Угол падения
Шрифт:
— Долго вы ее уговаривали?
— Кого, Эльзу? Она не дура. Сразу поняла, что такой шанс не часто выпадает. Им же денег постоянно не хватает, а так положат доллары в банк, будут роскошно жить на проценты — ни затрат никаких, ни хлопот. Я и правда не могу иметь детей, а мне скоро тридцать. Чужого ребенка не хочу, мало ли какой попадется. А тут от собственного мужа, да и у Эльзы с наследственностью все в порядке.
— Вы уже справки навели?
— Д что? Я хочу нормального, здорового ребенка, что тут плохого? У меня есть средства, чтобы его вырастить.
— Мамины
— Я работу найду, а отдельная квартира у меня есть; Трехкомнатная, между прочим. И дача есть, и машина, и деньги на счету у родителей. Они будут рады. Я все решила.
— Как же можно отдать своего ребенка? Животные и то понимают… А тут продать. За деньги. Я не верю, что мать может так поступить.
— Как хотите. Я просто так вам сказала, чтоб вы этой святоше не очень-то верили. У нее только личико такое умильное, а на самом деле она дрянь. Я ее ненавижу.
— Таня, ну сколько можно? Вы же теперь партнеры, если так позволительно выразиться. Сколько месяцев вам ее еще терпеть? Шесть?
— Почти. Я переживу.
— Не сомневаюсь. Скажите, а вы принимали участие в убийстве мужа или только соврали?
Она растерялась.
— Он же сам…
— Ну это официальная версия. Как все было-то? Поделитесь, раз уж такой разговор пошел откровенный.
— Ничего я не скажу! — истерично всхлипнула она. — Ничего я не знаю! Что просили, то и сказала. А зачем он со мной так? Чем я хуже Эльзы? Она страшная, страшная, страшная!
— Тише, Таня. Не надо никого будить. Пожалейте свои и мои нервы, им и так досталось за эти выходные дни. Я вам верю, идите спать. Эльза больше не вернется, сегодня уже нет необходимости ее караулить. Идите.
— Все равно не усну. Мне страшно.
— Еще бы! Сколько месяцев еще мучиться. Ведь эта 1дама всегда может передумать, вдруг в ней проснется |запоздалый материнский инстинкт?
Татьяна резко поднялась с дивана, пошла к двери. («Могла бы и спокойной ночи из вежливости поже-[лать, — устало подумал Леонидов. — Ну, прелюдия {кончилась, кто следующий?»
Словно отвечая его мыслям, в темном коридоре раздались осторожные, но уверенные шаги.
«Мужчина. Уже лучше», — подумал Леонидов.
— Не спите? Черт, сигареты где-то забыл, а так курить хочется! — ругнулся Манцев, шаря по столу.
— Не ваши? — спросил Леонидов, протягивая ему пачку «Кэмела».
— Похоже. Что, тоже не спится?
— Так. Лежу, думаю.
— О чем?
— О смысле жизни. Не приходилось?
— Нет, я как-то в такое время все больше о женщинах.
— Ну вы, Костя, мужчина холостой, вам позволительно, хотя ваш выбор я не одобряю.
— Вы про Ольгу? — удивился Манцев. — А мне казалось, что вы ей симпатизируете.
— Ольге-то я действительно симпатизирую, но вашей даме сердца — нет.
— Послушайте, вы что-то путаете. У меня одна дама. Все знают, я за Ольгой Минаевой ухаживаю.
— Ухаживали, пока ваша мечта была занята и у вас не было средств на ее содержание. Но
— Да она никогда меня и не любила, переживет. Ольга слишком умная, с ней тяжело. Зачем красивой женщине мозги и это дурацкое желание сделать какую-то карьеру? С ней я чувствую себя каким-то ущербным: все время надо себя контролировать, чтобы не ляпнуть какую-нибудь глупость, а в ответ вечные подколки да смешки.
— Да, с Норой вам будет гораздо интересней. Она умеет говорить то, что хотят услышать мужчины. Опыт, знаете ли, большой.
— С чего вы взяли?..
— Костя, я на эти грабли уже наступал. Я бы рассказал вам одну грязную историю. От нее у меня осталось стойкое отвращение к духам «Кензо», какими от вас долго еще пахло после отъезда Норы. У меня нюх собачий, и потом засек ваши взгляды, а эти записочки, вынос чемодана, за которым я вас так некстати застукал. Не понимаю я вас, как можно такую девушку, как Ольга, променять на Нору.
— А что за история? — заволновался Костя.
— Да плевать на нее. Я бы пожелал вам счастья, но боюсь, что фальшь в моем сладком голосе покажется вам слишком явной.
— А вы мне, часом, не завидуете? Я не верю, что мужчина может не хотеть такую женщину, как Нора. Блондинка. Фигура.
— Не все же причинным местом думают. Кстати, у меня была возможность, только не захотелось что-то ею воспользоваться.
— Вранье! — убежденно заявил Манцев. — Засуньте себе в одно место ваши приемчики, все равно не поверю. Это в кино только подозреваемые такие дураки.
— Почему вы решили, что я вас подозреваю и в чем? Вы ведь не место Иванова хотите занять? Это не ваш профиль, а на какую карьеру вы, Константин Манцев, теперь рассчитываете? Чтобы содержать красавицу Нору, нужны большие деньги. Откуда? Она вас проглотит, как акула рыбку, вы еще не знаете аппетиты женщин подобного сорта. С каждой новой вещью у них появляется уверенность, что следующая непременно должна быть дороже. У них между собой вечное соревнование…
— Не надо меня пугать.
— Не буду. Скажите только, о чем разговаривали на балконе Паша и Валера Иванов?
— Я же говорил, что слышал это сквозь дремоту.
— Но слышали?
— Они ругались.
— Из-за чего?
— Паша заявил, что собирается разогнать всю ивановскую шайку-лейку, вернуть уволенных, покончить с семейственностью на фирме.
— Благие намерения. И44ванов испугался?
— Рассмеялся. Сказал, что если Паша поменяет дорогую бабу на дешевую, то на этом он денег не сэкономит. Он прекрасно знал про Пашины долги.
— Разве Ирина Сергеевна не простила ему долг?
— А Калачев, а другие? Думаете, он мало был должен? С Екатериной Леонидовной-то Паша порвал, двух баб еще можно было между собой развести, но трех… Даже такому выносливому мужику, как Паша, это было тяжеловато. Калачев не собирался его больше субсидировать и с рассрочкой тянуть тоже.