Ухищрения и вожделения
Шрифт:
— Значит, Свистун, да? Добрался до нее все-таки? Ну что ж. Сама виновата. Давно напрашивалась.
— Нет, папочка. Это не мог быть Свистун. Помнишь, мистер Джаго вчера вечером звонил, в полвосьмого, и сказал, что Свистун умер… А когда он сегодня утром звонил, он сказал, хорошо, мол, что вчера нам дозвонился и сказал про Свистуна. И что ты поймешь почему.
Отец по-прежнему молчал. Она слышала, как зашипела в кране и полилась в чайник вода, видела, как отец медленно отнес чайник на стол и вставил вилку в розетку, потом достал с полки кружку. Тереза чувствовала, как
— Пап, а что мистер Джаго хотел сказать?
— Он хотел сказать, что тот, кто убил мисс Робартс, собирался свалить это на Свистуна. А это значит, что полиция будет подозревать тех, кто не знал, что Свистун умер.
— Но ты-то знал, папочка, ведь я же тебе сказала.
Тут отец обернулся и произнес, не глядя на нее:
— Твоей маме не понравилось бы, что ты говоришь неправду.
Но он не сердился и не собирался ее ругать. В голосе отца Тереза не расслышала ничего, кроме величайшей усталости. Она спокойно ответила:
— Это вовсе не неправда, пап. Мистер Джаго позвонил, когда ты был во дворе, в уборной. Когда ты пришел, я тебе сказала.
Отец повернул к ней голову, и она встретила его взгляд. Никогда еще Тереза не видела в его глазах такую безнадежность, никогда еще он не казался ей таким побитым, как в этот момент.
— Ну, правильно, — произнес он. — Ты мне говорила. Так и скажешь полицейским, когда тебя спросят.
— Конечно, папочка. Я скажу им, как все было. Мистер Джаго сказал мне про Свистуна, а я сказала тебе.
— А что я тебе ответил, ты помнишь?
Сосок рожка слипся. Тереза вытащила его изо рта Энтони и потрясла бутылочку, чтобы впустить туда воздух. Энтони немедленно завопил от возмущения, но Тереза утихомирила его, заткнув ему рот соской.
— Кажется, ты ответил, что это хорошо, — сказала она. — Что теперь мы все будем в безопасности.
— Да, — сказал отец. — Теперь мы все в безопасности.
— Это значит, что нам не надо теперь уезжать из дома?
— Это от многого зависит. Во всяком случае, если и придется уезжать, то не сразу.
— А к кому он теперь перейдет, пап?
— Не знаю. Кому она завещала, тот его и получит. Так я думаю. Они могут захотеть его продать.
— А мы можем его купить, а, пап? Как было бы хорошо, правда?
— Это ведь зависит от того, сколько за него запросят. Какой смысл нам сейчас об этом думать? Пока что нам тут и так хорошо.
Тереза спросила:
— А полицейские прямо к нам сюда придут?
— Обязательно. Скорей всего прямо сегодня.
— А зачем они к нам сюда, а, папочка?
— Чтобы выяснить, знал ли я, что Свистун умер. Спросить, выходил ли я из дома вчера вечером. Они скорее всего будут здесь, как раз когда ты из школы вернешься.
Но она вовсе не собиралась сегодня идти в школу. Сегодня было важнее не оставлять отца одного. И у нее уже наготове причина — схватило живот. И это было правдой… ну, почти. Присев утром в уборной, она чуть ли не с восторгом обнаружила первые розоватые признаки начинающейся менструации.
— Но ты ведь никуда
— Телевизор не алиби, — ответил он.
— Но я ведь спускалась вниз, папочка. Помнишь? Я пошла спать рано, в четверть девятого, но не могла уснуть, и мне пить очень хотелось. Я спустилась сюда попить воды. А потом сидела в мамином кресле и читала. Как же ты не помнишь, папочка? Я тут сидела до полдесятого, только потом уже пошла спать.
В ответ ей послышался стон. Потом отец сказал:
— Да. Помню.
Вдруг Тереза осознала, что двойняшки вошли в кухню и стоят бок о бок у самой двери, глядя на отца ничего не понимающими глазами.
Она сказала резко:
— А ну-ка, быстро назад и одеваться! Разве можно спускаться вниз вот так, неодетыми? Вы же простудитесь!
Девочки покорно повернулись и зашлепали босиком вверх по ступенькам.
Чайник плевался паром. Отец выдернул вилку из штепселя, но не двинулся, чтобы заварить чай. Вместо этого он сел у стола, низко опустив голову. Терезе показалось, что он шепчет: «Куда я гожусь такой? Куда я гожусь?» Лица его она не видела, но на миг ее охватил ужас: она подумала, что отец плачет. С Энтони на руках, держа рожок и не переставая кормить малыша, Тереза поднялась с кресла и подошла к отцу. Обе руки у нее были заняты, но она встала очень близко к нему, почти вплотную. И проговорила:
— Все хорошо, папочка. Ты не волнуйся. Все будет хорошо.
Глава 2
В понедельник, 26 сентября, Джонатан Ривз работал в смену 8.15–14.45 и, как всегда, оказался на рабочем месте раньше времени. Но телефон зазвонил только в 8.55. Звонок был именно тот, которого он ждал. Голос Кэролайн был совершенно спокойным, только слова требовали немедленных действий.
— Мне необходимо с тобой увидеться, Джонатан. Сейчас же. Ты можешь уйти?
— Думаю, да. Мистер Хаммонд еще не пришел.
— Тогда я жду тебя в библиотеке. Сейчас же. Это очень важно, Джонатан.
Не было никакой необходимости подчеркивать это. Она не стала бы назначать встречу в рабочие часы, если бы это не было так важно.
Библиотека помещалась в административном корпусе рядом с регистратурой. Часть помещения служила гостиной для сотрудников, другая часть была собственно библиотекой. Три стены были заняты книжными полками, еще два стеллажа стояли посередине, а вокруг низких столиков располагалось восемь удобных кресел. Кэролайн уже ждала, когда он вошел. Она стояла у стенда новых поступлений, просматривая последний номер журнала «Природа». Больше в библиотеке никого не было. Он подошел к ней, не зная, хочет ли она, чтобы он ее поцеловал, но, когда она повернулась и взглянула на него, он понял, что это было бы ошибкой. Но ведь это была их первая встреча после пятницы — пятницы, которая перевернула всю его жизнь. Конечно же, когда они встречаются вот так, наедине, они не должны вести себя как чужие. Он произнес робко: