Удивление перед жизнью. Воспоминания
Шрифт:
Зачем новый театр? Страшно ответить: театральное искусство омертвело, МХАТ, вечный носитель нового, угас почти окончательно. Ефремов покушается на своего великого учителя. Нет, не затем, чтобы свергнуть кумира, а вдохнуть в него душу, оживить. Ищет соратников. Лидер их всегда находит. Он обладает магнетическим свойством. Силой тут никого не заставишь. Увлечь, только увлечь! И увлекает. Теперь-то мы их знаем: Евстигнеев, Толмачева, Волчек, Доронина, Кваша. Табаков… Да кто из любителей театра не помнит славнейшую плеяду создателей театра «Современник»!
Открыть новый театр в те годы было и легко, и трудно. Легко оттого, что веяло ветром нового в нашей всеобщей жизни. Трудно потому, что новых театров не создавалось с 20-х годов. И откуда в актере такие организационные способности! Высматривает во все глаза лучшую молодежь всех театров столицы, соблазняет новым. И идут, идут! Даже уходят из театров
Если уж говорить всерьез, искусство бесплатно. Это жизнь так устроена, что артисту, художнику, музыканту, скульптору надо платить за его труд. Когда-нибудь, в далекие-далекие времена, люди будут творить безвозмездно.
Я каким-то краем коснулся этого радостного, возбуждающего душу времени с самого начала будущего «Современника». Ефремов пришел ко мне в Зачатьевский монастырь и сказал:
– Виктор Сергеевич, мы создаем новый театр и хотим поставить вашу пьесу «Вечно живые». Вы не возражаете?
Какой же автор будет возражать, если его пьесу хотят поставить в театре, да еще затевается что-то новое!
Вокруг Ефремова вижу и самых интересных молодых режиссеров того времени: Эфрос, Львов-Анохин, Манюков; талантливый, но рано ушедший из жизни критик Владимир Саппак и целый актерский курс Ефремова в Школе-студии МХАТа. Сумел Ефремов сделать своими соратниками и старших: В.Я. Виленкина, прекрасного критика и хранителя лучших традиций МХАТа, В.З. Радомысленского, директора студии. Видимо, и в Московском комитете партии, и в Министерстве культуры также нашел Ефремов поддержку.
Пьеса репетируется по ночам в помещении Школы-студии. И уже хорошо обосновавшиеся в разных театрах молодые актеры, побыстрее разгримировавшись после спектаклей, спешили на ночную репетицию. И – до утра! А утром утомленные, но счастливые, шли по ранним улицам Москвы к только что начинающим позвякивать трамваям. Я бывал на этих репетициях и помню эту раннюю утреннюю Москву, полную тайной свежести.
Меня всегда удивляло и радовало в театре синхронное понимание и чувствование нового в искусстве молодых исполнителей и зрителей. Впрочем, чему удивляться! Понятно, у взрослых вкус с течением лет превращается в привычку. А как трудно отказываться от своих привычек, они же «замена счастию». Хочу тут же сказать, что при первых серьезных успехах студии она вызвала взрыв яростного неприятия у некоторых актеров того времени.
Скромно играя то в крохотном зальчике студии, то где придется, Олег Николаевич с помощью Радомысленского добился возможности сыграть спектакль на сцене филиала МХАТа, что на улице Москвина. Это была большая победа лидера. А в 1956 году студии присвоили звание театра и назвали его «Современник». Крайне удачное название! И посыпались как из рога изобилия спектакли, спектакли, спектакли, преимущественно пьесы также молодых авторов, которых притягивал к себе Ефремов. А зрители выстраивались в длинные очереди в кассу, а то и с ночи дежурили у подъезда. Впрочем, подъезда еще не было, были двери.
С этим театром у меня связаны годы жизни. Сколько он мне дал радости! И не только оттого, что там играли мои пьесы. Я получал в этом театре хорошую дозу простого зрительского счастья на любом спектакле. Пьесы свежие, режиссура молодая, актеры только что из печки! Очень уважаю старых мастеров театра, наслаждаюсь их искусством, но новый звонкий голос, неожиданные, неслыханные доселе интонации, да просто и сами юные лица вселяют в тебя жизненные силы – вроде бы и сам не так уж стар.
Зрительный зал набивался до отказа. И какой щедрый шквал аплодисментов! Да, Олег Ефремов создал новый, современный театр, говорящий со зрителем своим художественным и гражданским языком. Ефремов – мало того что художник, он всегда гражданин.
Пожалуй, замечу: та манера игры, которую требовал от актеров Ефремов, совпадала с той, которой добивался от своих актеров Анатолий Эфрос. Недаром оба они в одно и то же время росли в Центральном детском и оба чувствовали, что время требует обновления. В дальнейшем каждый пошел своим путем. Исполнением ролей актер Ефремов как бы подтверждал ту систему игры, которой требовал от других. Мне еще в те времена пришло такое сравнение: до Художественного театра актеры играли как бы по молекулярной системе. Станиславский расщепил молекулы, и его актеры стали играть по атомной системе, и эффект произошел поразительный. Ефремов старался расщепить и атом и во многом преуспел. Как ни шипели старые актеры на эту новую, более правдоподобную манеру исполнения ролей, постепенно и они почувствовали, что играть по-старому стало неловко. Требовались большая естественность, доверительность, углубленность в психику. Все это стало обязательным для нового реалистического театра.
Олег
Пожалуй, до недавнего времени я больше всего в Ефремове любил актера, даже не раз говорил ему: «Олег, вашей обширной деятельностью вы ущемляете себя как актера, вы в первую очередь актер». Ефремов выслушивал мои слова – а я произносил их не раз – спокойно, не опровергал, не говорил «да, да», можно сказать, пропускал мимо ушей и поступал по-своему. Я и сейчас жалею, что Ефремов не сыграл, допустим, короля Лира или, когда был моложе, Хлестакова. В нем есть все – от трагизма до водевильной легкости. Я помню, какое восхищение он вызвал у меня тончайшим беспощадным юмором, играя на вечере в ВТО рассказ Чехова «На чужбине». Зрительный зал то взрывался смехом, то замирал в недоумении – смеяться или плакать. Однажды, когда Ефремов исполнял роль Бороздина в «Вечно живых» – это было на ранней поре театра «Современник», и играли они в помещении гостиницы «Советская», – в предпоследней сцене с Марком Олег Николаевич столь глубоко вошел в суть происходящего, что мне показалось: нет, это не актер Ефремов, это живой профессор Бороздин в таком гневе, что я вместе с его дочерью Ириной готов был воскликнуть: «Папа, тебе нельзя так волноваться!» Казалось, Ефремов-актер потеряет контроль над собой и действительно с ним случится удар. Зритель сидел, я бы сказал, оторопевший и напряженный до предела. Актер Ефремов способен на такие выходы к порывам вдохновения. Я даже однажды написал об этом в газете, видя его игру в пьесе Гельмана «Наедине со всеми».
Гражданская, социальная страсть Ефремова-лидера не выражается им риторично, а только через систему художественных образов. Думаю, Ефремову не будет обидно, если я скажу, что актер в нем часто главенствовал над режиссером. Если Ефремов ставил пьесу и сам играл в ней, он невольно (подчеркиваю: невольно) всю пьесу «перетягивал» на себя, на эту роль.
Был любопытный, даже комический случай, подтверждающий мои соображения. Олег Николаевич ставил мою пьесу «С вечера до полудня», где главный персонаж – спортивный тренер Ким. Ефремов взялся играть отца Кима – Жаркова. Перед началом репетиций Ефремов пришел ко мне и рассказал, как он замышляет ставить спектакль. Из этого рассказа я понял, что главный персонаж пьесы не Ким, а его отец. Я редко суюсь в режиссерскую работу, но тут не удержался. «Олег, – сказал я, – вы в первую очередь актер и потому перетягиваете всю пьесу на себя». – «Ничего подобного! – воскликнул Ефремов. – Что вы, да в таком случае я не буду играть Жаркова». Мне не хотелось, чтобы Олег Николаевич отказался от роли, и, как-то вильнув, я успокоил его. Спектакль (дело уже прошлое) был не из лучших. Но дальше случилось совсем неожиданное. Игорь Кваша, исполнитель роли Кима, неожиданно заболел, а вечером идет именно спектакль «С вечера до полудня». И Олег Николаевич берется сыграть Кима, тем более что на его роль Жаркова к тому времени был введен дублер. Как назло, в этот вечер я не мог быть на спектакле – не помню, не то болел, не то где-то выступал. А как мне хотелось видеть Олега в этой роли, я же мечтал, что именно он будет играть Кима. Я попросил жену непременно пойти на спектакль. И представьте, что Надя рассказала мне вечером: «Олег играл великолепно и сказал мне: “Надежда Варфоломеевна, я сейчас понял, что главное лицо пьесы – Ким”». Ефремов понял это не умом, а своей актерской сущностью. Впрочем, если бы Олег Николаевич играл какую-нибудь роль и без слов, все равно считал бы ее главной ролью в пьесе. И это его свойство замечательно! Дай Боже, чтобы все актеры в любой роли считали, что именно их роль главная в пьесе, и относились бы к ней соответственно.
«Вечно живые», «Современник», 1975 г. Постановка О. Ефремова. Володя – И. Кваша, профессор Бороздин —О. Ефремов
«С вечера до полудня», «Современник», 1970 г. Постановка О. Ефремова. Жарков – О. Ефремов, Альберт – А. Кутузов
Создан «Современник». Сыграно много ролей в театре и кино. Вон сколько таилось в этом худеньком юноше, беспечно шагающем вдоль черноморского побережья!