Уик-энд на берегу океана
Шрифт:
– Да.
– Тогда, будь любезен, скажи по пути этим типам, чтобы заехали сюда.
– Извиняюсь, – сказал велосипедист, – если тебе интересно возиться с этим малым, хоть он тебе и не друг-приятель, – твое дело, я уж говорил, словно для себя стараешься, а меня уволь, я в такие дела мешаться не намерен.
– Почему?
– Нипочему, – ответил велосипедист, – не хочу, и все тут.
– Ты пойми, – сказал Майа, – этот тип не мой товарищ, но я его знал, понятно!
– А-а, знал, – протянул велосипедист. – Сразу бы так и говорил, что знал. Если знал – дело другое.
– Спасибо.
Велосипедист поставил педаль вертикально и нажал на нее ногой.
– Смешно все-таки, ей-богу, в этой хреновой армии мертвых на машинах развозят.
– А мы, живые, – сказал Майа, – мотаемся пешедралом по дорогам. Мир перевернулся.
– Это ты верно сказал, – удовлетворенно улыбнулся велосипедист, – весь мир перевернулся.
Он исчез за углом. Майа по-прежнему стоял в одиночестве посреди мостовой. Через несколько минут из-за угла показался грузовик, подрулил к нему. Майа сделал знак остановиться. На крыше кабины действительно устроился невысокий чернявый парень, коренастый, видать, весельчак; он возвышался над платформой, где лежали трупы в одежде защитного цвета.
– Привет, браток! – крикнул он, взмахнув куском колбасы.
– Привет! – сказал Майа.
Из кабины вылезли двое. Оба жирные, с лоснящимися физиономиями, в их благополучном обличии чувствовалось что-то нечистое.
– Это твой дружок? – спросил один из них.
– Нет, не мой.
Оба подошли к телу. Подошли вразвалку, не торопясь. И молча уставились на труп. Майа почему-то показалось, что его присутствие их стесняет.
– Грязная у нас работенка, – извиняющимся тоном сказал один, тот, что отозвался первым.
– Ишь как заговорил! Подсоби лучше, – авось не уморишься! – весело крикнул чернявенький. – Ведь сам же напросился на эту грязную работенку. Никто тебя силком не тянул. Ведь добровольно пошел, а?
– Ну ладно, – недовольно сказал первый.
Из кабины вышел шофер и, прислонившись к капоту машины, стал раскуривать сигарету. Был он высокий, хорошо сложенный, с пошлой физиономией, а под носом у него в виде запятой чернели усики. Он скрестил ноги в кожаных крагах и стал смотреть перед собой отсутствующим взглядом.
Те двое подняли тело, один за плечи, другой за ноги, и потащили к грузовику.
– Входите, входите, господа и дамы! – кричал чернявенький. – Чья очередь? Места еще есть!
– Вот ведь, ей-богу, – сказал один из солдат, бросив быстрый взгляд на Майа, – ничего святого у него нет.
Оба остановились примерно в метре от грузовика параллельно платформе и стали раскачивать тело.
– Раз, два – взяли! – кричал чернявенький. – Раз, два – взяли.
Грузчики одним движением подбросили тело. Оно перевернулось в воздухе и с мягким стуком шлепнулось о платформу.
– Раз, два – взяли! – кричал чернявенький. – Все заполнено, мест больше нету! Полный комплект до следующего жмурика. Дзинь-дзинь-дзинь!
Правой рукой он несколько раз дернул воображаемую веревку от звонка.
– Ты уж хватил через край, Жюль, – сказал один из могильщиков, искоса взглянув на Майа.
– Там есть еще один, –
– Это в нашу работу не входит, – возразил все тот же могильщик. – Наше дело подбирать трупы на улице, а не по домам ходить их собирать. На эту работу другие парни выделены.
– Неужели вы не можете оказать мне услугу? – спросил Майа.
– Нет и нет, – сказал грузчик, – и еще раз нет.
– Ну а ты?
– Я? – сказал второй. – И я как он…
– А ты? – обратился Майа к шоферу. – Не поможешь ли ты мне?
– Я шофер, – ответил тот.
Он выпустил струйку дыма прямо перед собой и медленно переставил ноги.
– Ладно, я пойду, – крикнул чернявенький со своего насеста, – я пойду, если дашь сигарету.
– Хоть две.
– Иду, – весело крикнул чернявый.
Он аккуратно положил колбасу и хлеб на крышу кабины, потом как гимнаст спрыгнул на платформу. Раздался мягкий стук.
– Простите великодушно, господа-дамы! – сказал чернявый. – Извиняюсь, если я вам слегка ноги отдавлю.
Опершись ладонью о край платформы, он все так же весело спрыгнул на тротуар.
– Ей-богу, ты уж слишком, Жюль! – сказал один из грузчиков.
– Видали гадов? – сказал чернявенький, шагая рядом с Майа по коридору. – Строят из себя святош на людях, а я своими глазами видел, как они потихоньку у жмуриков обручальные кольца прут. Ты скажешь, а на кой им, жмурикам, обручальные кольца? Конечно, дело житейское, но я такие вещи не стал бы делать. Мертвые, они и есть мертвые, верно ведь? Ничего-то бедняги не видят, не чувствуют. Согласен, ни к чему всякие церемонии с ними разводить, только одно и можно для них сделать – швырнуть их в яму. Но это еще не причина, чтобы кольца у них переть. Понимаешь – это не ради них, а ради себя. Себе же самому противно.
– Верно, – сказал Майа.
– А тот, наверху, тоже твой дружок?
– Нет, не дружок.
– Его осколком убило?
– Нет, это я его застрелил…
– Что? – сказал чернявый и даже остановился, хотя уже занес ногу на первую ступеньку, и пристально поглядел на Майа. – Ты его уложил? А за что ты его уложил?
– Он хотел изнасиловать молоденькую девушку, он и вот тот парень, которого вы сейчас забрали.
– Так ты и того, первого, тоже уложил?
– Да.
– Значит, двух ухлопал? Двух одним махом? Господи боже мой! А ты, надо сказать, парень молодец!
– Ну, это было не так уж трудно, – сказал Майа каким-то странным тоном, – представь, не труднее всего остального! Вот, – добавил он, вытаскивая из кобуры свой револьвер, – видишь эту выступающую стальную штуку, на нее нажимают пальцем. Чуть нажимают, совсем чуть-чуть – и готово! Для этого не обязательно быть, как ты говоришь, молодцом.
– А ну, убери свою игрушку, – сказал чернявый, – я, знаешь, этих штуковин не люблю, боюсь! Но ведь двух! Подумай только, двух!
Он помолчал.
– Надо все-таки большой сволочью быть. Вдвоем на девушку напали. Ты хорошо сделал, что их уложил.