Уха из золотой рыбки
Шрифт:
– Ну сейчас ей мало не покажется, – прошипела заведующая и ушла, прихватив с собой ключницу.
Вернулась она в недоумении. Малика впустила ее в квартиру, спокойно выслушала гневную речь и ответила:
– Вы ошибаетесь. Моя машина не выезжала со двора. Я встала к мольберту около половины одиннадцатого и весь день не выходила из мастерской.
Арина Яковлевна не успела раскрыть рта, как художница распахнула дверь в комнату, и заведующая увидела, что посреди помещения в большом старинном кресле сидит женщина. Более того, Арина
– Алла Евгеньевна, – попросила Малика, – скажите, когда и насколько я сегодня уходила?
– Так тут весь день стоите, – растерянно ответила Шлягина, – даже чай пить не стали.
Портретистка повернулась к заведующей:
– Вопрос исчерпан?
– Да не вы за рулем сидели, девушка молоденькая, блондиночка.
– Неправда, – отрезала Малика, – такое невозможно.
– Я видела собственными глазами.
– Не может быть.
Арина Яковлевна буквально ткнула наглой художнице под нос панду.
– Она еще ключи потеряла, теперь домой не попадет.
Малика взяла игрушку, брезгливо повертела ее в руках, потом вернула заведующей, раскрыла роскошную сумку из крокодиловой кожи, вытащила колечко с золотым брелоком, на котором покачивались ключи, и сообщила:
– Моя связка на месте, и потом, мне и в голову бы не пришло использовать подобный футляр.
– Так я не говорю, что мишка ваш, – сопротивлялась Арина Яковлевна, – он принадлежит той особе, что сегодня каталась на вашей машине.
– Уходите, – велела Малика. – Мне надо работать. Мой «мерс» никто не использует.
– Паркуете машину под окнами яслей!
– Там нет знака, запрещающего стоянку, – отбила мяч Малика.
– Ну погоди, – не выдержала Арина Яковлевна, – плохо тебе будет. На «мерсе» катаешься, а больному ребенку денег на одежду пожалела!
– С какой стати я должна давать хоть копейку? – взвилась Малика.
– Он из-за твоего «мерина» заболел! Еще раз поставишь автомобиль на тротуар, мы тебе на капот кирпич сбросим.
Малика слегка покраснела, но голос ее звучал спокойно:
– Можете хоть завалить кабриолет камнями, куплю себе новый, а вот от ваших яслей ничего не останется. Скажу мужу, и сначала его ребята окна перебьют, а потом и тобой займутся, вымогательница, в подъезде прижмут и головой о батарею приложат. Иди вон, пока милицию не позвала. Еще доказать надо, что ребенок из-за моей машины заболел, а то, что ты тут стоишь и мне угрожаешь, Алла Евгеньевна подтвердит. Ведь правда?
И Малика повернулась к женщине, сидевшей в кресле. Та растерянно кивнула и пробормотала:
– Идите, Арина Яковлевна, лучше на работу, Малика Юсуповна правда никуда не выходила, напутали вы что-то!
Пришлось Арине Яковлевне уйти несолоно хлебавши.
– Где живет эта Алла Евгеньевна? – поинтересовалась я.
– А в нашем доме, во втором подъезде, – пояснила заведующая, – квартира тридцать пять.
Я забрала у женщин ключницу, строго-настрого велела им не рассказывать никому о моем визите и, пообещав непременно посадить за решетку Малику Юсуповну, пошла искать тридцать пятую квартиру.
Глава 18
– Кто там? – бдительно раздалось из-за двери.
– Алла Евгеньевна дома?
– А зачем она вам? – упорствовала женщина, не открывая створку.
– Меня Арина Яковлевна прислала, заведующая яслями, куда ходит ваша дочь.
Загремела цепочка, залязгали замки, и на пороге появилась молодая женщина, худая, даже тощая, с изможденным лицом. Одета она была в грязные, некогда ярко-красные брюки и застиранную футболку.
– Девка заболела? – спросила она и отступила в глубь прихожей.
– С девочкой все в полном порядке, – быстро сказала я.
– Тогда чего?
– Можно войти?
– Ну идите, – с явной неохотой пробормотала Алла, – если вы по поводу оплаты, так я уже снесла квитанцию бывшему мужу, он ее и погасит. Вы не имеете права девку из яслей выгнать, потому что не частники, государственное учреждение, я свои права знаю.
Продолжая бормотать, она вошла в комнату, служащую в этой квартире спальней, гостиной и детской одновременно. Диван, разложенный у стены, топорщился пледом в не слишком чистом пододеяльнике, на полу валялись журналы «Лиза», «Космополитен» и стояла чашка с остатками кофе. В углу мерцал синим светом телевизор. В комнате было душно и холодно одновременно, в воздухе висел запах окурков, и в этом не было ничего удивительного, потому что на обеденном столе, между масленкой и сахарницей, стояла большая пепельница, доверху набитая бычками. Занавески, вернее две серые от пыли тряпки, болтались по краям облупившейся рамы, из щелей торчали куски смятой газеты.
– Так чего надо? – еще раз спросила Алла, плюхаясь прямо на незастеленный диван. – Если деньги собираете на игрушки или дополнительные занятия, то зря пришли. Безработная я, живу впроголодь.
Да уж! Однако на кофе, сигареты и журналы хватает!
– Что же не устроитесь на службу? – вырвалось у меня.
Алла скривилась:
– А вам какое дело?
– Просто жаль вас, кстати, тут на углу супермаркет, на двери объявление висит: «Требуются кассиры и уборщицы». Может, вам сходить, поинтересоваться?
Алла зевнула:
– Была охота за копейки ломаться, вставать в шесть утра. Нет, я ищу хорошую работу, чтобы не меньше тысячи баксов в месяц и часа три, ладно, четыре в день.
– Какое у вас образование?
– Десять классов.
– Навряд ли найдете такую работу, может, лучше пока временно где-нибудь устроитесь? Сами же говорите, денег у вас нет, а девочку надо кормить, одевать, обувать, за ясли платить.
Алла взяла пачку «Парламента»:
– Девку вдвоем делали, вот пусть ее папенька и крутится.