Угол атаки (Солдаты удачи - 7)
Шрифт:
– Спрашиваю по-другому: что такое УПСМ? Надо же. Откуда он знает про УПСМ? Я пропел? Мог. Но тогда он спросил бы не так. Или это просто пробный вопрос? Потрогать корову за вымя. А потом уже начинать доить. Я не видел никаких причин строить из себя партизана. Но и пускаться в откровенность тоже было не резон. Ему, конечно, нужно получить результат как можно быстрей. А нам-то куда спешить? И я промолчал. Ребята, вероятно, рассуждали примерно так же. И тоже промолчали.
– Прекрасно, - сказал подполковник Тимашук, хотя пока ничего прекрасного не было.
"Ангельское пение". Ну, суки.
Тимашук наклонился над креслом. С моего места мне были видны лишь плечи и затылок Дока. Судя по движениям, Тимашук распорол на руке Дока гимнастерку. Выпрямился. Держа шприц-тюбик на уровне глаз, снял защитную оболочку, осторожно сдавил стенки тюбика до появления жидкости на конце иглы. Снова наклонился над Доком.
Пустой шприц-тюбик упал на бетонный пол. Тимашук отошел в угол бокса и включил видеокамеру.
Представление началось.
Подполковник Тимашук почувствовал, как сгустилось и словно бы насытилось опасностью пространство бокса. Он внимательно огляделся. Уголок Дурова. Скорей - манеж. Хищники на полу вдоль стен. Обездвиженные, не представляющие опасности. Опасность была в самой атмосфере. Но это не имело значения. Никакого.
Тимашук понимал, что идет на определенный риск, решая провести допрос не один на один, а в присутствии всех арестованных. Это было вынужденное решение. У него не было времени растягивать процедуру на всю ночь. Понятно, что на миру и смерть красна. При обычном допросе это было недопустимо. Но допрос с "Ангельским пением" - не обычный допрос. Он мог дать неожиданный и сильный эффект. Наемники. Работают вместе не первый год. За бабки. За большие бабки. Маленькие бабки уравнивают, большие разъединяют. Между ними столько всего накопилось, что ой-ой-ой. И если это выплеснется. А это выплеснется.
Даже досадно, что цель допроса такая элементарная.
Плечи Перегудова расслабились, голова откинулась на спинку кресла.
Можно было приступать к работе.
– Как вы себя чувствуете, Перегудов?
– Тепло. Волны шумят. Океан.
– Что вы слышите?
– Чайки. Музыка. Вы мне мешаете,
– Вы среди друзей. Я ваш друг, Док.
– Вы не можете быть моим другом. Я не могу быть вашим другом. Я ничего не сделал для вас. Вы ничего не сделали для меня.
– У нас все впереди. Мы будем большими друзьями. А сейчас мы просто поговорим. Вам же хочется поговорить?
– Да.
– Что такое УПСМ?
– Теперь я одинокая свеча. И грустный танец ча-ча-ча. Я танцую сгоряча.
– Что такое УПСМ? Вы понимаете, о чем я вас спрашиваю?
– Понимаю. Яхта. Другая музыка. Очень громкая.
– Не напрягайтесь. Не мешайте себе. Вы знаете, что такое УПСМ. И скажете мне.
Приоткрытый рот. Остановившиеся зрачки.
Тимашук
Но в это время у стены завозились, звякнуло железо на железе - цепочка наручников на трубе, раздался голос Злотникова:
– Не ломай человеку кайф, подполковник. Спроси меня.
Тимашук повернулся к нему:
– Говорите.
– А камеру? Тебе же нужно, чтобы это было на пленке.
Тимашук перевел объектив видеокамеры на Злотникова.
Разбитая губа и ссадины на лице были не лучшим украшением кадра. Но эта запись предназначалась не для суда.
– Назовите себя.
– Рядовой запаса Злотников.
– Вы знаете, что такое УПСМ?
– Так точно.
– Что?
– Управление по проведению спортивных марафонов.
Тимашук извлек из кобуры ПМ и взвел курок.
– Если кто-нибудь. Еще. Скажет хоть одно. Слово. Пристрелю.
– А ты стрелять-то умеешь?
– нахально спросил Злотников.
Тимашук выстрелил. В замкнутом пространстве бокса звук выстрела ударил по ушам. Пуля выкрошила бетон над самой головой диверсанта.
– Ты что делаешь?!
– удивился он.
– А если бы попал? Камера же все пишет!
Ворвался встревоженный Сивопляс с охранниками, ощетинились автоматами.
– Все в порядке, - кивнул им Тимашук.
– Всем выйти.
– Вы бы поаккуратней, товарищ подполковник, - посоветовал Сивопляс.
– Баловство с оружием еще ни к чему не приводило.
– Выйди, - повторил Тимашук.
– Не заходить, не стучать, никого не впускать. Ни под каким видом.
– Да не зайдет никто, не зайдет. А я побуду.
Так-то оно спокойней. Занимайтесь, товарищ подполковник, а я посижу как рыба об лед.
"Черные" вышли. Сивопляс присел на корточки у двери. Привычно, как сидят на Востоке. С носилок приподнял голову Мухин:
– Палят? Или мне снится?
– Снится, - ответил ему Хохлов.
– Ты спи, спи.
Мухин затих.
– Это было предупреждение, - произнес Тимашук.
– Первое и последнее. Я умею стрелять. Злотников, хотите проверить?
– Артист, заткнись, - вмешался Пастухов.
– Уберите ствол, подполковник. Я отвечу на ваш вопрос.
– Позже. Сейчас я разговариваю с Доком.
– Спрашивайте, - сказал Перегудов. Тимашук нахмурился. Клиент не должен реагировать на окружающее. Выстрел помешал действию препарата. Девять минут потеряно. Ладно, ничего страшного. "Ангельское пение" свое возьмет.
Тимашук убрал пистолет и вернул камеру в прежнее положение. Подошел к Перегудову, наклонился над ним:
– Говорите, Док. Вы знаете, что такое УПСМ. Что это?
– Управление по планированию специальных мероприятий.
– Каких мероприятий?
– Не знаю.
– Это спецслужба?
– Да.
– Где ее управление?
– Где-то в Москве. В центре. В старом особняке.
– Вы бывали там?
– Только один раз. Меня привозили туда. В закрытой машине.
– Опишите особняк.