Украденная любовь
Шрифт:
— Ничего. То есть я хочу сказать, что я вас совсем не знаю. Я не знаю ни откуда вы родом, ни кто ваши родные…
— Кто мои родные? — Он как-то странно усмехнулся. — У меня нет родных, Элиза.
— О-о-о!..
Киприан увидел, как у нее между бровями залегла морщинка: очевидно, Элиза придумывала новые причины, по которым для нее невозможно было принимать его ухаживания. Но Киприан не собирался давать ей время на размышление.
— Я один на свете, Элиза, один как перст. Вероятно, именно поэтому меня так тянет к вам.
— Гм-м!.. — Она сглотнула. Ее губы слегка приоткрылись, образовав
— Я… вы… — Она резко отдернула голову. — Может быть, вы хотя бы расскажете мне о вашей семье?
Ах да, семья. Он придвинулся к ней ближе:
— Что вы хотите узнать?
— Ну… — Она начала чертить кончиком указательного пальца по поверхности стола. Киприан молча наполнил ее бокал, и Элиза с благодарным кивком взяла его в руки, но пить не стала. — Расскажите мне, кто были ваши родители.
Киприан сжал челюсти, соображая, какую часть правды он может ей открыть.
— Моя мать, царствие ей небесное, умерла, когда я был еще мальчишкой. Она была замечательной женщиной. Жизнь ее не баловала, но она делала, что могла. Мой отец рано оставил ее, несмотря на ее любовь и преданность, — добавил он, предвосхищая какие-либо вопросы об отце. — Он был удачливым дельцом, но не смог оценить ее любви и не пожелал выполнить свой долг по отношению к ней. И ко мне.
— Он бросил вас и вашу мать? — На лице Элизы отразилось потрясение. Какой же тепличной жизнью она жила до сих пор! — А другие дети были?
— У моей матери? Нет, я был у нее единственным ребенком. Знаете, Элиза, я думаю, вам бы понравилась моя мать. — Киприан слегка наклонился вперед, сам удивленный искренностью и жаром своих слов. — Она понравилась бы вам, а вы понравились бы ей. У вас те же утонченные манеры, та же спокойная осанка и тот же неукротимый дух.
— Неукротимый дух? — Элиза рассмеялась. — Дома никто не сказал бы так обо мне. Я всегда была тихоней.
— Значит, пребывание на борту «Хамелеона» пошло вам на пользу не меньше, чем Обри. Скажите мне, — он снова накрыл ее свободную руку своей, — будет ли ваша семья так же благодарна за изменения, произошедшие в вас, как отец Обри?
Элиза нервно откашлялась, но руки не отняла.
— Это разные вещи.
— Может быть. А может быть, и нет. Вы благодарны?
— Я… я не знаю. Киприан, пожалуйста, — взмолилась она, — я думаю, нам лучше вернуться к прежней теме.
— И что это за тема?
— К Обри. Мы говорили о нем.
— Нет, о вас и о том, почему вы бежали из Англии.
— Я не бежала.
— Нет? Тогда скажите, когда состоится ваша свадьба?
Элиза отдернула руку. Говорить о предстоящем бракосочетании ей явно не хотелось.
— Так что же, Элиза? — не отступал Киприан. — Когда вы должны стать женой молодчика, которого выбрали вам родители? Ведь это они вам его выбрали, не так ли?
— Ну… да, они. Но я их выбором довольна, — парировала Элиза. — Мы должны пожениться следующим летом.
— Так почему же вы не остались в Лондоне, чтобы готовиться к этому радостному событию? Почему обществу человека, которым, как вы сказали, вы «довольны», вы предпочли
Прежде чем ответить, Элиза глотнула вина. На ее нижней губе повисла крошечная капелька, и она машинально слизнула ее. Это выглядело одновременно так невинно и так вызывающе, что Киприан едва не выругался вслух. Его влекло к ней до безумия, а она даже не понимала, что делает!
— Я решила сопровождать Обри, потому что хотела помочь ему.
— С ним мог поехать кто-нибудь другой. Его собственная мать, например. Так почему его спутницей в этом путешествии оказались именно вы?
Он смотрел ей прямо в глаза, не давая собраться с мыслями и придумать обтекаемый ответ. Элиза выглядела такой несчастной, что ему показалось, будто она сейчас заплачет, хотя у него и в мыслях не было ее обидеть. Но вот она глубоко вдохнула, и ее нежно округлый подбородок воинственно вздернулся.
— Если уж вы так хотите знать, то я не очень хотела выходить замуж за Майкла Джонстона. По крайней мере, вначале. Но теперь я думаю, что нам будет хорошо вместе.
— Вам будет хорошо вместе? — Киприан издал смешок и откинулся на спинку кресла. — А как же любовь, страсть? Не совершайте этой ошибки, Элиза, не лишайте свою жизнь любви и страсти.
— Да кто вы такой, чтобы давать мне советы? — огрызнулась Элиза. — Судя по вашему поведению, вы, по-видимому, предпочитаете страсть любой разумной и серьезной привязанности. Доверию. Настоящей заботе людей друг о друге.
Киприан улыбнулся ее горячности:
— Если вы хоть раз попробуете, что такое страсть, моя дорогая, вам и в голову не придет сравнивать это высшее и самое мощное из чувств с чувствами гораздо более слабыми и пресными, с теми, какие вы превозносите сейчас.
Серые глаза Элизы загорелись праведным гневом.
— Кому-кому, а уж вам бы не следовало так говорить! Ведь вашу мать погубила именно такого рода страсть. Она вышла замуж за человека, который, очевидно, не был к ней привязан и не заслуживал ее доверия. И почему она это сделала, как вы думаете? Может быть, она спутала свою страсть к нему с теми более тонкими чувствами, которые только и могут создать счастливый, прочный брак? Вы выросли без отца, у вашей матери, как вы сказали, была тяжелая жизнь, а все потому, что при выборе мужа ею руководила слепая страсть, тогда как более разумный и трезвый подход сослужил бы куда лучшую службу и ей, и вам. Майкл, может быть, и не заставляет мое сердце биться быстрее, но нам будет хорошо и надежно вместе. И я уверена, что он, по крайней мере, не бросит меня!
Как легко она вылила ушат воды на разгоравшийся костер его собственной страсти к ней! Вне себя от ярости и разочарования, злясь на нее, на отца, разрушившего их с матерью жизнь, Киприан перестал взвешивать свои слова.
— Разве я говорил, что она вышла за него замуж? Простите, если создал у вас ложное впечатление, Элиза. Мой отец не удосужился жениться на моей матери. Боюсь, вы видите перед собой обычного незаконнорожденного, или, грубо говоря, ублюдка.
Тон его был спокоен, но леденил душу, и Элиза затихла, как будто он на нее накричал. Судорожно сглотнув, она покрутила в пальцах бокал и еще раз облизнула губы.