Ухаживания на скорую руку
Шрифт:
Ночная рубашка соскользнула с плеч, и она стояла перед ним обнаженная до пояса, продолжая цепляться слабеющими пальцами за его плечи. Из-под полуоткрытых век она следила за тем, как он оглядывал ее тело – не прикасаясь к нему, а лишь восхищаясь. Ния прикусила губу, чтобы вновь не застонать, побуждая его к продолжению любовной игры, – ее тело жаждало его прикосновений и уже не могло без них обходиться. Но и в том, чтобы видеть его в тот момент, когда он любовался ею, тоже заключалось странное удовольствие. По его милости, она ощущала себя алебастровой статуей, которую обожествляют, но до которой боятся дотрагиваться.
– Разве ты не хочешь… – прошептала она, наконец, когда внутренний огонь опалил ее чресла.
Его голос звучал до странности прерывисто:
– Да,
Ее груди затвердели и округлились под его пальцами. Когда же он слегка сжал ее сосок, она застонала и крепче вцепилась в его плечи, бессознательно начав двигаться в том ритме, который отбивал в ее голове невидимый тамбурин.
– Дэниэл… Дэниэл… – словно во сне повторяла она, когда ночная рубашка, повинуясь его рукам, стала сползать с ее бедер. Его пальцы обрели легкость и нежность пера, вызывая дрожь возбуждения, которая волнами прокатывалась по ее телу. Он упорно продолжал ласкать, надавливать, поглаживать, доводя ее до полного изнеможения. – О! Дэниэл! – простонала она, напуганная силой собственного дыхания. – Прошу тебя… остановись… ради меня… я не в силах…
Он рывком подтянул вверх ее ослабевшее тело, и нагота едва не ослепила его.
– Все это случилось так быстро… – прошептал он, затем прижал ее к себе с такой силой, что впившиеся в тело пуговицы его пиджака на время отрезвили ее.
– Я, честно говоря, не уверена, что мне этого хочется, – прошептала она, судорожно вдыхая воздух и отпуская руки, которые безвольно упали и задержались на его мускулистых бедрах. Она несколько опомнилась и поняла – этого ей не хотелось ни под каким видом! И в то же время хотелось до безумия! Ей хотелось видеть его обнаженным, таким же, какой в ту минуту была она. Ей хотелось познать его красоту и чувственность самым интимным образом. Но она, конечно же, этого ему не сказала бы! Боже, как это невыносимо. Кажется, в соответствии с ее собственным решением, их связь не должна была слишком ее затрагивать. А физическая близость и, более того, физическая зависимость испортили бы все дело. Душа ее металась в испуге и нерешительности.
Чувствуя ее страх и поддаваясь кое-каким из своих собственных, Дэниэл медленно отпустил ее, давая возможность натянуть на плечи ночную рубашку, которую он только что едва не снял с нее полностью. Его подбородок резко выдался вперед, наподобие тарана античной галеры – такое усилие ему потребовалось, чтобы окончательно оставить Нию, помочь ей встать на ноги и нагнуться за ее халатом, лежащим на полу. Он с таким изяществом и заботой возложил халат Ние на плечи, что со стороны могло показаться, будто он подает ей норковое манто. Потом он склонился над ней, отвел волосы, закрывающие ей шею, и прижал к этому месту свои теплые губы.
– Теперь отправляйся одеваться, детка, – пробормотал он, продолжая ласкать языком кожу у нее на шее. – Помни, что никакой особой спешки нет.
Она долго принимала душ – сначала холодный, потом горячий, потом снова холодный – и размышляла над его словами. Как обычно, она занималась поисками в них второго смысла. Что значит – «особой спешки нет»? Не следует спешить на завтрак? Или не стоит торопиться с интимным сближением? Как бы то ни было, она и в самом деле не стала торопиться. Для того чтобы успокоиться, ей требовалось некоторое время побыть наедине с собой. Когда она наконец вышла из дверей ванной комнаты, ее состояние не оставляло желать ничего лучшего, хотя, разумеется, ей было и не так хорошо, как в объятиях Дэниэла.
– Готова? – спросил он, после чего в изумлении широко раскрыл темно-карие глаза. – До чего же ты хороша! – Его голос звучал ровно, хотя он не скрывал восхищения, шедшего от самого сердца. Допив кофе, которым он угощался в ее отсутствие, Дэниэл аккуратно сложил газету и положил ее на стойку.
Все это время Ния внимательно за ним наблюдала сквозь сетку своих густых темных ресниц.
– Как тебе мой наряд? Подойдет для ресторана? А на тренировку в нем можно?
Ния потратила немало времени, выбирая вполне нейтральное, на ее взгляд, одеяние,
– Ты все еще хочешь попасть на тренировку? – спросил Дэниэл… явно выражая свое одобрение.
– Конечно! Да мне просто не терпится оказаться в зале! – Как ни странно, она сказала правду.
– Знаешь ли… – начал Дэниэл, понижая голос, – я ведь почти что тебе поверил…
– Дэниэл… – Ния вздохнула. – Если бы я думала по-другому, я бы вообще ничего не сказала.
– Очень на это надеюсь, детка. Полностью полагаюсь на твои слова. – Дэниэл тяжело вздохнул и снова взял в свои руки бразды правления: – Ладно. Хватит об этом. Пошли.
Завтрак оказался именно таким, как она и ожидала. Он был сервирован в маленьком, тихом и очень элегантном ресторанчике в Северном Кембридже, куда было очень просто доехать от ее дома. Дэниэлу удалось проникнуть в зал незамеченным, и здесь никто, кроме Нии, не знал, кто он такой. Ния никак не могла отвлечься от утренних впечатлений, даже если бы и захотела – ее собственное тело ежеминутно напоминало ей о прочности его объятий и об обжигающей неге ласк.
Тренировка ничем не отличалась от той, которую она видела в день их первой встречи, но, к большому удивлению Нии, она понравилась ей от начала и до конца. Каждое слово, которое было сказано Дэниэлом, находило здесь практическое применение. Кроме того, теперь и фамилии игроков были ей знакомы. Она воочию увидела Флагга, Раковского, Фитцджеральда, Джонса, Уоттса, Барнса и Вашингтона. Даже травмированный Уолкер присутствовал в зале, хотя играть из-за травмы все еще не мог. Он наблюдал за процессом тренировки стоя, и было видно, какие мучения он испытывал оттого, что его не выпускали на площадку. Прочие игроки – вторые номера – были абсолютно ей неизвестны. Она отметила про себя, что было бы неплохо расспросить о них Дэниэла после тренировки.
Дэниэл переоделся в спортивный костюм и выглядел отлично – как, впрочем, и всегда. Он предпринимал отчаянные усилия, чтобы не смотреть в ту сторону, где сидела его единственная и неповторимая зрительница, изо всех сил старавшаяся оставаться невидимой. Четырнадцатый ряд, третий стул слева от центра.
Ния наблюдала за тем, как Дэниэл руководил тренировкой, отдавая распоряжения глубоким, низким голосом, чей тембр она уже успела хорошо изучить. Она следила за действиями игроков, время от времени собиравшихся вокруг тренера. Он показывал им и рассказывал, что и как делать, а иногда, если кто-нибудь из баскетболистов повторял ошибку, то и покрикивал на него, перекрывая своим зычным голосом все шумы в зале. Она заметила, что Дэниэл в случае необходимости не чуждался дружеского совета. Для этого он обращался к двум своим помощникам, а иногда перекидывался словцом с джентльменом, сидевшим в тени на трибуне наискосок от Нии. Кто это? Харлан Маккей? Ния снова отметила про себя, о чем ей следовало спросить Дэниэла.
Едва ли не против своей воли, она постепенно стала вникать в происходившее на площадке и временами даже любоваться столь откровенной демонстрацией физической мощи людей, носившихся перед ней на невероятной длины ногах. Особенное удовольствие доставляли ей индивидуальные проходы кого-нибудь из этих гигантов. В этот миг для них весь мир сужался до размеров баскетбольной корзины, куда они должны были забросить мяч.
В игре чувствовался продуманный ритм, объединявший игроков на площадке в единое целое. Мяч казался привязанным невидимым канатом с атакующим игроком. Временами было похоже, что мяч вообще не опускается на пол, а просто кочует из рук одного игрока в руки другого. Иногда эти руки заставляли его что есть силы колотиться о поверхность площадки, иногда – взмывать под потолок, но чаще всего мяч заканчивал путешествие в одной из висевших на стене корзин. Это было похоже на танец, на хорошо сделанную хореографическую постановку из разного рода поворотов, обманных маневров, бросков вперед и уходов от воображаемого противника. И снова завершалось все решительным победным броском, который так красиво выглядит в замедленной съемке.