Уилл Грейсон, Уилл Грейсон
Шрифт:
"Я буду через минуту", - говорит Пауль, я прислоняюсь к стене и так нервничаю по поводу моих документов, что перестаю нервничать по поводу моей близости с Джейн. Хотя я знаю, что я, приблизительно, трёхмиллионный человек, который получает поддельное удостоверение личности, я до сих пор уверен, что это уголовное преступление, и я вообще против совершения тяжких преступлений. "Я даже не пью",- я говорю вслух, наполовину себе и наполовину Джейн.
"Мое просто для концертов", - говорит она.
"Могу ли я увидеть его?" - я прошу. Она хватает свой рюкзак, который был по всей длине расписан названиями групп и цитатами, и достает бумажник.
"Я храню его здесь, - говорит она, открывая бумажник, - потому что, если я, типа, умру или что-то вроде этого, я не хочу, чтобы в больнице пытались вызвать родителей
"Это отличная твоя фотография. Это именно то, как ты выглядишь", - я говорю ей. И это правда. Вот в чем проблема: очень много вещей - правда. Это правда, что я хочу, засыпать ее комплиментами и правда, что я хочу держать дистанцию. Правда, что я хочу ей нравиться и правда, что не хочу. Глупая, бесконечная правда, исходящая из обеих сторон этого большого, тупого рта. Это то, что заставляет меня продолжать глупо говорить: "Ну, ты не знаешь, как ты выглядишь, не так ли? Всякий раз, когда ты видишь себя в зеркале, ты знаешь, что ты смотришь на себя, поэтому ты не можешь не позировать. И ты никогда об этом не догадываешься. Но ЭТО - то, как ты выглядишь".
Джейн кладет два пальца на фото в удостоверении, которое расположено у меня на ноге, и ее пальцы оказываются на моей ноге, если не учитывать документ, и я некоторое время смотрю на них и потом на Джейн, и она произносит: «Пауль, не смотря на все его криминальное прошлое, на самом деле отличный фотограф». В этот момент выходит, машущий пластиком водительского удостоверения в воздухе, Пауль. «Мистер Биафра, твои документы».
Он протягивает их мне. На его руке выбито слово МЕНЬШЕ.
Удостоверение идеально. Все голограммы соответствуют Иллинойским документам, одни и те же цвета, та же плотность, ламинированный пластик, информация о доноре органов. Я даже нормально выгляжу на фото. «Боже, - говорю я.
– Это великолепно. Это Мона Лиза среди всех удостоверений личности».
«Без проблем, - говорит Пауль.
– Ладно, ребятки, мне еще нужно уладить кое-какие дела». Пауль улыбается и скрещивает руки. Я все еще озадачен тем, как кто-то такой примитивный может быть гением поддельных документов. «Увидимся позже, Джейн. Пусть Фил наберет меня».
«Да, капитан»,- говорит она, и мы спускаемся по лестнице, и я чувствую мое поддельное удостоверение в переднем кармане, плотно прижатое к моему бедру, и кажется, что теперь у меня есть доступ ко всему долбаному миру.
Мы выходим на улицу, и холодный воздух кажется очень неожиданным для нас. Джейн начинает бежать впереди меня, и я не знаю, должен ли я следовать за ней или нет, но потом она оборачивается ко мне и начинает бежать вприпрыжку обратно. Из-за ветра, я еле могу расслышать ее крик: «Давай, Уилл! Прыгай! Ты ведь теперь мужчина».
И я буду идиотом, если не начну скакать вслед за ней.
Глава 4
Я складываю метамусил ( мед. препарат) в седьмом отделе, когда подходит Маура. Она знает, что мой босс вне себя, когда я болтаю во время работы, поэтому она притворяется, будто смотрит на витамины во время нашего разговора. Она говорит, что в слове «жевательный» есть что-то очень беспокоящее, и вдруг, когда на часах оказывается 5:12, она осознает, что это время для личных вопросов.
Маура: Ты гей?
Я: Что за фигня?
Маура: Я пойму это, если ты, правда, гей.
Я: Потрясающе, ведь именно это меня больше всего и беспокоило: как ты к этому отнесешься.
Маура: Я просто сказала.
Я: Я это учел. А теперь заткнись и дай мне поработать, хорошо? Или ты хочешь использовать мою скидку сотрудника, чтобы купить себе препарат от коликов?
Я думаю, должно быть правило, по которому ты не можешь спрашивать об ориентации парня во время работы. Да и не хочу я обсуждать это с Маурой в любом другом месте. Ведь дело в том, что мы не настолько близки. Маура - это друг, с которым я люблю обмениваться сценариями о предстоящем конце света. Однако она не та, кто сможет убедить меня попытаться остановить апокалипсис. На протяжении года, когда мы общались, это всегда было проблемой. Я знаю, что если расскажу ей о моей симпатии к парням, она скорее всего перестанет хотеть со мной встречаться, что будет огромным преимуществом. Но я также знаю, что сразу стану её домашним питомцем-геем, а это последнее, чего бы мне хотелось. И не то чтобы я был настоящим геем. Я чертовски ненавидел Мадонну.
Я: Тут должен быть препарат для людей, страдающих запором, под названием метамусил.
Маура: Я серьёзно.
Я: И я серьезно говорю тебе отвалить. Ты не можешь называть меня геем только из-за того, что я не хочу с тобой спать. Многие парни не захотели бы этого.
Маура: Да пошел ты.
Я: Ах, но дело в том, что ты не станешь.
Она подошла и разбросала все бутылочки, которые я выставлял в ряд. Я чуть не поднял одну и бросил ей в голову, пока она уходила, но правда в том, что если бы я разнес ей голову здесь, мой менеджер заставил бы меня прибираться, а это отстой. Последняя вещь, которая мне нужна, - это грязь на моей обуви. Вы знаете, как трудно потом убрать эту фигню? Но это работа действительно была мне необходима, что значило: я не могу делать вещи вроде переворачивания моей таблички с именем и носить разодранные джинсы или приносить в жертву щенков в отделе игрушек. На самом деле это не так уж и плохо, кроме времен, когда мой менеджер рядом или люди, которых я знаю, приходят и удивляются тому, что я работаю, а они не должны. Я думал, что Маура вернется в седьмой отдел, но она не вернулась, и я знаю, что теперь мне придётся хорошо себя с ней вести (или по крайне мере, не быть с ней грубым) в течение следующих трех дней. Я делаю пометку в уме купить ей кофе или что-то вроде того, но моя умственная доска - это шутка, потому что как только я что-то пытаюсь туда поместить, оно исчезает. И правда в том, что когда мы в следующий раз заговорим, она будет нести всю эту чушь о том, как она оскорблена, и это только больше будет меня раздражать. Я имею в виду, что это она начала разговор. Не моя вина в том, что она не смогла принять этот ответ. По субботам магазин (cvs) закрывается в восемь, что значит, я освобождаюсь к девяти. Эрик, Мари и Грета говорят о вечеринке, на которую они идут, и даже Роджер, наш квадратноголовый менеджер, рассказывает нам о его предстоящей ночи с женой, подмигивая, толкаясь локтем и изрыгивая. Я бы лучше представил себе гниющую рану с заползающими туда личинками. Роджер лысый и толстый, и его жена, по всей видимости, тоже лысая и толстая. И последняя вещь, которую я хочу слышать, это то, как у них будет лысый и толстый секс. Потому что знаю, что он говорит об этом так заговорщицки, когда на самом деле он придет домой, и они вместе посмотрят фильм Тома Хэнкса, а потом один из них ляжет на кровать, а второй пойдет в туалет, и они поменяются местами, и когда второй человек выйдет из туалета, они погасят свет и уснут.
Гретта спрашивает меня, не хочу ли я пройтись с ней, но ей двадцать три или около того, и её парень Винсент выглядит так, будто собирается распотрошить меня, если я скажу какое-нибудь умное словечко в его присутствии. Поэтому я просто приехал домой, где меня ждала мама, но Айзек был не в сети, и поэтому я ненавижу то, что у мамы никогда нет планов на субботу, а у Айзека всегда есть. То есть я не хочу, чтобы Айзек целыми днями сидел у компьютера и ждал меня, потому что одна из лучших вещей о нём - это то, что у него есть личная жизнь. Было письмо о том, что он собирается пойти в кино на день рождения Кары, я ответил, что желаю ей хорошего дня рождения, но конечно, Айзек получит письмо после окончания праздника и не сможет передать Каре моё поздравление. Ладно, всё равно.
Мама лежит на нашем зелёном диване и смотрит мини-сериал "Гордость и предубеждение" в триллионный раз, и я понял, что если ещё хоть немного просижу с ней, то превращусь в девчонку. Странно то, что мама так же любит смотреть "Убить Билла", тогда как я никогда не понимаю разницу в её настроении, когда она смотрит его и "Гордость и предубеждение". Мама один и тот же человек, несмотря ни на что. Что кажется мне чем-то неправильным.
Я решил не смотреть "Гордость и предубеждение", потому что он идёт пятнадцать часов, и я знаю, что когда он закончится, Айзек точно будет дома. Мой телефон продолжает звонить, а я продолжаю не брать трубку. Есть хорошая вещь в том, что Айзек не может позвонить мне, - я могу не беспокоиться о том, что это он.