Уксусная девушка
Шрифт:
– В моей стране есть поговорка… – объявил Петр. Да неужели, подумала Кейт. – Мы говорим так: «Подели работу на части, и она займет меньше времени, чем когда делаешь ее целиком».
– Эффектно, – заметила Кейт.
– Давно вы отращиваете волосы?
Он так неожиданно сменил тему разговора, что Кейт растерялась.
– Что?.. А, волосы. Кажется, с восьмого класса. Больше не могла выносить этих дурацких Болтушек Кэтти.
– При чем тут какая-то Кэтти?
– Болтушка Кэтти, кукла такая была, еще до Барби. Бла-бла-бла, в салоне красоты – одна сплошная болтовня. Женщины не успевают сесть в кресло, как начинают обсуждать
– Волосы у вас исключительные, – похвалил Петр.
– Спасибо, – сказала Кейт. – Ну, мне тут сворачивать. Вы в курсе, что лаборатория совсем в другой стороне?
– Ах да, в другой! – воскликнул Петр, не слишком огорченный. – Ладно, Кейт. Увидимся! Отлично побеседовали!
Кейт свернула на свою улицу и махнула рукой, даже не оглянувшись.
Не успела она ступить на порог, как явственно услышала мужской голос.
– Белочка! – строго позвала она.
– Я ту-ут! – пропела сестра.
Кейт швырнула куртку на стул в прихожей и вошла в гостиную. Белочка с невинным видом сидела на диване – игривые золотистые кудряшки, легкая не по сезону маечка с открытыми плечами. Рядом расположился соседский мальчишка из семейства Минцев.
Что-то новенькое. Эдвард Минц был на несколько лет старше Белочки – юноша нездорового вида с рыжеватой всклокоченной растительностью на подбородке, смахивающей на лишайник. Школу он окончил в позапрошлом июне, но в колледж не поступил. Его мать винила во всем «японскую болезнь». «Что за болезнь такая?» – спросила Кейт, на что миссис Минц ответила: «Это когда молодые люди запираются в своих комнатах и отказываются жить нормальной жизнью». Только Эдвард вовсе не ограничивал себя своей комнатой, напротив, расположился на застекленной веранде, выходившей аккурат на гостиную семейства Баттиста. Там он просиживал дни и ночи напролет в шезлонге, обхватив колени руками и покуривая подозрительно короткие сигаретки.
Что ж, по крайней мере, никакой романтикой тут и не пахнет. (Белочка питала слабость к футболистам.) Тем не менее правила есть правила, поэтому Кейт объявила:
– Белочка, ты же знаешь правило: в отсутствие взрослых никаких гостей!
– Какие гости?! – возмутилась Белочка, сделав большие и удивленные глаза. Она подняла блокнот, лежавший у нее на коленях. – У меня урок испанского!
– Неужели?
– Помнишь, я спрашивала у папы? Сеньора Макгилликадди сказала, что мне нужен репетитор? И я спросила у папы, а он ответил: «Ладно»?
– Да, но… – начала Кейт. Вряд ли отец понимал, что речь идет о соседе-укурыше. Однако вслух Кейт ничего не сказала – дипломатичность! Вместо этого она обратилась к Эдварду: – Ты отлично владеешь испанским, Эдвард?
– Да, мэм, проходил его целых пять семестров. – Было неясно, то ли он умничал, то ли назвал ее «мэм» на полном серьезе. В любом случае Кейт стало неприятно, она вовсе не такая старая. – Иногда я даже думаю по-испански.
Белочка хихикнула. Так она реагировала буквально на все.
– Он уже меня многому научил? – воскликнула она.
Превращать утвердительные предложения в вопросительные было второй несносной привычкой Белочки. Иногда Кейт подтрунивала над ней, делая вид, что действительно воспринимает их как вопросы.
– Я ведь рядом не сидела, откуда мне знать?
– Что? – не понял Эдвард.
– Не обращай на нее внимания? – велела Белочка.
– В каждом семестре я получал пять или пять с минусом, – поведал Эдвард, – кроме последнего года, но я не виноват. Это все из-за стресса.
– Ясно, – сказала Кейт. – Тем не менее Белочке нельзя приглашать молодых людей, когда взрослых нет дома.
– Эй, это просто унизительно! – возмутилась Белочка.
– Не везет так не везет, – откликнулась Кейт. – Продолжайте, я буду неподалеку.
И она вышла из гостиной. Позади раздался шепот Белочки:
– Уно суко!
– Уна сука-а, – назидательно поправил ее Эдвард.
И оба сдавленно захихикали.
Белочка вовсе не была такой уж лапочкой, как могло показаться на первый взгляд.
Совершенно непонятно, почему Белочка вообще появилась на свет. Мать девочек – хрупкая, неброская розово-золотистая блондинка с лучистыми, как и у Белочки, глазами – провела первые четырнадцать лет брака в «домах отдыха», как их тогда называли. И вдруг родилась Белочка. Удивительно, что родителям вообще пришла в голову идея завести второго ребенка. Возможно, они и не планировали, и Белочка – дитя беспечной страсти. Впрочем, это еще менее вероятно. Так или иначе, при второй беременности у Теи Баттиста обнаружился порок сердца, либо же беременность стала его причиной, и женщина умерла, не прожив и года. Для Кейт мало что изменилось – мать присутствовала в ее жизни чисто номинально. А Белочка ее даже не помнила, хотя некоторые жесты матери она скопировала с пугающей точностью – например, так же притворно-застенчиво подпирала подбородок рукой, или задумчиво покусывала указательный палец. Будто она успела изучить мать, еще находясь в утробе. Тетушка Тельма, сестра Теи, говаривала: «Ах, Белочка, при виде тебя у меня слезы на глаза наворачиваются! Ты просто копия твоей бедной мамочки!»
Кейт, напротив, ничуть не походила на мать. Она была смуглая, крепкая и немного нескладная. Ей бы и в голову не пришло манерно грызть пальчик, и вряд ли кто назвал бы ее лапочкой.
Кейт была уна сука.
– Кэтрин, дорогая моя!
Кейт пораженно отпрянула от плиты. В дверном проеме стоял отец, сияя улыбкой.
– Как прошел день? – спросил он.
– Нормально.
– Все хорошо?
– Более или менее.
– Превосходно! – Он так и маячил в дверях. Как правило, отец возвращался из лаборатории подавленный, весь в мыслях о проекте. Похоже, сегодня ему удалось продвинуться в своих исследованиях. – На работу пешком ходила?
– Да, конечно.
Кейт всегда ходила пешком, если погода не была совсем ненастной.
– А потом славно прогулялась до дому?
– Угу. Кстати, по пути столкнулась с твоим лаборантом.
– Неужели?
– Угу.
– Чудесно! И как у него дела?
– В каком смысле? – не поняла Кейт. – Разве вы не виделись сегодня?
– Ну, то есть о чем вы разговаривали?
Она долго не могла вспомнить.
– Вроде о волосах.
– Вот как. – Отец долго улыбался, потом, наконец, спросил: – О чем еще?