Уха из золотой рыбки
Шрифт:
Наши собаки получают нормальную еду, мы не кормим их суррогатами. Честно говоря, я не верю, что неаппетитные катышки, лежащие в ярких пакетах, на самом деле состоят из мяса, овощей, злаков и прочих вкусных и полезных вещей. Правда, одно время мы попытались давать нашим собакам сухие корма, но у Хуча началась аллергия, он стал безостановочно чесать нос и уши, а у Снапа с Банди открылась бездонная жажда. Питбуль с ротвейлером выпивали на ночь по ведру воды, что случалось потом, можете догадаться сами. Потому мы стали просто готовить вкусную кашу. Но иногда случается прокол, и тогда Ирка достает специальные
Глава 24
Но палка не выскакивала из виска. Я осторожно помотала головой. Тогда, в лаборатории, эффект был незамедлительным. Может, при транспортировке снадобье потеряло свои свойства?
Хуч снова вспрыгнул на одеяло и шумно вздохнул. Запах съеденного им «Кролика в желе» достиг носа, я сморщилась в ожидании приступа тошноты и вдруг увидела, какой Хучик красавец.
Толстенький, с гладкой бежевой шубкой. По спинке бежит темная полоска из более жестких волосков, умильная мордочка с огромными карими глазами и аккуратно висящими треугольными ушками, хвостик, закрученный бубликом… Боже, как я люблю Хучика! У него замечательный характер, ласковый, приветливый. Хуч умен и отважен, он великолепен, он мой друг!
Чуть не плача от умиления, я принялась нацеловывать черную морду с короткими усами и приговаривать:
– Солнышко мое, мама тебя обожает! Кошечка моя, заинька!
Запах консервов теперь казался восхитительным. Внезапно в голову пришла страшная мысль: собачий век недолог. Господи, что же я стану делать, когда Хучик умрет?
Из глаз градом полились слезы. Я прижала сопящего мопса к груди и зарыдала в голос:
– О, мой мальчик! Не переживу твоей кончины, о, как ужасно! Зачем смерть забирает тебя столь рано…
Дверь спальни распахнулась, на пороге появилась разгневанная Зайка в розовой байковой пижамке.
– Что за… – начала было она, но потом осеклась и кинулась к моей кровати: – Даша! Ты плачешь?
Я с трудом кивнула:
– Хучик! Мой любимый, мой сладкий, мой родной…
– Что случилось? – заорала Ольга.
Тут же из коридора послышался топот, и в спальне очутилось все взрослое население дома в той или иной степени раздетости.
– Мать, – укоризненно сказал Кеша. – Господи! Ты ревешь!
– Хучик…
– Что с ним? – кинулась к мопсу Машка.
– Он умрет, а я вместе с ним…
Невероятное ощущение любви и горя затопило меня. Машка попыталась отнять у меня Хучика.
Внезапно я увидела, какая Машка противная: толстая, белобрысая, с визгливым голосом. И вообще, члены моей семьи настоящие уроды: Кеша бледный как смерть и болезненно худой, Александр Михайлович настолько отвратителен, что и смотреть на него не хочется, Ольга похожа на куклу Барби, она так же глупа… Нет, хочу жить лишь с Хучиком!
– Мальчик мой! Свет очей моих, ненаглядный, за что… за что… за что… Придет смерть и погасит луч света… «Восстала из мрака младая с перстами пурпурными Эос…»
– Это что? – попятилась Машка.
– Гомер, – вздохнул Кеша, – мать помешалась! Цитирует то ли «Илиаду», то ли «Одиссею», говорит гекзаметром…
– Уйдите все вы, ненавижу вас!
– Ну и ну, – покачала головой Зайка.
– Оставьте меня… Хуч! Хучик!!!
Тут в комнату из коридора ворвались Снап и Банди. Пит, недолго сомневаясь, взлетел на мою кровать. До носа долетел резкий запах собачьих консервов.
– Банди, – взвыла я, – мой любимый! Иди сюда! Никому не отдам!
– Надо вызвать врача, – нахмурился полковник.
Дальнейшее помнится плохо. Мигрень просто взорвалась в голове, погребя под собой остатки разума. Омерзительные домашние суетились вокруг, вызывая все новые и новые приступы злобы.
– Уйдите, – молила я, прижимая к себе Хучика, – все убирайтесь вон! Не желаю вас видеть, завтра же уеду вместе с собаками! Ненавижу, ненавижу! Хучик! Банди!
Откуда-то из тумана вынырнуло лицо Оксаны, потом передо мной возник неизвестный мужчина. Его рот с отвратительно толстыми губами беззвучно шевелился. Потом до ушей донесся вопрос Оксаны:
– Что ты ела? Или пила? Немедленно отвечай.
Я поползла в самый дальний угол кровати, крепко прижимая к себе Хучика. Какой у Оксаны мерзкий голос: визгливый, назойливый. А это неприличное любопытство! Что ела, что пила? Какое ей дело!
– Быстро отвечай, – потрясла меня Ксюта за плечи.
Я чуть не задохнулась! От Оксаны несло потом и гадкими духами!
– Ну живо!
– Собачьи консервы, – неожиданно выпалила я и провалилась в сон.
Я проснулась оттого, что чихнула. Я села, зажгла лампу и с удивлением увидела на диване посапывающую Оксану. Подруга была одета в джинсы и свитер. В полном изумлении я перевела взгляд на часы: ровно восемь утра. Отчего Ксюта тут? Иногда она остается ночевать у нас, но тогда ложится в спальне для гостей, Оксана никогда не спит в моей комнате, да еще одетая.
И тут взгляд упал на Хучика. Боже, как я люблю эту собаку. Мгновенно в голове заворочались воспоминания. Вчера я устроила домашним дикую истерику, отчего?
Внезапно Оксана села и спросила:
– Ну как?
– Ничего, – осторожно ответила я, отмечая про себя, что лучшая подруга отвратительно выглядит: кожа желтая, вокруг глаз синяки, и вообще, у нее слишком длинный нос, а волос на голове просто нет. Боже, да она уродка!
Ксюта села.
– Давай рассказывай.
– О чем?
– Обо всем!
– Какое право ты имеешь…
– Ага, ясно, – кивнула Оксана, – что пила? Или ела?
Вдруг на меня навалилась апатия.
– Салат «Цезарь» в кафе.
– И что в нем было?
– Ты никогда не пробовала салат «Цезарь»? – скривилась я. – Листья салата, белое куриное мясо, гренки и сливочный соус, который в некоторых ресторациях заменяют на майонез, чем делают блюдо совершенно несъедобным!
– Я не раз ела «Цезарь», – спокойно ответила Оксана, – не о нем речь. Ты пила что-нибудь?