Уголек
Шрифт:
Уголёк поглодал пустые косточки и уснул. И во сне его ласково гладили по шерсти детские руки, а в мокрый нос целовали, щекотно и нежно.
Проснулся пёс от волчьего воя. Казалось бы, откуда ему, маленькому щенку, знать, кто такие волки? Но он знал. И песню помнил: «Придет серенький волчок, схватит Сёму за бочок».
Щенок чихнул от попавшей в нос лисьей шерсти и выполз наружу, двигаясь на запах снега и мороза.
Вой приближался, и скоро послышался скрип снега под сильными лапами. Волков было двое: крупная волчица и самец, с лобастой головой, немного больше и выше. Вдруг волчица остановилась, так резко, что бежавший позади волк уткнулся в ее пушистый хвост, и повернула узкую морду в сторону щенка. Угольку показалось, что она делала это очень долго, и он, пятясь назад, пополз обратно в убежище.
Скоро щенок услышал, как быстро работают мощные лапы, раскапывая нору, и услышал глухое ворчание голодных волков. Малыш понял, что всё будет как в песне, только откусят не бочок, а съедят всего его, ведь такая зубастая страшная пасть ухватит без остатка. Уголёк жалостливо заскулил, ни на что уже не надеясь. Куда его маленьким острым зубкам против таких матёрых убийц! И нет рядом ни батюшки, ни матушки, ни голосистых сестёр. Ему оставалось только пятиться, что он и делал.
Нора сужалась, но он всё ещё помещался и, на удивление, продвигался дальше, в глубь, в неизвестность. В полной темноте послышалась какая-то возня. Потом раздался грозный рык — волчица за что-то сердилась на своего спутника. И скоро все стихло.
Обессиленный от голода и страха щенок уснул, а когда проснулся, то услышал слабое попискивание и восхитительный запах молока. Так пахла мама, Уголёк ясно это помнил: тёплый мамин бок и шершавый язык, вылизывающий шкурку.
Щенок пополз вперед, на этот запах. Скоро он уже сосал молоко наравне с волчатами. Правда, волчица сначала прикусила его за загривок, но великий материнский инстинкт взял своё — она разжала зубы и стала вылизывать собачьего детёныша.
Так прошла зима. Уголёк не только пил молоко, но и ел мясо, которое приносил волк для своей самки. И опять волчица только глухо, но не злобно ворчала.
Лето и осень тоже быстро пролетели, заполненные играми, едой и неясной тоской по человеческой речи и ласке.
К зимним морозам Уголёк был уже молодым псом и членом волчьей стаи. Его учили охотиться. Получалось не очень, но зато он знал и помнил какой-то своей, доставшейся от собак памятью все охотничьи уловки людей, и стая ни разу не попала в капканы или засады.
Еды в лесу было много. Уголёк вырос быстрее своих братьев, превратившись в большого, красивого, совершенно черного пса. Только во снах
Пёс звал маму, но, проснувшись, понимал, что просто скулит, а из глаз катятся слезы.
Однажды Уголёк услышал женский голос, который звал его по имени. Если бы он оставался псом, то выбежал бы на поляну не боясь. Но он считал себя волком, и потому лишь приблизился, прячась за разросшимся малинником. Этот голос и запах Уголёк помнил, он нёс боль и страх, поэтому пёс отполз как можно дальше и убежал к своему логову. А после всегда старался обходить это место стороной.
. Уже не было в живых матери-волчицы и братьев — кто погиб, кто умер от старости. А Уголёк жил. В нем по-прежнему бурлила жизненная сила, и теперь его возлюбленная, с которой он уже бегал три зимы, водила стаю.
Этот год был щедрым на засуху и пожары, корма стало меньше, и волки повадились выходить из леса, подбираясь к жилью, к теплому хлеву с ревущими тревожно коровами и кудахтающими курами.
Уголёк смело заходил в очередную деревню под покровом ночи, без страха отбрёхивался от деревенских собак — его низкий, грозный рык заставлял поджать хвосты многих шавок и даже волкодавов, — потом в дело вступали братья-волки, разоряя крестьян.
***
На Покров отдали замуж последнюю дочь, и Астафий, взяв сына, отправился за дровами. Из-за гулянок немного припозднились с заготовками, но мужик надеялся, что вдвоём они быстро управятся.
Астафий бросил взгляд на сына. Тот рос сильным, но умом не блистал: понимал самые простые слова, ел на полу руками, из миски воду лакал, дома любил ходить на четвереньках и очень боялся огня. Мужик не раз выезжал в лес и звал ведьму, по-другому он назвать её не мог. Но та сгинула. То ли охотники убили, то ли от пожара не спаслась.
Городской лекарь, выслушав историю крестьянина, лишь пожал плечами:
— Это он у вас от испуга умом тронулся. Живого человека в печь! Варварство какое!
От отчаяния иногда хотелось бросить все,и уйти в скитания, но не хватало характера.
Дрова рубить, пилить, воду принести — все это делал Сёмушка легко. Но в глазах его Астафий иногда видел проблеск каких-то непонятных чувств: будто собака спросить о чем-то хочет, да не может.