешта, наняться в порту на работы по погрузке судов. В отношении денег и еды положение было неплохим, пока ты справлялся с работой, делал её хорошо и быстро, а с властями не было особых проблем. Здесь я пробыл довольно долго, взаправду наслаждаясь работой, гак как я считал это отличной тренировкой. Затем, однажды, тяга к перемене мест вновь охватила меня, и я снова бросил всё.

Настоящая причина ухода с этой работы была в том, что в Будапешт недавно прибыл большой цирк, который назывался Бекетовским, и я думал, что смогу получить там работу либо атлета, либо борца. Но когда я обратился туда, оказалось, что исполнителей там больше, чем работы. Следовательно, для меня там не было места.

Директор цирка, однако, хоть и не мог меня устроить, дал мне рекомендательное письмо для Чая Яноша, очень известного австрийского борца, который имел собственный цирк. Основу труппы составляла команда борцов, в которую входил он сам и его пятеро не менее знаменитых братьев. Это было похоже на то, куда мне и надо было попасть. После недолгих поисков я обнаружил жилище Чая Яноша и положил перед ним это письмо и мое прошение.

Фотография Ч. Яноша в журнале "Геркулес"

На сегодняшний день из всех людей, кого я встречал в борцовском деле. Чая Янош был, должен сказать, самым примечательным.Он соединял в себе мощную стать и ужасную силу с соразмерным с ними умом. И позднее он стал одним из самых лучших в моей жизни друзей. Ему я поистине обязан очень многим, и я не только готов, но и рад признать это.

Вдобавок к своим другим свойствам. Чая Янош был очень молчалив. Получив конверт, он разломал печать и прочитал письмо, затем знаком пригласил в свою комнату и указал на стул. Он осмотрел меня, сидевшего, сверху донизу. Довольно долго не произносил ни единого слова, так что я подумал, что он, должно быть, немой. Но он-таки мог говорить, старина Чая Янош, когда считал, что есть существенный повод. И вот он заговорил, — только чтобы узнать, не голоден ли я. Услышав, что не ел довольно давно, он послал за провизией, которой я воздал должное, чудесно пообедав.

Когда мое пиршество закончилось. Чая Янош, который всё время моей трапезы беспрерывно курил, стал расспрашивать обо мне, и, насколько мог позволить себе, я кое-что поведал ему. После этого он снова погрузился в молчание. Через некоторое время, однако, он снова заговорил. «Всего, что я должен знать о тебе, ты не сказал, — промолвил он, — если нам придется работать вместе, ты должен быть полностью откровенным со мной. Тебе не нужно меня бояться. Но я должен знать о тебе всё».

Поскольку мне пришлись по сердце его взгляд и обращение, я рассказал ему всё. Когда закончил, он похлопал меня по плечу. «Ты с такой же душой, как и у меня, — сказал он. — Думаю, мы очень хорошо поладим. Но всё-таки я должен ещё и посмотреть, что ты можешь делать. Мы сейчас разбираем цирк, он будет готов к отъезду не раньше, чем через четыре дня. Приходи тогда в это же время и найди меня снова, а я тебя испытаю. Если ты так хорош, как уверяешь, то возьму в труппу и стану неплохо платить».

На том и порешили. В назначенное время я вновь пришел к нему, и мы пошли в цирк в компании с его братом Иосифом, почти таким же гигантом, как мой гостеприимный хозяин и потенциальный работодатель. Добравшись до места, я был представлен другим членам труппы, числом восемнадцать, и выставлен для испытания против парня, весившего около 20 стоунов, румыном, которого звали, как потом узнал, Пашкофски. Его я бросил за три минуты, вывихнув ему плечо и сломав ключицу, ибо схватка вышла хоть и короткая, но чрезвычайно яростная.

Результат очень понравился Чая Яношу. «Ну, ты показал, что годен, друг Засс, — сказал он. — можешь отныне считать себя одним из нас». Так вот я поступил в цирк Чая Яноша и обрёл его ценную и крепкую дружбу.

В этом цирке я оставался около двух с половиной лет, постоянно работая, и почти всегда преуспевал, объезжая Венгрию в летние месяцы, а каждую зиму мы проводили в Чехо-Словакии, Румынии, Сербии и Австрии. За всё это время я ни разу не испытал унижения от того, что мои лопатки прижаты к земле. Я был второй после Чая Яноша — с которым не мог бороться из-за огромной разницы в весе — звездой борцовской труппы.

Перед тем как перейти от этой части моей жизни к следующей, расскажу, как мы обычно работали в борцовской части шоу. Каждое представление борцы выходили под музыку нашего циркового оркестра, состоявшего из первоклассных музыкантов. Чая Янош возглавлял колонну, а я замыкал её. Затем, после того как мы проходили маршем один круг по арене, на неё приглашались желающие померяться силами.

Как только таковые выходили на сцену, им сразу же говорили, что перед тем как можно будет встретиться с Чая Яношем, чемпионом, они должны начать с конца, с самого невысокого члена группы, и продолжать дальше. Я был, конечно же, тем парнем, с которым они должны бороться, а так как никто меня никогда не побеждал, у них не имелось шанса посостязаться со всеми другими. А нам того только и надо было. Некоторые из борцов не годились для тяжёлой борцовской работы, так как время расцвета их сил давно прошло, настоящей причиной их включения в труппу являлись лишь показательные бои. Когда не выходил ни один претендент, а такие случаи бывали, тогда мы боролись между собой. Представление обычно заканчивали мы с Чая Яношем, проводя энергичную схватку друг с другом.

После выступлений в течение упомянутого времени в цирке Чая Яноша у меня появилось желание поменять свой номер. Я устал от борьбы и хотел перемен. Сначала я решил поставить другой силовой номер, похожий на тот, с которым работал до войны. Но после размышлений я отбросил эту мысль, выбрав вместо этого номер с собаками. У меня уже была собака, которую я выучил исполнять умные штучки - среди них было переднее сальто, трюк, на который у меня ушли месяцы, пока животное не научилось его делать, — и с этим номером я рассчитывал получить передышку для отдыха.