Угол падения
Шрифт:
— Все, сдаюсь! Достал ты меня, честное слово.
— Пошли в картишки перекинемся. Это у тебя здорово получается.
— Должен же и я какие-то таланты иметь.
— Ладно прибедняться. Ты, как красивая девка, на комплимент, что ли, напрашиваешься?
— А ты только гадости умеешь говорить?
— Это лучше у моей жены поинтересоваться, чего я там умею говорить.
Так, подкалывая друг друга, они добрели до своего коттеджа. Там уже царило оживление. После того как исчез источник напряжения, людей охватила эйфория. Кто-то уже сообразил накрыть
Жена сидела в их номере в кресле с какой-то книжкой в руках и делала вид, что читает. По ее щекам стекали слезы и капали вниз, оставляя следы на серой бумаге. Саша молчала, старательно листая страницы. Сережку она отпустила, и он убежал к детям, но реветь в голос Александра стеснялась. Алексей стремительно выхватил у нее книгу, шлепнулся на колени возле кресла и уткнулся головой в Сашин согретый мягким шерстяным свитером живот.
— Саш, ну не реви. Прости, а? — Он поднял лицо, по-собачьи пытаясь заглянуть в ее мокрые испуганные глаза.
— Ты меня совсем-совсем не любишь? — хлюпнула она.
— Ну вот, опять. Люблю. Тысячу раз сказать? Хочешь, буду здесь сидеть и бубнить: люблю, люблю, люблю, пока не охрипну? Тебе легче будет?
— Легче, — по-детски протянула Саша.
— Я начинаю. Люблю, люблю, люблю, люблю… — Он перевел дыхание.
— Что ж ты остановился?
— Жду, может, ты меня пожалеешь. Разве недостаточно знать, что я могу сделать то, что пообещал? Ведь если мужчина обещает всю жизнь носить женщину на руках, не заставит же она его в конце концов надорваться? Если любит, конечно.
— Ладно, Лешка, ты всегда вывернешься. — Саша перестала реветь, вытерла лицо подвернувшимся под руку полотенцем и потянулась за зеркалом.
Алексей перехватил ее руку, прижался губами к холодной шершавой коже.
— Сашка, я больше не буду.
— Будешь. Через день опять все начнется снова: ты будешь злиться, говорить гадости, а я прощать.
— Ты добрая, а я злой.
— Ты злой, пока я остаюсь такой доброй и пока тебе все это позволяю.
— Не позволяй.
— Бить тебя, что ли?
— А я сильнее.
— Что? Да мы с тобой почти одного роста!
— Почти не считается. К тому же у меня мускулы.
— Ну-ка, где там твои мускулы? — Саша попыталась повалить мужа на постель.
— Не дергайся, женщина. — Алексей быстро перевернулся вместе с ней, оказавшись сверху и прижав всем телом Сашины плечи. — Можно тебя поцеловать?
— Ты же меня держишь. Целуй.
— А насильно неинтересно. Я хочу знать, что ты меня простила.
— Простила. — Саша вывернулась и потянулась к его губам.
Они целовались нежно и долго. Алексей терся носом о нежную, прохладную кожу
— Не откроем? — шепнула Саша.
— У нас еще вся жизнь впереди. — Алексей чмокнул ее в нос и спрыгнул с кровати.
В дверях стояла засмущавшаяся вдруг Анечка Барышева.
— Помешала?
— Почти. Заходи, помириться мы все равно уже успели.
— Ой, а я подумала, может, вы голодные? Там ребята на стол накрывают.
— Мы в столовую ходили, старший лейтенант сжалился. Разве только за компанию.
— Чайку попьете.
— Попьем. Сейчас. — Алексей покосился на Сашу. Она поспешно припудривала нос и подкрашивала губы. Анечка извинилась еще раз и исчезла.
— Сашка, кончай марафет наводить, там никого нет во фраках.
— Хочешь, чтобы все знали, что я ревела? — Она наконец встала и подтолкнула мужа к дверям.
Они тихонечко прошли к столу. В углу дивана сидела Ирина Сергеевна, рядом с ней оставалось пустое пространство. Алексей решительно протиснулся к ней.
— Не прогоните?
Серебрякова попыталась выдавить из себя какую-то любезность и чуть подвинулась. Поскольку Калачевы уехали, а все начальство мужского пола отправилось в морг, застольем заправлял молоденький Коля. Остальные мужчины вели себя вяло, стесняясь воспользоваться поводом напиться и снять напряжение. Юный Коля решительно управлялся с бутылками и стаканами, игнорируя неубедительные отговорки народа. При этом он бубнил себе под нос; «Ломаются все, подумаешь, чего ломаются?»
— Можно, я за вами поухаживаю, Ирина Сергеевна? — спросил Алексей Серебрякову. — Вы выпить хотите? За помин души?
— Хочу, — неожиданно ответила женщина.
— Что налить? Вина?
— Водки. Соком только разбавьте.
— Не знал, что вы употребляете столь крепкие напитки.
Она ничего не сказала, молча взяла стакан. Леонидов сделал себе такую же смесь, налил немного десертного вина жене. За столом возникла пауза. Пить без вступительного слова было неловко, высказаться по поводу причины застолья присутствующие не решались. Леонидов решился.
— Я как самый виноватый. Чокаться все равно не положено, так что поднимем стаканы молча. Для надгробного слова время еще не пришло, да и прав у меня таких нет, чтобы эти речи произносить. Сейчас мы выпьем за то, чтобы не чувствовать себя виноватыми. Возражения есть?
Все молчали, шаря глазами по стенам, разглядывали друг друга. Алексей решительно влил в себя содержимое стакана и сел. Серебрякова тоже выпила до дна. Ее примеру последовали остальные. Леонидов снова перехватил инициативу:
— Тостов больше говорить не будем. Наливайте, пейте, хватит друг другу в глаза заглядывать, — и решительно потянулся к бутылке с водкой.
— Ирина Сергеевна?..
— Да, налейте еще.
За столом зазвякало и забулькало. Процесс вяло, но пошел, раздались нерешительные голоса, шорох, звон тарелок. Серебрякова, непривычная к выпивке, сразу захмелела.