Укротитель Медузы горгоны
Шрифт:
Короткий палец Обоймова, смахивающий на шпикачку, ткнулся в бумагу. Я машинально посмотрела в ведомость, увидела фамилию, стоящую выше пустого поля, на которое указывал Лев Яковлевич, и растерялась. Потом тихо спросила:
– У вас новые актеры?
– Да, да, – закивал Обоймов, – я пригласил новых людей. «Отелло» будет эпическим полотном, никакой игры с текстом, полная классика, но в моей оригинальной, современной трактовке.
Дверь гримерки распахнулась, появился Витя с френч-прессом в руках.
– Ваш
Теперь я уставилась на стеклянный чайник. В висках застучали молоточки, в голове закружились обрывки воспоминаний.
Вот я складываю вещи Розалии… беру горшок с засохшим цветком… Иратов роется в шкафу под подоконником… пицца в ресторане… чай… жасмин… Еще секунда, и обрывки, как мозаика, сложатся вместе, получится картинка, яркая, четкая…
– Как тебе помада? – ворвался в мозг громкий вопрос.
Я вынырнула из тумана, поняла, что не заметила, как Обоймов и Витя покинули гримерку, и пролепетала:
– Что?
– Как тебе помада? – повторила Лариса. – Я брюнетка, мне идет красный цвет. Для Джульетты он не подходит, но для меня – супер.
Я посмотрела на лицо Ларисы. И опять оцепенела. Кровавая помада… черные волосы… «она всегда ходила тихо, подкрадется и задает вопрос, да еще голос, каким говорят гламурные блондинки»… Ясмин… чай… жасмин… пицца…
– Ау, тебе плохо? – спросила Лариса.
Я вздрогнула.
– Нет, все хорошо, просто голова заболела.
Лара быстро открыла сумочку.
– Сейчас найду таблетки, всегда таскаю при себе аптечку.
– Мне надо позвонить, – пробормотала я, – срочно.
– Эй, вы куда? – возмутился Егор. – Еще не ответили на мои вопросы!
– Держи лекарство, – сказала Лариса.
Я увидела протянутый блистер и ощутила сильное головокружение.
– Это что?
– Бармалагин, – пояснила новая прима театра «Небеса», – отлично помогает при мигрени.
Я попыталась произнести хоть слово, но не смогла. Хотела сделать шаг, однако ноги не слушались. В голове снова вихрем крутились обрывки моих разговоров с разными людьми. «Кафе «Лермонтов», там вкусные пирожные»… «что в цветке, фляжка?»… «я играла у Вознесенского Катарину»… «Пиратов ее задушил», «Нам очень нужны деньги, я не посмотрела, какую книжечку отдала Розалии»…
– Ну вы даете! – вырвал меня из полуобморока голос Бочкина. – Бармалагин глотают от кашля, от боли он бесполезен.
– Да? А мне помогает, – растерялась Лариса.
– Сейчас вернусь, – из последних сил прошептала я, с трудом отрывая от пола весящие по сто пудов ноги.
– Ладно, отпущу вас, ответите на вопросы вечером, после спектакля, – прогремел Бочкин. – Можете сами выбрать, в каком кафе встретимся. Предлагаю заведение «Дом Мазарини» в двух шагах
«Капучино, капучино, капучино… – твердил мне тихий внутренний голос, – дают же чек… камера… чек… камера…»
– А на вынос у них стаканы с подогревом, – бубнил Егор. – Я прошу термоупаковку, она сохраняет напиток горячим целых два часа. Ну как, Степанида?
– Звучит, словно приглашение на свидание, – хихикнула Лариса.
Я заморгала. Свидание? С кем? С Бочкиным?
– Ой, как я ее люблю! – вдруг воскликнула актриса и прибавила звук у радиоприемника, стоявшего справа от трехстворчатого зеркала. – Ла-ла-ла-ла… Певица Жасмин! Голос у нее такой нежный.
Егор тут же влез в разговор.
– Жасмин не настоящее имя. В жизни она Ясмин.
– Нет, – заспорила Лариса, – Сара Манахимова, я читала в Интернете. И совершенно неважно, что в паспорте у нее написано, она шикарно поет. Да еще и сама красавица.
– Я всегда говорю лишь то, что знаю, – уперся Егор, – не болтаю, как некоторые. Восточное имя Ясмин на европейский лад звучит как Жасмин. У нас Иван, у американцев Джон. Катя – Кэт, Маша – Мэри, Ясмин – Жасмин. Мне это в Египте в отеле объяснили. Не надо верить Интернету, там сплошное вранье.
Меня сковал ледяной холод. Жасмин… пицца… духи «Ночь»… пирожные… Оля Таткина…
– А еще в «Доме Мазарини» вкусные десерты, – ворвался в уши противный голос полицейского. – Но если вы, Степанида, хотите дать необходимые для раскрытия дела показания в другом месте, то…
У меня в голове раздался щелчок, и лед, сковавший тело, мгновенно растаял, стало невыносимо жарко.
– Лучше умереть, чем пойти на свидание с Бочкиным, – неожиданно для себя самой выпалила я. – Даже если на Земле не останется ни одного мужчины, даже если мне пригрозят немедленной смертью, я постараюсь держаться от Егора Михайловича на расстоянии в тысячу метров. Нет, в миллион! В миллиард! Убегу на Северный полюс босиком!
Лицо парня вытянулось, он обиженно прогудел:
– Почему? Что я сделал плохого?
– Все! – топнула я ногой. – В вас отвратительно все – от одежды до поведения. От грязных волос до нечищеных ботинок. От занудства до хамства.
Лариса расхохоталась, а я вылетела в коридор и побежала во двор, на ходу набирая номер Якименко.
Когда я минут через пятнадцать, слегка успокоившись, вернулась в гримерку, Лариса сказала:
– Ты ему нравишься.
– Кому? – устало спросила я.
– Егору, – со смехом пояснила актриса. – Он на себя суровость напускает от смущения, а допросы с пристрастием устраивает, потому что не понимает, как к себе твое внимание привлечь. Дурачок. Ты убежала, а он тут чуть не зарыдал. И принялся у меня выпытывать, чем твой гнев вызвал. Ой, как ты его отчехвостила!