Украденный. Книга вторая

Эм Рина

— Вряд ли она захочет, — он вспомнил, что Унау говорила час назад и усмехнулся.

— Она может изменить мнение, когда узнает наши обычаи получше. Беда с ней в том, что она все время сидит в шатре и не выходит. Мы звали ее на праздник, но она отказывалась. Сперва я решил, что это ты велел ей, а потом Снежич признался мне, какая у вас сперва вышла непонятность и я решил оставить ее в покое до твоего прибытия.

— Она напугана и еще она ревнует, — сказал нехотя Арис.

— Ревнует, — понимающе усмехнулся старик.

—

Она слышала, что девушки в вашем краю более свободны и… она злится. Говорит дурные слова Я легко впадаю в гнев, а она, чуть что, в слёзы… я готов защищать её всегда! Но защищаться от неё не желаю! Она мой человек, но повлиять на её разум я не в силах. Все было ужасно сегодня, когда я пришел в шатер. Она решила, что должна вести себя как моя жена и не понимала моих слов. А затем я кричал на нее и она плакала. Потом я ушел. Не хочу привыкать к такой жизни. Будто Мауро с Ардой — драки и ссоры. Я не хочу идти обратно, видеть ее не хочу!

— Арис, — перебил его старик, — мы все это решим. Забудь об этой горести, позволь мне все устроить! Унау успокоится. А завтра я попробую ее немного задобрить. Хоть эту ношу мы с тебя снимем.

Арис только вздохнул, не позволяя себе надеяться, что охранитель в самом деле сможет помочь. Старик вдруг резко встал:

— Пора мне! Нет, нет, не ты! Останься здесь! Идем, ты не стеснишь меня, — старик взял каменную чашку и отодвинул плетеную циновку, которую Арис и не заметил. Перед ними открылась анфилада комнат.

— Там вон мои покои, а я сегодня до утра буду занят. Ложись и отдыхай. Тут тебя никто не потревожит.

Перед уходом он сказал:

— С утра тебя поднимет племянница моя. Поешь, потом приходи на праздник. Завтра у нас день игрищ. У Древа будет праздник и в лесу. Ну, сам увидишь. Унау я займусь, а ты завтрашний день развлекайся, ни о чём не думай. А вечером возвращайся сюда, соберутся охранители у Сердца, будем совет держать. Но думаю, сойдемся, что после помятований по твоему народу пора нам отправляться к Лесьяру. Пора нам пробудить его и деву, а то нас Меш заждался.

Старик на миг задержался, улыбнулся и сказал:

— Благослови тебя Лес и Сердце! Доброй ночи, Арис.

Уже засыпая, Арис вспоминал светящиеся фигурки в траве. Зайчонка из цветного света, что гнался за птичкой, у которой с хвоста искорки осыпались в траву.

Ему снились теплые, светлые сны. В них он был ребенком, играл в Ирисовом ущелье с Бако и Антором. Няня звала их ужинать и рассказывала сказки, а Мауро уехал далеко и забрал с собой Арду. Сон был вкусным, будто лакомство и Арис наслаждался каждым мгновением, но вдруг все изменилось. Уютная постель стала жесткой, перед ним возник колючий куст, а под ним на земле лежал младенец, широко открывающий рот в плаче. Рядом была и Унау. Арис не сразу узнал ее — так сильно она изменилась, иссохла, волосы торчали вокруг лица клочьями, а в запавших глазах горела ненависть.

—

Ты бросил меня, — упрекнула она и младенец вторил ее словам плачем, — я отдала тебе все и ты бросил меня. Твой сын никогда не знал тебя и мучился, мучился, мучился…

Арис протянул к ней руки, желая утешить, но образ Унау распался в воздухе и его окружила черная пустота. Из мрака доносились крики и стоны. Дети кричали, завывали женщины, скрежетали зубами мужчины и хрипели старики. Арис знал, что каждая слеза, каждый стон его вина. Он понимал, что спит, но не мог ни проснуться, ни пошевелиться. Между ним и реальностью разверзлась пропасть кошмара и он соскальзывал в ее пасть.

— Ну все, довольно! Отпусти его, тупая птица!

Он втянул воздух и наконец смог открыть глаза. Юная девушка полотенцем выгоняла из комнаты странное существо — вроде бы птицу, размером чуть меньше гуся, но с необычайно длинным хвостом, и дивной расцветкой. Птица мчалась прочь, неуклюже уворачиваясь от ударов, у самого выхода обиженно вскрикнула и скрылась в проеме.

Арис потер глаза — на миг ему показалось, что у птицы было женское лицо.

— Доброго утра, гостюшко! — девушка тут же заткнула полотенце за пояс хозяйским жестом и поклонилась ему в пояс, — хорошо ли спал-почивал?

Девушка была высокой и будто налитой жизнью. Две толстых косы, будто змеи проползли по ее спине и стукнулись об пол.

— Ты кто? — спросил он, спуская ноги с постели.

— Племянница. Веду домохозяйство у дядьки Ондрата. Или он не сказал тебе? — она подняла с пола и подала Арису его рубаху, а сама отошла на шаг.

— Сказал. Как твое имя?

— Пока гостишь у дядьки, зови меня сестрица. Сестрица Глафира.

Арис откинул одеяло и подтянул штаны. Глафира даже не отвернулась, все так же смотрела на него, прищурив глаз с какой-то насмешкой.

— А кого ты гнала полотенцем? Что за птица?

— Это дядькина зверушка, птица-сирин. Кличут Машкой. Поет отменно, но на ночь надо гнать ее в шею из горницы. Иначе заберется на грудь и будет слушать твои сны всю ночь. Добро, если хороший сон сниться, она запоет светлую песню. А вот если сон дурной, она заплачет, закричит. Тогда и не проснуться можно. Дядька про нее позабыл, видно, за хлопотами, вот она пробралась к тебе. Уж не серчай.

— А у нее… — Арис чуть замялся, не зная. Стоит ли спрашивать про человеческое лицо.

— А теперь вставай, гость дорогой, иди вниз, где вчера с дядькой вечеряли. Там уж и умыться я приготовили и стол накрыла, а пока горницу приведу в порядок, — сказала Глафира.

Она вышла в коридор с ним вместе и махнула рукой:

— Вот туда пойди. Видишь, белый полог висит? Там и умываться.

Не сделав и трех шагов, Арис едва не наступил на серый комок из перьев и только случайно понял, что это птица. Одно крыло у птицы было развернуто, ноги торчали в стороны. Он вернулся назад.