Угол белой стены
Шрифт:
Уже начинало темнеть, спала дневная жара, когда. Вальков подвел наконец не очень радостные итоги прошедшего дня. Опрошенными оказались чуть больше половины людей из его списка. Впереди было по крайней мере еще дня два такой же проклятой, изнурительной работы, от которой у Валькова уже раскалывалась голова и ломило все тело, словно он целый день колол дрова, а не разговаривал с людьми.
Вальков сидел один на скамеечке возле диспетчерской, устало вытянув ноги, покуривая и одновременно соображая, не взять ли завтра с собой сюда Лерова, чтобы разделить с ним предстоящую работу, когда к нему неслышно подошли Кадыров и худой
— Вот, — твердо сказал Кадыров. — Вот он, ака. Можешь все сказать. Должен все сказать.
Он ушел. А Сайыпов хмуро произнес:
— Я, понимаешь, только сегодня узнал, что его убили на Цветочной. Так вот. Знаю кто, понимаешь.
Все-таки недаром, видимо, говорят, что самое простое объяснение всегда самое верное, решил Вальков.
Разом отпала необходимость уточнять утренний маршрут Гусева, разыскивать человека, которому он объявил, что возвращается к семье, устанавливать неведомую Дину, гусевского друга Карима и весь круг их знакомых. Нельзя сказать, чтобы все это перестало интересовать Валькова, нет, конечно. Но все это сразу отошло на второй план, ибо к убийству Гусева отношения не имело. Убийцей оказался совсем другой человек.
Старый водитель Сайыпов сообщил Валькову даже имя этого человека. Кстати сказать, Сайыпов тоже значился в списке работавших в тот день, но Вальков не успел до него добраться.
А рассказал Сайыпов следующее. Он тоже видел Гусева, но поздно вечером, часов в одиннадцать, когда подъехал к стоянке около Шпильковского переулка. В этот момент к Гусеву сел пассажир. Было уже темно, но недалеко висел фонарь. А у старого Сайыпова острые глаза, как у молодого. И он узнал того пассажира. Это был Ленька Чуприн, он учился в одной школе с младшей дочерью Сайыпова, даже ухаживал за ней одно время и бывал у них в доме. А потом его выгнали из школы. Сайыпов давно его не видел, очень давно. Плохое говорили про Леньку, будто он даже в тюрьме сидел. Но этого Сайыпов не знает и болтать не хочет. И вот в тот вечер Ленька сел в машину Гусева, это точно, это Сайыпов видел своими глазами. А потом Гусев подошел к Сайыпову и спросил, есть ли сейчас проезд по улице Жуковского на Цветочную, и Сайыпов ответил, что проезда сейчас там нет. Они с Гусевым еще обсудили, как ехать. И вот сегодня Сайыпов узнал, что Гусев был убит на Цветочной. А повез он туда Леньку Чуприна.
Сообщение было настолько важным, что Вальков, прихватив Сайыпова, немедленно отправился в управление. Там старый водитель уже спокойно и подробно рассказал о встрече с Гусевым, а также все, что он знал о Чуприне, хотя эти сведения и относились лишь к прошлому, о жизни Чуприна в последние годы Сайыпов ничего не мог сообщить. Он даже не знал, где тот сейчас живет.
А вскоре приехали Леров, за ним Ибадов. Узнав от своего начальника столь важную новость, они повели себя по-разному.
Леров потер огромные руки и удовлетворенно произнес:
— Вот это да. Остается только установить, где живет этот Ленька и…
— Не надо устанавливать! — с неожиданной запальчивостью вдруг перебил его Ибадов. — Совсем не надо!
Черные узкие глаза его загадочно блестели, и видно было, что Ибадову стоило немалого труда сдержать себя.
— Это еще почему? — недовольно спросил Леров.
Он не привык, чтобы начинающий сотрудник, пусть это будет даже Мурат, перебивал его и тем более вступал в спор.
— А
— Та-ак, — медленно протянул Вальков. — Действительно, здорово. Ну и что ты еще о нем узнал?
— А вот, пожалуйста, — живо откликнулся, снова сверкнув улыбкой, Ибадов. — Это парень уже судимый. Недавно вернулся. Связи преступные не порвал, ведет себя плохо, нигде не работает. А на такси, видите, разъезжает. Живет с матерью. Все пока, Алексей Макарович.
Ибадов был в восторге от своей первой удачи и не скрывал этого.
Леров наставительно и чуть насмешливо сказал ему:
— Если бы не старик Сайыпов, все бы твои сведения висели, как зеленый урюк. И вообще…
— Что вообще? Ну что? — обиженно воскликнул Ибадов, сверкнув глазами.
— Хватит, — сказал Вальков. — Молодец, Мурат. А сейчас ступайте-ка домой, поздно уже. Завтра займемся этим Чуприным.
Сам же Вальков отправился на доклад к Нуриманову.
Они давно работали вместе, и оба любили эти поздние часы, когда стихало управление, пустели коридоры, прекращались телефонные звонки, а за окном, в черном-пречерном небе пурпурно-яркая луна заливала серебряным светом уснувшие дома, пустынные улицы и буйные кроны чинар в сквере напротив.
Нуриманов невозмутимо выслушал доклад Валькова, потом сказал:
— Кажется, вышел правильно. — И, подумав, добавил с ноткой сомнения: — Кажется.
— С утра будем работать, — вздохнул Вальков, устало потирая широкий лоб. — Нас ноги кормят. А людей мне больше не надо, — добавил он, намекая на недавний приезд начальства: — Управимся сами. Ребятки мои тянут хорошо.
— Согласен, — коротко ответил Нуриманов тоном, по которому можно было догадаться, что он с самого начала полагал, что людей Валькову добавлять не следует. — Только учти, тебе придется… как это по-русски?… Гнаться и за вторым… зверем.
— Зайцем, — машинально поправил Вальков и сказал недовольно: — Говорят: за двумя зайцами погонишься — ни одного не поймаешь.
— Ничего, — усмехнулся Нуриманов. — Одного ты уже, кажется, поймал. А второй… он, может быть, живет в той же норе.
— Дай кончить с одним, — хмурясь, попросил Вальков.
— Дам, — коротко ответил Нуриманов. — Два дня дам. Не больше.
— Ну, а что за второе дело? — немного успокоившись, поинтересовался Вальков.
— Важное. Москва ведет. Сарыеву по нему звонил Коршунов.
— Да ну? — улыбнулся Вальков. — Коршунов? А по чему говоришь, что оба дела в одной норе?
— Помнишь, что ты нашел в кармане у Гусева?
— Гм… Но два дня на первого зайца даешь? — пытаясь прикрыть шуткой снова вдруг возникшее беспокойство, спросил Вальков.
— Даю.
И Вальков окончательно успокоился, ибо знал, что его начальник не меняет решений и слово у него одно.
Потом Нуриманов вызвал машину и сперва завез домой Валькова.
А утром началась работа, сложная, лихорадочная и тем не менее радостная, потому что она была полна открытий и маленьких побед, с каждым шагом приближавших к окончательному успеху.