Укрощение повесы
Шрифт:
У Анны защипало глаза от подступивших слез. Она так понимала Генри: она тоже жаждала получить что-то истинное, чего, она боялась, вовсе не существует. Иногда ей до боли этого хотелось.
Но она не была этим «чем-то». Не для любого. Теперь нет.
— Генри, нет, прошу тебя...
Ее мольбу резко оборвал поцелуй, его губы с яростью и страстью прижались к ее губам. Это не было так уж ужасно, она не давилась и не боялась, как во времена, когда ее муж выпивал и его одолевало похотливое настроение. В другое время этот поцелуй, может быть, даже ей понравился
Но от поцелуя Генри она не улетала в иные миры, как случалось, когда ее целовал Роб. Он лишь высекал искру, но не разжигал пламя.
Анна с силой уперлась ему в грудь, пока не разорвала объятия. Генри отступил назад.
— Анна, — выдохнул он, явно шокированный своим поступком, и густо покраснел. — Мне очень жаль...
Она покачала головой, вытирая рукой мокрые губы.
— Мне пора возвращаться в дом. И когда мы в следующий раз встретимся, больше такого не повторится.
Она развернулась и побежала по садовой дорожке, прежде чем он успел что-то сказать или поцеловать. Закрывая дверь, она успела увидеть, что он все еще стоит у ворот и смотрит в ее сторону. Словно чего-то ждет. Какого-то жеста или чего-то подобного. И ей почти хотелось отреагировать.
Но она устала и проголодалась. Слишком много страсти для одного дня.
Отец по-прежнему сидел в кресле и, попыхивая трубкой, смотрел на мечущиеся языки пламени. Анна опустилась на стул напротив него и потерла ноющие виски.
— Мне кажется, Генри Эннис — прекрасный молодой человек, — произнес отец, не отводя взгляда от очага. — Он трудолюбив и не лишен амбиций. Он говорил мне, что у него есть дом за городом и однажды он туда уедет, когда удалится от дел.
— Да, я знаю. Там сейчас живут его мать и сестра, — ответила Анна.
— По-моему, он хочет добавить к ним еще и жену.
Она засмеялась:
— Актерам вообще не стоит жениться.
— Да, по крайней мере, некоторым. Они зачастую вспыльчивы и импульсивны и сразу спускают все, что зарабатывают. Но, кажется, Генри не из их числа. Леди стоит приглядеться к нему.
Неужели отец знает о том внимании, что оказывает ей Генри? Анна внимательно посмотрела на него, но тот ни намеком не выдал, что об этом думает и действительно хочет этого для нее. Он просто сидел и посасывал свою трубку.
— Соответствующей леди — возможно, — сказала она. — Ты куда-нибудь сегодня уходишь или мне послать Мадж в таверну за ужином? Я купила на рынке немного яблок для пудинга. Они маленькие и твердые, но сгодятся для отличного пирога.
— Да, пошли Мадж, если ты голодна. Я пропущу еще стаканчик и посижу тут чуток.
— Только не пей слишком много. Не на пустой желудок. Или мне придется посылать за доктором. — Анна поцеловала отца в щеку и повернулась, собираясь уходить. — Мне надо привести себя в порядок. Сегодня был очень длинный день.
Отец поймал ее за руку:
— Ты слишком много работаешь, моя дорогая. Говорю тебе, подумай о мастере Эннисе. Он даст тебе достойную жизнь, как ты того
— Не переживай за меня. Я сама могу о себе позаботиться и о тебе тоже. — Анна улыбнулась уверенной улыбкой и еще раз поцеловала отца, в глубине души уже не так уверенная в том, что говорила.
Роб кинул в огонь клочки пергамента и стал пристально наблюдать, как они превращаются в черные хлопья пепла, исчезая в небытии. Если бы можно было так же просто вычеркнуть из головы мысли, исторгнуть их из этого мира.
У него за спиной, в главном зале «Трех колокольчиков», привычно толпились постояльцы: напивались — тихо или буйно, спускали деньги за карточным столом и лапали служанок, за что получали по физиономии. В воздухе витали запахи жареного лука, дешевой говядины, пролитого эля и мокрой шерсти, мешаясь с едким дымом затопленного очага.
Но Роб ничего этого не замечал — все отдалилось, как птичье пение в голубой выси. Он сидел, сжимая руками подлокотники кресла, и молча смотрел на обугленные остатки послания Уолсингема.
Госсекретарь получил новую информацию о предателе — человеке, который хотел, прикрываясь театром, заработать на передаче сведений испанцам. Это был Том Олвик.
Отец Анны собственной персоной. И Робу поручалось отыскать улики, которые навсегда разрушат его жизнь и приведут предателя к заслуженной каре.
Роб откинулся в кресле и протянул ноги к огню, словно тот мог согреть его заледеневшее сердце. «Том, — подумал он. — Том, всегда такой приветливый и прозорливый, когда речь идет о пьесах, которые он продает публике. Он всегда знает, чего хотят зрители. Том в лучшем случае полупьяный и в последнее время все больше оставлявший свои дела Анне. Он действительно такой хороший актер, что за пьяными шутками может скрывать измену?»
Роб с силой потер подбородок. Конечно, Том мог и играть — любой, попавшийся в сети Уолсингема, должен быть искусным лгуном, иначе будет уничтожен. Но за свою жизнь Роб получил несколько горьких уроков и научился видеть суть вещей дальше того, что показывали миру другие люди. Он бы не смог без этого обойтись, работая на Уолсингема и трудясь на ниве писательства. Благодаря этой наблюдательности ему до сих пор удавалось остаться в живых.
Но Том не казался ни лжецом, ни актером. Да, безжалостный бизнесмен, но всегда справедливый к своим арендаторам и тем, кто на него работал. Давно успешный человек, теперь ищущий утешение в вине и эле из-за чересчур затянувшейся жизни.
Роб не верил, что он может быть шпионом. Значит, это кто-то из его окружения? Хорошо знакомый с его делами?
Например, Анна?
— Нет, — пробормотал он, помня сладость ее поцелуя и удивление в глазах, когда она получала удовольствие. За острым языком и строгой одеждой она прятала нежность. Нет, Анна не могла быть предательницей.
И все же какое-то сомнение оставалось. Анна — умная женщина, и у нее есть доступ ко всем делам отца. В Соутворке поговаривали, что смерть мужа оставила ее без единого пенни и она была вынуждена вернуться домой.