Ухищрения и вожделения

Джеймс Филлис Дороти

— Ну, угрожала-то ведь всегда она, кто же еще? В суд-то ведь она подала, не Нийл Паско.

— А потом что произошло?

— А ничего. Мисс Робартс села в машину и уехала. Эми оттащила малыша в фургон и дверью хлопнула. А Нийл был такой несчастный, я думала, он вот-вот разревется, и я решила: надо что-нибудь такое ему сказать, чтоб его подбодрить.

— И что же вы ему сказали, миссис Джаго?

— Сказала, что душа у нее черная, а сама она — злобная стерва и что кто-нибудь когда-нибудь ее за это прикончит.

— Не очень-то хорошо с твоей стороны, Дорис, — упрекнул жену мистер Джаго. — Да еще в воскресенье.

Дорис Джаго отреагировала безапелляционно, вполне довольная собой:

— Не очень-то хорошо, и не только в воскресенье. А только ведь я оказалась не так уж и не права.

— А

дальше что было? — спросил Рикардс.

— Ну я поехала дальше доставлять журналы, а как же? Сначала поехала в старый пасторский дом. Обычно я туда не захожу — старики Копли и миссис Деннисон всегда присутствуют на утренней службе и сами забирают свои экземпляры. Но вчера их в церкви не было, и я малость беспокоилась, может, случилось что. Но ничего такого — они просто вещи собирали к отъезду и не успели на службу. Старики-то к дочери ехали, в Уилтшир. Я еще подумала: вот и хорошо, и для них хорошо, и для миссис Деннисон — она немножко отдохнет. Она мне чаю предложила, только я сказала, не могу ждать, потому что видела: она занята, готовит им к чаю еду поплотнее. Но все-таки я посидела на кухне минут пять, поболтала с ней самую малость. Она мне рассказала, что сотрудники на Ларксокене собрали очень даже хорошие детские одежки для благотворительной распродажи, они двойняшкам Блэйни как раз могут подойти, и сказала, хорошо бы Райан Блэйни захотел их купить. Она бы их оценила, и он мог бы выбрать, что надо, еще до того, как их увезут в Лидсетт на распродажу. Мы уже разок так делали, только подходить к этому приходится ужасно тактично. Ведь если он подумает, что это из милости, ни за что не возьмет одежки. Но ведь это не из милости, верно? Это же все идет на пополнение церковного фонда. Ну а я же вижу Райана, когда он в паб приходит, и миссис Деннисон подумала, лучше, чтоб это я ему предложила.

— А из пасторского дома вы куда отправились?

— Поехала в «Обитель мученицы». Мисс Мэар каждые полгода счет за журнал оплачивает, так что я с нее десять пенсов не должна получать. Иногда она занята бывает, а иногда ее дома нет, так что я просто опускаю журнал ей в почтовый ящик.

— А вы не заметили, была она дома в воскресенье или нет?

— Не заметила. Ни тени, ни запаха, как говорится. Потом поехала к последнему дому — к коттеджу, где Хилари Робартс жила. Ну, она к тому времени уж успела вернуться, а как же. Я видела: красный «гольф» перед гаражом стоит. А только я ей в дверь тоже никогда не стучу: не тот она человек, чтоб пригласить в дом хоть пять минут поболтать да чайку напиться.

— Так вы ее не видели? — спросил Олифант.

— Так я ж ее уже повидала, нет? А если вы спрашиваете, видела я ее еще раз или нет, так я вам отвечаю: нет, не видела. Но слышала.

Тут миссис Джаго замолчала — для пущего эффекта, Рикардс спросил:

— Как это — вы ее слышали, миссис Джаго?

— Я ее слышала через почтовую щель в парадном, вот как. Когда опускала туда журнал, разве не понятно? Ну и здорово же она с кем-то ругалась, доложу я вам. Просто настоящий скандал, иначе не назовешь. Второй за день. А может, и третий.

— Что вы этим хотите сказать, миссис Джаго? — спросил Олифант.

— Ну, просто я так подумала, и все тут. Мне показалось, когда она к фургону-то подъехала, что ее кто-то уже здорово накрутил. Щеки горят. Дерганая какая-то. Ну вы понимаете.

— И вы это смогли разглядеть из двери фургона?

— А как же. Хотите — считайте, что это особый дар.

— А вы могли бы сказать, с кем она разговаривала — с женщиной или с мужчиной? — спросил Рикардс.

— А это кто угодно мог быть. Я-то слышала только один голос, ее собственный. Но там точно кто-то еще был, если только она сама на себя не орала.

— В котором же часу это могло быть, миссис Джаго?

— Около четырех, я считаю, или чуть попозже. Ну, скажем, я к фургону подъехала в двадцать пять четвертого, а уехала без двадцати пяти. Прибавим четверть часа в пасторском доме, это у меня получится без пяти четыре, потом еще езда через мыс. Должно так и получиться — чуть позже четырех.

— А потом вы домой поехали?

— Точно. И я была здесь чуть позже полпятого, правда, Джордж?

— Может, и была, дорогая, — отозвался муж. — А может, и нет. Я же спал.

Через

десять минут Рикардс и Олифант покинули паб. Джордж и Дорис смотрели вслед полицейской машине, пока та не скрылась за углом. Потом Дорис сказала:

— Что-то мне этот сержант не больно по душе пришелся.

— Ну, знаешь, мне они оба не очень-то по душе пришлись.

— Ты ведь не считаешь, что я неправильно сделала, что про ту ссору им рассказала, а, Джордж?

— А у тебя выбора не было никакого, вот что я тебе скажу. Это же убийство, Дорис, а ты — одна из тех, кто ее последним видел, верно? И все равно они все это или хотя бы часть узнают от Нийла Паско. Нет смысла скрывать то, что полиция в конце концов все равно узнает. И это ведь все правда, что ты им говорила.

— Ну я бы так не сказала, Джордж. Я бы сказала — это не вся правда. Я могла бы чуток сбавить тон, смягчить это все. Но вранья в том, что я им говорила, во всяком случае, не было.

Некоторое время они оба в полном молчании размышляли над этими тонкими различиями. Потом Дорис сказала:

— Эта грязь, которую Томми растер по брюкам мисс Робартс… Это из той лужи, что у них под уличным краном. Уже много недель стоит. А правда, забавно было бы, если б оказалось, что мисс Робартс убили из-за того, что Нийл Паско новую прокладку не удосужился поставить?

— Вовсе не забавно, Дорис. Я бы не сказал, что это так уж забавно, — откликнулся Джордж.

Глава 8

Родители Джонатана Ривза переехали из своего стандартного домишки в южной части Лондона в квартиру с видом на море в современном многоэтажном доме на окраине Кромера. Джонатан получил работу на станции в то же время, когда вышел на пенсию отец и было решено вернуться в те места, которые они так любили, где раньше с таким удовольствием проводили отпуск. И кроме того, как выразилась мама, «смысл в том, чтобы у сына был домашний очаг, пока не встретится подходящая девушка». Отец пятьдесят лет проработал в отделе ковров и ковровых покрытий большого универмага в Клапаме. Придя туда пятнадцатилетним мальчишкой, прямо со школьной скамьи, он постепенно поднялся до должности заведующего отделом. Фирма разрешала ему покупать ковры дешевле, чем по себестоимости, а обрезки — иногда такие, что хватало на небольшую комнату, — он получал вообще бесплатно. Так что Джонатан с детства не видел в доме ни одной комнаты, где пол не был бы устлан ковром от стены до стены.

Иногда ему казалось, что их густой ворс, из чистой шерсти или из нейлона, поглощает и приглушает не только звук шагов. Обычной реакцией матери на любые события было либо спокойное «очень мило», одинаково подходившее и к удачному обеду, и к обручениям или родинам в британском королевском доме, и к великолепному зрелищу солнечного восхода; либо — «Это ужасно, ужасно, не правда ли? Порой просто задумаешься: к чему же в результате придет наш мир?». Последнее могло относиться к событиям самым различным — к убийству Кеннеди, к какому-нибудь особенно отвратительному преступлению, к жестокому обращению с детьми или насилию над ними, к взрыву бомбы ИРА. Но на самом деле она не задумывалась над тем, к чему же в результате придет наш мир. Эмоции такого рода давно уже были приглушены эксминстерскими коврами, ^[55] коврами из мохера, их ворсом, их тканевым основанием. Он порой думал, что его семья живет в мире и дружбе лишь оттого, что все эмоции здесь почти совсем атрофировались — их недостаточно использовали, их нечем было питать; скандал был бы чем-то слишком здоровым и мощным: захиревшие эмоции никак не могли бы его выдержать. При первых признаках назревающей ссоры мать говорила: «Не надо повышать голос, дорогой, я терпеть не могу скандалов». Разногласия, никогда не бывавшие слишком резкими, находили выражение в брюзгливом недовольстве, которое само собой угасало — не хватало энергии долго ему предаваться.

55

Эксминстерский ковер — имитация персидского ковра с многоцветным узором. Первоначально производились в Эксминстерсе, графство Девоншир.