Ухабы судьбы (сборник)
Шрифт:
– Дом пуст! – сообщил он. – Нужно быстрее пробраться туда, пока не появились хозяева.
Я с неудовольствием поглядел на Куракина. Дернул же черт поддаться на его уговоры, притащить с собой! Возись теперь с ним!
– Живее! – поторопил Юрка.
Мы осторожно подошли к дому. Вблизи он здорово напоминал крепость: тяжелая, обитая железом дверь, узкие зарешеченные окна, толстые стены.
– Надежно окопался, сволочь! – прошептал Голиков, извлекая из кармана отмычку. Однако на сей раз замок оказался ему не по зубам. Пот градом катился у Юрки со лба, губы изрыгали отборную брань, но ничто не помогало.
– Твою мать! – воскликнул наконец он, пряча обратно отмычку. – Ничего не получается!
– Может, есть другой вход? – предположил молчавший до сих пор Ворона.
– Хорошая мысль! – оживился Голиков. – Давайте поищем!
Мы старательно обследовали дом со всех сторон, но не нашли больше ни одной двери. Сплошные ровные стены. Юрка громко выражал сожаление, что не захватил с собой динамит.
– Гараж, – внезапно пробормотал Куракин.
– Вы о чем? – насторожился я.
– У одного моего знакомого гараж соединен подземным ходом с домом…
Голиков скептически усмехнулся:
– Подземные ходы! Лабиринты! Начитался бульварных романов!
– Не торопись, – вступился за коммерсанта Ворона. – В любом случае проверить не помешает.
Гараж, выстроенный из белого кирпича, вплотную примыкал к дому и поражал своими габаритами. В нем вполне мог уместиться не только легковой, но и грузовой автомобиль наподобие злополучного «хлебного фургона». К дверям вела выложенная бетонными плитами дорожка. Замок тут оказался более покладистым, нежели в доме, и спустя двадцать минут железные двери со скрипом отворились. Зайдя первым внутрь, я нащупал на стене выключатель. Тусклый свет залил обширное пустое помещение с цементным полом. В дальнем конце виднелся люк с массивной металлической крышкой. Поверхность ее покрывал странный узор с пятиконечной звездой посередине.
– Любит гуру дьявольскую символику, – проворчал Голиков.
– Ты о чем? – удивился я.
– Пятиконечная звезда! Она, так же, как и свастика, один из древнейших символов чертопоклонников…
– Хорош базарить! – вмешался Ворона. – Давайте поднимем эту хреновину!
Я внимательно оглядел крышку люка. Она казалась вросшей в пол. Ни малейшего паза, за который можно зацепиться.
– Погоди, – отстранил меня Юрка и изо всех сил надавил ладонью на звезду. Заскрежетал скрытый механизм. Крышка отодвинулась.
– Так я и думал! – удовлетворенно сказал Голиков, включая карманный фонарик. Вниз вела узкая винтовая лестница, теряющаяся в темноте. Из зияющего отверстия доносился странный неприятный запах. Оставив Ворону наверху, мы спустились по лестнице. Внизу было темно, хоть глаз выколи, а запах сделался просто невыносимым. После недолгих поисков Юрка обнаружил выключатель. Под потолком вспыхнули яркие лампы дневного света. Мы увидели, что находимся в просторном зале, очень напоминающем лабораторию или морг: белый кафельный пол, застекленные шкафы вдоль стен, в центре – оцинкованный стол, а в углу причудливое кресло, похожее на электрический стул. Довершало сходство некое подобие шлема, увитое проводами и подсоединенное к черной коробке, закрепленной на стене. Сбоку от нее торчала рукоять рубильника.
– Приспособление для лоботомии, – хрипло сказал Голиков. – При помощи его загубили Лену!
– Боже! Какая отвратительная
– Вероятно, из тех банок, – ответил я, указывая на ближайший шкаф. На полках за стеклом виднелось несколько сосудов, заполненных бесцветной жидкостью.
– Химик хренов! – выругался Юрка. – Эта дрянь для…
Тут он осекся. Наверху послышался сдавленный стон, и мертвое тело Вороны, задевая за ступеньки, свалилось вниз. Затем с лязгом захлопнулась крышка люка. Мы очутились в ловушке. Владимир Николаевич, держась за грудь, мягко осел. Лицо его посинело, глаза закатились под лоб, челюсть отвисла.
– Хватит паясничать! – раздраженно крикнул Голиков.
Куракин не отреагировал.
– Навязался на нашу шею, – продолжал бушевать Юрка. – Слизняк паршивый! Чмо болотное!
– Заткнись! – рявкнул я и, наклонившись над коммерсантом, взял его за руку. Пульс не прощупывался. Владимир Николаевич был мертв.
– Чего там? – нетерпеливо спросил Голиков.
– Разрыв сердца! Слишком много на бедолагу свалилось потрясений! А ты орешь, как мудак!
Юрка сконфуженно промолчал. Оставив Куракина, я подошел к Вороне и перевернул тело на спину. Под левым соском торчал загнанный по самую рукоятку финский нож. В глазах застыло удивленное выражение. Парень не успел понять, что с ним произошло. Очевидно, нож метнули издали. Вряд ли кто сумел бы неслышно подкрасться к Вороне, обладавшему при жизни прекрасным слухом и молниеносной реакцией.
– Сказка приближается к концу, – грустно усмехнулся Голиков, передергивая затвор пистолета. – Кстати, где «дипломат» с винтовкой?!
– Оставил наверху, – потупившись, промямлил я. Вопреки ожиданиям, Юрка не стал ругаться, а только с укором посмотрел на меня и покачал головой. Неожиданно снова лязгнула крышка люка, кто-то злорадно расхохотался, и прямо у нас под ногами разбилась большая стеклянная капсула, из которой повалил едкий газ. Горло мое словно стиснули ошейником, глаза заволокло туманом. Последнее, что я увидел, – стремительно приближающийся пол. Потом все исчезло.
– Когда они очнутся?!
– Примерно через час…
(Голос казался странно знакомым, но я никак не мог припомнить, где и при каких обстоятельствах его слышал.)
– Что будем с ними делать, наставник?
– Ха-ха! Посмотрим!.. Ребятки причинили немало беспокойства! За это им придется ответить!..
Я попытался открыть глаза, но без толку. Веки налились свинцом, по вискам барабанили раскаленные молоточки, а содержимое желудка настойчиво просилось наружу. Мозги работали плохо. Память отшибло начисто. Куда меня, черт возьми, занесло и какой хмырь там разглагольствует?!
– Жаль, коммерсант подох, – продолжал знакомый голос. – С дочкой-то мы оплошали!
(Интересно, о ком это они?)
– Свяжем их, наставник?
– Незачем! Газ абсолютно надежен! Даже придя в сознание, человек надолго остается парализованным…
Я попробовал шевельнуться, но тело не слушалось. Наставник говорил правду! «Наставник»… Странное обращение. Так в школах карате, кажется, называют тренера. Или нет? А, вспомнил! Тренера называют сэнсэй, что в переводе значит учитель. Дурацкий язык у азиатов! У индусов слово «учитель» звучит еще противнее: «гуку»? «гуду»?